– Тебе, сосунок, ещё у мамкиной титьки лежать, а не ввязываться в дела настоящих бойцов! Удивляюсь, как такому недомерку мамка позволила от своего подола оторваться! Я же тебя, вошь дохлая, пополам одной левой перешибу! – вызывающе прокричал Пересмешник и с удовольствием оглянулся на товарищей, дружно подхвативших его гогот. – Сейчас я тебе покажу, как надо владеть оружием, но это будет последним уроком в твоей жизни. Бери свой кухонный ножичек. Тебе он гораздо больше к лицу, чем меч истинного рыцаря! Потому что твоё место среди баб на кухне, а не среди воинов на поле боя. А по ночам ты должен греть постель таким настоящим мужикам, как я! Вот твоё истинное предназначение!

Раздался новый взрыв смеха, и ровные шеренги кнехтов рассыпались. Воины, продолжая гоготать над шутками Пересмешника, начали образовывать вокруг поединщиков полукруг, оставляя магистру достаточное пространство для обзора. Тот продолжал с безразличным видом сидеть в белоснежной палатке, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами с секретарём.

К поединщикам подбежал молодой ландскнехт, сунул в руки гонца небольшой кухонный нож для разделки мяса и отбежал прочь. Обречённый рыцарь поднял голову, чтобы посмотреть в глаза своему противнику. Пересмешник, вальяжно сложив руки на могучей груди и надменно усмехаясь, в упор глядел на него. На его поясе висел широкий и короткий меч, но он был раз в десять длиннее кухонного ножа гонца.

Магистр посмотрел на небо, взял в руки висящий на груди крест с распятием и, поцеловав его, произнёс:

– Господи, единственный наш защитник и опора в наших делах и мыслях, уповаем на твою справедливость! Прояви милость к рабам твоим. Мы лишь неразумные дети твои, и поэтому будь к нам благосклонен, ибо мы искренне веруем в тебя, как единственного нашего защитника и покровителя. Аминь!

В это время сплошные тучи разорвались, и на короткий миг блеснуло яркое солнце. Но уже через мгновение небо снова затянулось сплошной пеленой, и резкий порыв ветра, подхватив край мантии магистра, прикрыл ею лицо фон Плеттенберга, словно обнял его.

– Бог услышал мои молитвы! – дрожащим от волнения голосом воскликнул магистр и с благоговением, будто прикасаясь к длани самого Господа, осторожно снял левой рукой со своего лица край белой мантии. – Господь одобряет нашу сегодняшнюю жертву! Да будет так! Сходитесь!

Пересмешник, услышав приказ магистра, не раздумывая выхватил из ножен острый меч. Он казался неповоротливым, подобно медведю, но эта неповоротливость была обманчива. Словно лесной хищник, опытный боец молниеносно бросился на противника. Он надеялся неожиданным ударом сразу решить исход поединка, и ему это почти удалось. Гонец действительно не ожидал такого резкого выпада и только в самое последнее мгновение успел развернуть корпус в сторону. Лезвие клинка Пересмешника прошло на волосок от груди рыцаря и легко распороло остатки мокрой рубашки, которая до сих пор хоть как-то ещё прикрывала его худое тело. Изорванная в клочья ткань бесформенным комком упала на булыжники мостовой, прямо под ноги гонца, оставив его торс совершенно голым под холодными струями дождя. Провалившись в пустоту, меч кнехта крутанулся вокруг своей оси, и его остриё всё-таки вспороло гладкую кожу противника. Из раны показались первые капли крови, и Пересмешник, издав победный клич, быстро оглянулся на радостно гогочущую позади него толпу. Но лучше бы он этого не делал. Сотой доли секунды гонцу хватило, чтобы выпрямиться и со скоростью молнии направить лезвие своего короткого ножа прямо медведеподобному бойцу в бок, который он так неосмотрительно подставил под удар. Краем глаза тот успел заметить стремительное движение соперника, но отвернуться уже не смог. Остро заточенный кухонный нож с неприятным хлюпающим звуком вошёл прямо под рёбра Пересмешника. Гонец быстро повернул его несколько раз вокруг своей оси, и нестерпимая боль пронзила всё тело могучего кнехта. Он медленно повернул голову и с недоумением посмотрел на своего тщедушного, низкорослого противника. В глазах гонца плясали злые черти радости и удовольствия. Он криво усмехнулся и ещё раз резко повернул нож.

