– Какая-то странная у вас аргументация. Скажите, каким образом стрелок может получить больше десяти очков за один выстрел? Да никаким! На мишени самая высокая точность обозначена десяткой. Я выбила десятку, а вы не хотите мне её ставить, только потому, что я перед выстрелом сальто не сделала?

– Молчанова, мы заложили возможность оценивания по высшему баллу выдающихся работ. Поставим вам десять, а вдруг найдётся работа лучше?

– Не найдётся, – уверенно заявляю я, – Нет на мишени большего количества очков. Смотрите!

Перелистываю свою работу перед его поскучневшим взглядом.

– Нет ни одной пометки, исправления или замечания! Значит, работа безупречна! Какой выдающийся результат вы ждёте от решения школярских задач? Эти решения давно известны, все ответы на вопросы даны в учебниках. Вы намереваетесь обнаружить грибное место на только что заасфальтированной дорожке? Вы меня сто раз простите, но не могу удержаться от вопроса: вы в своём уме!

Мой последний вопрос слышат ближайшие соседи. Испуганно оглядываются. Присматривается к нам и остальная комиссия. Чуточку придерживаю себя, скандал надо держать в рамках. Мне нужно поступить в Лицей, а не оставить на его месте развалины. Жду. Преподаватель размышляет, собирается с мыслями.

– Мне надо посоветоваться с коллегами, – и уходит к остальной комиссии.

Пока они, склонившись друг к другу головами, обсуждают что-то тихо, но довольно бурно, поглядываю по сторонам. Надо отвлечься. А тут есть симпатичные мальчики, но почти все как-то испуганно смотрят в мою сторону. Кое-кто старается не смотреть. На парочку посмелее стрельнула заинтересованно глазками, чуть улыбнулась.

На настоящий момент из класса вышли три человека. Не знаю, что они получили, нам не сообщают. Впустили пятерых, больше мест нет. За одним столом можно сидеть только одному, его ближайший сосед не ближе, чем через стол. В шахматном порядке мы сидим, если коротко.

Замечаю возвращающегося экзаменатора, когда он уже подходит и садится.

– Комиссия решила задать вам дополнительный вопрос по письменной работе. Ответите правильно и полностью – получите десять. Нет, оставим девять.

– Нет, – коротко и с предельно обаятельной улыбкой безапелляционно отвечаю я.

Я не упрямая скотина и вполне способна согласиться на приемлемые ясные условия. Но оценка устного вопроса всегда более субъективна, чем письменное решение. И звуки речи к документу не приложишь. Слишком скользкие условия.

– Но почему? Молчанова, один вопрос и противоречия разрешены!

– Нет такого в ваших Правилах. Вы их на ходу меняете. Это не допустимо. Ставьте десять и противоречия будут разрешены.

Опять уходит. Опять совещаются. Слегка напрягаюсь, не нравятся мне их взгляды. Не то чтобы злые, но они явно хотят меня проучить. Так, что они могут сделать? Только занизить оценку за устный экзамен. Начинаю готовиться к новой схватке. Какая я молодец, что непрерывно много месяцев интенсивно работала головой именно по утрам! Мозг работает на полных парах, ясный и предельно собранный.

Опять подходит мой экзаменатор. Садится. Садиться, чтобы через полминуты встать. Забегался, наверное, туда-сюда.

– Хорошо, Молчанова. Мы ставим вам десять за письменную работу. Приступим, наконец, к устному экзамену. Давайте ваш билет.

– Не приступим, – ласково улыбаюсь я, – То есть, приступим, но не так.

Тем временем он выводит мне с кровью вырванную оценку в экзаменационной лист. На мои слова смотрит с усталым недоумением.

– Вам так и придётся курсировать туда-сюда. Чтобы избежать всяких споров и сложностей я хочу сдавать экзамен сразу всей комиссии. Прошу вас! – я не могу выйти, стол стоит вплотную к стене. Вообще-то так не принято, наверное, нарочно это сделали, чтобы увеличить расстояние между школьниками.

Возражать не стал, только устало вздыхает. Идём к сомкнутым столам комиссии. Замечательно! Теперь меня будет видно всем мальчишкам. И стрелки на чулках, на которых они обычно залипают. Хорошая позиция.

