Франция, индустриально преуспевшая больше, нежели Россия, обладала на момент начала войны более современным оружием. У России, как всегда: безграничные человеческие ресурсы. Практичные потомки Наполеона это прекрасно знали. Результатом длительных и непростых переговоров французских властей с Николаем II станет отправка во Францию двух бригад – первой и третьей – в составе Русского экспедиционного корпуса. В общей сложности, защищать страну-союзника Францию отправятся двадцать тысяч русских солдат и офицеров. Отметим, кстати, что французы просили помощь в размере четырехсот тысяч человек!! Взамен обещали обеспечить оружием и доставку русских войск на кораблях французского флота. Еще две бригады – вторая и четвертая – уедут на салоникский фронт.

Жесткая арифметика. В историю эта договоренность – разумеется, не афишированная, спрятанная за пафосными речами, так и войдет: люди в обмен на оружие. Готовность участвовать в тяжелейшей и абсолютно непредсказуемой миссии проявили люди грамотные, с опытом воинской службы, уже отмеченные наградами. Это были лучшие из лучших: кадровые офицеры, солдаты, причем не только молодые призывники, но и из запасных батальонов. Крестьяне, рабочие в мирной жизни, они, по сути, приняли самостоятельное решение отправиться в страны, понятие о которых имели весьма смутное. Что ими двигало? Некоторая авантюрность, видимо, присутствовала, но все же в большей степени определяющим фактором и для солдат, и, тем более, для офицеров стала именно верность присяге. Помощь союзнику воспринималась как долг, и не важно, каким образом и на какой территории он должен был быть исполнен.

Отправка первой бригады в количестве восьми тысяч человек была намечена на начало февраля 1916-го, високосного года. Сначала – в поездах через всю Россию до Маньчжурии. Тридцать тысяч километров (!) в тесных душных вагонах, замаскированных на отдельных участках дороги, дабы не вызвать никаких подозрений для возможной передачи информации противнику. Спустя почти месяц пути по Транссибирской магистрали первая бригада прибывает в порт Дайрен[13]. Короткий отдых, и все на борт!

«Дайрен, порт в Маньчжурии, 29 февраля 1916 года. Несколько пароходов под французским флагом стоят на якоре у бесконечного причала с пакгаузами. Дует холодный ветер, природа угрюма, тихо плещется свинцовая вода. На горизонте вздымаются голые сопки Маньчжурии. Люди в серых шинелях, с обнаженными головами, застыли в шеренгах. Несколько японских офицеров со скрытым интересом разглядывают их. И вдруг над строем величественно и мощно раздаются слова, повторяемые тысячеголосым хором: „Отче наш, иже еси…“ Люди читают молитву истово, им предстоит далекое и необычное путешествие (…) их ожидают события, не похожие на все пережитое доныне»[14].

Да-а… Без длинных речей. Просто, по-крестьянски, и потому волнует. Наконец слышен прощальный гудок пароходов, печально и призывно извещающий: уходим… Солдаты и офицеры, стоящие на палубах, еще не знают, что для многих из них чужие земли станут последним пристанищем. Морское путешествие продлится почти два месяца – пятьдесят восемь дней! На смену минусовой температуре Дайрена придет палящее солнце. Родные просторы, березы, метели и свист в печной трубе останутся в воспоминаниях. Их ждут закаты чужеземных морей, сухой ураганный ветер, теснота в трюмах, болезни. Пройдя путь «…под раскаленным небом Юго-Восточной Азии, через Гонконг, Сингапур, Коломбо и Порт-Саид, (…) Суэцкий канал, 20 апреля первые корабли прибыли наконец в Марсель»[15].

Исторический французский город-порт станет точкой прибытия трех оставшихся бригад, которые отправятся из Архангельска до Бреста, и далее – в Марсель. Путь, несколько короче по продолжительности, чем совершенный первой бригадой, будет столь же опасным и тяжелым. Первая и третья бригады войдут в состав французских подразделений, вторая и четвертая – отправятся на салоникский фронт. Сорок пять тысяч молодых мужчин. Набирали рослых, сильных, выносливых, чтобы окончательно сразить союзников, доказав силу, мощь и героизм русской императорской армии. Отбирали красавцев. Больше половины из них никогда не вернутся домой. Ни-когда.