Двор замка огласил рёв смертельно раненного зверя. Пересмешник попытался занести над головой гонца свой верный боевой меч, который не раз легко вспарывал брюхо летящих на него вражеских лошадей, но на этот раз он почему-то отказался слушаться своего хозяина. Воин беспомощно глядел, как недоросток оставил свой нож у него в боку и, легко подпрыгнув, выбил ногой меч из его слабеющей руки. Первый раз в жизни он ничего не смог сделать. Его тело будто парализовало, и он был всего лишь пассивным зрителем этого чудовищно несправедливого спектакля жизни. Пересмешник недоумённо глядел, как верный меч вылетает из его руки, а затем почему-то очень-очень долго крутится в воздухе и падает на мокрую от дождя брусчатку. Звон ударяющегося о камень железа он слышал уже словно издалека, а его глаза видели теперь перед собой только темнеющее небо. В следующее мгновение грузное тело с грохотом рухнуло посреди площади.

Бой закончился. Гонец упал на колени, вознёс к небу сложенные ладони и начал истово молиться. Но вдруг ему показалось, что сквозь свинцовые тучи на него смотрит тяжёлым взглядом что-то огромное, неведомое и потому очень страшное. В этот момент он даже растерялся, не зная, что ему дальше делать: продолжать молиться или просто радоваться победе. Радоваться тому, что остался жив. Наконец, решив не делать ни того, ни другого, он поднялся на ноги и ещё раз посмотрел на небо. Он понял, что нужно делать. Победитель с чувством собственного достоинства благодарно поклонился небу до самой земли, затем ещё раз взглянул на безжизненное тело некогда до омерзения весёлого Пересмешника и медленно пошёл к палатке магистра.

Вальтер фон Плеттенберг пристально следил за действиями гонца и в это короткое время, пока тот приближался к нему, думал, как теперь правильнее всего с ним поступить. Бог принял своё решение и теперь ждал, что сделает он, а Господь ведь не простит ему ошибки, и потому следует хорошенько подумать, прежде чем предпринимать какие-либо действия. Тем временем собравшиеся на площади молча смотрели на великого магистра и ожидали его вердикта. Рыцарь же, который, несмотря на наготу, теперь не дрожал и не казался жалким, смело смотрел в лицо хозяина замка и ждал справедливого приговора.

«Видимо, Богу было угодно свести меня поближе с этим человеком, а игнорировать волю Господа никак нельзя!» – принял окончательное решение магистр и, великодушно улыбнувшись победителю, произнёс:

– Ну что же, нашему Господу сегодня было угодно, чтобы в смертельной, но честной схватке победу одержал именно этот человек, а воля Господа для нас высший закон. Закон жизни и смерти! Во время поединка с простолюдином, брат мой, ты повёл себя достойно и, несмотря на коварство противника, оказался сильнее, показав ловкость и смелость, и тем самым подтвердил, что рыцарь в любом бою может и должен одержать победу. Поэтому своим повелением я дарую тебе новое обмундирование и перевожу тебя в свою личную охрану. Думаю, что ты сможешь оценить моё великодушие и будешь достойно исполнять свои новые обязанности!

– Мой господин, вы даровали мне возможность доказать свою честность и преданность ордену, и теперь я всецело в вашем распоряжении! – всё ещё не веря своему счастью, произнёс рыцарь и приложил правую руку к сердцу, после чего встал на левое колено и склонил перед магистром голову. – Распоряжайтесь мной и моей жизнью!

– Отныне я дарую тебе новое имя – Везунчик! – весело прокряхтел фон Плеттенберг.

– Благодарю, мой господин! – учтиво, но с достоинством ответил бывший гонец.

Лёгкая крытая повозка ехала не спеша, поскрипывая давно требующими смазки колёсами. Солнышко приятно пригревало. Весело щебетали лесные пичуги. Повозка неспешно катила по наезженной лесной дороге, ведущей из Митавы в Ригу. Два города разделяли всего-то два с половиной десятка миль. Лошадью ловко управляла молодая светловолосая девушка, а рядом с ней пристроился довольно крепкий мужчина лет сорока или пятидесяти, который время от времени что-то усердно записывал. Впереди ехала телега, в отличие от повозки не имевшая укрытия от непогоды. Да и два человека, которые в ней сидели, были одеты намного проще.