Мне предоставляют стул. В своём внутреннем представлении я выхожу на поле боя с несколькими противниками. Мне нужна чистая победа, я должна всех уложить. Кладу заготовленные листы перед собой. На каждом написана дата, название экзамена, мои имя-фамилия, номер экзаменационного листа. Тридцать второй он, кстати.

– Начинайте, Молчанова, – это строгий председатель комиссии.

Начитываю первый вопрос, с ходу отвечаю. А что там отвечать? Определение арифметического квадратного корня плюс некоторые пояснения.

– Скажите, Молчанова, а зачем введены такие ограничения: обязательная положительность подкоренного числа и результата извлечения корня? Ведь корень нечётной степени вполне возможно извлечь и из отрицательного числа.

У-п-п-п-с! А вопросец коварный! И некорректный. И что делать? Отказаться отвечать сходу? Не, не буду их так радовать.

– Запишите пока заданный вопрос, – обращаюсь к «моему» экзаменатору, – а я подумаю.

– Нет-нет, запишите номер билета, номер вопроса из билета, потом текст дополнительного вопроса и не забудьте фамилию задавшего вопрос.

– Вы планируете протоколировать весь экзамен? – с лёгкой улыбкой любопытствует председатель. Его сосед сверлит меня мрачным взглядом. Это он задал противный вопрос. Улыбаюсь с искренней симпатией.

– Да.

– Вы нам настолько не доверяете?

– Вы только что необоснованно пытались занизить мне оценку за письменную работу. Почему я должна вам доверять? – голос мой максимально нежен, улыбкой тоже смягчаю жёсткий по сути ответ.

В ответ хмыканье. Кажется, председателя веселит ситуация. И вот, наконец, я могу отвечать.

– Пишите ответ, – обращаюсь к экзаменатору, который исполняет роль ведущего протокол, – Вопрос некорректный. В математике не принято обсуждать определения и вводимые термины, их просто принимают к сведению. Это не законы в парламенте, которые дебатируются месяцами. Про парламент можете не писать. Так как вопрос некорректен, то и мой ответ не может быть полным. Я считаю: для удобства.

– Записали? Пишите дальше моё мнение: вопрос и ответ на него засчитаны и оценены быть не могут в виду упомянутой некорректности.

– Она права, – вдруг замечает председатель, – Да и вообще, это довольно глубокий вопрос и точно не для восьмиклассницы.

Благодарно хлопаю ресницами в его сторону.

Второй вопрос из билета проскакиваю даже без допов. На третьем меня пытаются подловить. Уже председатель. Но получилось наоборот.

– Молчанова, вы сослались в задаче на определение параллелограмма. Что оно гласит, это определение?

Барабаню ответ. Потом вынуждаю протокольщика записать вопрос, ответ и нарисовать плюсик за правильность. Фишка в том, что вопрос очень простой, но он идёт в зачёт. Я же ответила.

– Точно? Вы не перепутали? – председатель хитренько улыбается.

– Точно, точно! – уверяю я, – Мне уже поставили плюсик.

Председатель не выдерживает, фыркает. Я тоже смеюсь. А чего мне не смеяться, я удар парирую, а они – нет.

– Чем отличаются свойства параллелограмма от его признаков? – сильный вопрос задаёт председатель. Но ответ прост, если его знать. Сейчас надо сказать спасибо папочке, это он как-то разъяснил мне этот тонкий момент.

– Каждый признак можно считать свойством параллелограмма. Но если есть признак, то рассматриваемый четырёхугольник однозначно параллелограмм. Наличие свойства в общем случае не позволяет однозначно делать такой вывод.

– Какое вы можете назвать свойство параллелограмма, которого недостаточно, чтобы считать четырёхугольник параллелограммом?

Я притормаживаю, жду, когда запишут мой предыдущий ответ и вопрос. И лихорадочно перебираю в голове все известные мне свойства. Их не так много, но есть недокументированные, не явные, и их много. Ладно, не будем выходить из зоны учебника.

– Одна диагональ делит четырёхугольник на два равных треугольника. Две противоположные стороны равны или параллельны тоже можно считать такими свойствами.