«Одиссея», столь героически, великодушно начатая, закончится плачевно и унизительно. Спустя три года, проведенных на чужбине, после скитаний и унижений, многочисленных согласований на дипломатических уровнях, отчаявшиеся и ожесточившиеся, они все же вернутся в Россию. Но не все. Многие в лучшем случае обретут вторую родину: Францию. В худшем – умрут во французских крепостях-тюрьмах от эпидемий и болезней, погибнут на каменоломнях в северной Африке. Канут в вечность. Таковой окажется цена «шкуры мужика, обменянная на винтовки»[16].

У первых начнется новая жизнь, счастливая или не очень, но – жизнь. У вторых появятся могилы с надписью «погиб за Францию». Или и того проще – без всякой надписи, лишь с указанием даты смерти: умер тогда-то. Потомки первых будут носить странные фамилии, оканчивающиеся на «-фф»: Rogoff, Noskoff, Pavloff, Yakoucheff. Вторых ожидают скромные цветочки в День всех святых и полное забвение на родине. На военно-морском кладбище в Рошфоре лягут они ровной линейкой под могильными плитами рядом с бывшими противниками. Русские солдаты Филипп Новиков, Иван Беляков, Михаил Анисимов и немецкие гренадеры Отто Воллерт и Отто Шедеман уснут навеки. Их разделит расстояние пять-десять метров. Немногим меньше, чем в той траншейной войне. Только вместо ружейных стволов будут мирно смотреть друг на друга кладбищенские кресты – восьмиконечные православные и четырехконечные католические. Рано утром птицы огласят веселым звоном грустное место встречи, приветствуя новый день.

Все будет потом. Потом! Пока же – фанфары, цветы, возвышенные слова о братстве навеки, слезы гордости. И – любовь. Впрочем, фанфары ей только мешали.

И любовь. Уф-ф! Дождались! В конце концов, цифры, факты, события необходимы и важны для понимания эпохи, но это всего лишь фон. Декорации. Обычная почтовая открытка, совершившая путешествие во времени, инициировала прежде всего желание узнать: что стало с ее автором? Кто он был? Вернулся в Россию? Остался во Франции? Нашел любовь, оставил потомков или так и умер безвестным?

В cartes postales нет цифр, над которыми корпят исследования, оспаривая их или доказывая. Есть только даты. Есть тексты, от которых замирает сердце. Даже от самых банальных. Черно-белые послания, как талисманы, берегут то самое хрупкое, нежное и одновременно сильное, что помогает удержаться в нашем цветном шумном пространстве.

2 октября 1916 года девушка по имени Жюльет писала своей подружке в Лион: «Можете ли вы представить, дорогая Анна, что мы с мамой уже несколько дней в Париже. Моя свадьба расстроилась, и я решила развеяться, подарив себе это путешествие. Мама меня сопровождает. Прогуливаемся, шлем наилучшие пожелания». Кому-то грустно, а кого-то переполняет счастье. В 1919 году, 29 мая в три часа дня для сержанта Луи Марти была отправлена открытка. На изображении – первые девять флагов, захваченных у немцев. Только вот текст не имеет ничего общего с фоном: «В этот момент я смотрю на твое дорогое и хорошее письмо, а также на букетик весенних цветов… Фиалки, маргаритки, которые мне все говорят о твоей любви. Спасибо, любимый. Обнимаю тебя крепко и вновь говорю, как сильно тебя люблю… Твоя Бланшетт».

Влюбленная Бланшетт не поблагодарила сержанта за захваченные трофеи. Не поздравила. Смотрела на маргаритки. Да и расстроенной Жюльет вряд ли интересно было бы считать флаги. Потому что в той же открытке она, переживая любовную драму, добавила: «p. s. Мы уже поднимались на Эйфелеву башню, я увидела Париж с высоты. Он прекрасный. А когда спускались, кое-что произошло…»