– Идемте, – приветливо сказала она Лидии Сергеевне, и, угадав в Петре Ивановиче собственно больного, с улыбкой кивнула ему. Она повела их по недлинному коридору.

В этом тускло освещенном коридоре, выкрашенном темно-зеленой масляной краской, делающей его еще более темным, стоял тошнотворный смрад, сочащийся из открытых дверей двух палат – сладковатый густой запах давно не мытых человеческих тел и волос вперемешку с запахом больничной кухни.

«Отвратительное зловоние! Антисанитария! Господи, это же настоящий притон, бомжатник!» – думал Петр Иванович с отчаянием, сжав губы так, что от них ничего не осталось, и приготовился к тому, что его привезут в точно такую же палату.

По стенам между дверями растянулись три каталки, кое-как прикрытые постельным бельем, на которых сидели глубокие старухи, имеющие настолько обреченный вид, что Петра Ивановича передернуло.

В дальний закуток коридора смрад просачивался намного меньше. Здесь, рядом с лаборантской, стояло много медицинской утвари, штативов, суден, жестянок; здесь же находилась и палата Петра Ивановича, маленькая дверь которой напоминала дверь в кладовую или подсобное помещение. Заведующая распахнула эту дверь, приглашая Петра Ивановича и Лидию Сергеевну войти.

– Сейчас снимайте верхнюю одежду, разденьтесь до трусов, можете оставить футболку, или что у вас там… и ложитесь вот на эту кровать, – сказала заведующая, когда они оказались внутри и толстый сосед Андрюха сходу прогорланил: «Здрасьте!»

– Сейчас придут санитарки, – продолжала заведующая, не обратив на Андрюху никакого внимания, – они перенесут вас на каталку и отвезут сдавать кровь на ВИЧ, гепатит и прочее. Так. Потом мы вас немного просветим, и тогда уже станет более понятно, с чем мы имеем дело. Вот такой у нас план на сегодня.

Петр Иванович, все еще тешащий надежду побыстрее провериться и сбежать домой, прощупывал почву:

– Так может, я в кресле посижу, дождусь санитарок, чтобы туда-сюда лишний раз не…

– Так! – оборвала его заведующая. – Раздеваемся и укладываемся, – тон ее хоть и был дружелюбный, даже рассеянно добродушный, но не терпящий возражений. Она указала Петру Ивановичу на его кровать, на которой он и лежал теперь, водруженный сюда с помощью Лидии Сергеевны, рассматривая окружающую обстановку и испытывая крайнюю неприязнь от прикосновения к своему обнаженному телу застиранной простыни и пододеяльника в непонятных пятнах.

Познакомившись с Андрюхой и выслушав его рассказы о том, кто есть кто и почему здесь оказался, затем немного проветрив помещение, Петр Иванович продолжил изучение палаты. Теперь в глаза ему бросилось необычное явление – сразу четыре розетки были ввинчены под самый потолок. Непонятность этого факта заставила Петра Ивановича поломать голову, поставив перед его разумом неразрешимую дилемму – зачем они там нужны? Он представил, как какой-то умелец лезет туда вкручивать эти розетки по стремянке, движимый не иначе как жаждой оригинальности, самобытности, а потом другой умелец (от «человека умелого», уточнил Петр Иванович), лезет туда же, чтобы использовать эти розетки, воткнуть в них вилку от какой-нибудь дрели и начать, например, сверлить потолок, или подсоединить для зарядки телефон, чтобы потом тот болтался, подвешенный на проводе, как висельник. Петр Иванович понимал, что такие рассуждения попахивают безумием, но какие еще могут прийти в голову мысли при виде этих розеток, как не безумные, извращающие саму логику.

Далее, что отметил зоркий глаз Петра Ивановича, – несмотря на жуткую духоту, единственное вентиляционное отверстие в виде раскрошившейся по краям пробоины в стене было заклеено альбомным листом бумаги. Лист этот был покрыт темно-серым слоем колючей пыли, и потому казался волосатым.

«Совдепия», – еще раз сокрушенно вздохнул Петр Иванович.

В палату вошли две молодые барышни в белых врачебных халатиках, лет по двадцать, симпатичные, с ухоженными волосами и красивым неброским макияжем. Петр Иванович смутился: таким впору по ресторанам с ухажерами ходить, а не полуголых больных мужиков таскать. Полноценными медсестрами их назвать было сложно, слишком молоденькие, скорее санитарочки, на подхвате. Наверное, практикантки, студентки, перетащить, отвезти-завезти, не заведующей же на себе таскать… Девушки, однако, казались совершенно невозмутимыми и равнодушными по отношению к своим тяжким, совсем не женским обязанностям.

Они подкатили высокую железную каталку вплотную к кровати и молча дождались, пока суетливая Лидия Сергеевна застелет домашней простыней, привезенной вместе с другими вещами, холодную металлическую поверхность. Потом они приноровились с двух сторон и терпеливо стали стаскивать Петра Ивановича с кровати на каталку.

Петр Иванович изо всех сил старался помочь, напрягая хилые руки и делая усилия приподняться на них, но у него ничего не выходило.

– Не старайтесь, только зря силы потратите. Мы и сами справимся, – с легкой усмешкой сказала одна из девушек, высокая, дородная кустодиевская красавица.

Петр Иванович виновато улыбнулся, извиняясь улыбкой за свое слабосилие. Девушки перетащили его слаженно и быстро. По их спокойствию и отработанным движениям Петр Иванович понял, что они далеко не новички и не практикантки. Лидия Сергеевна подложила под голову мужа подушку с кровати, тщательно подоткнула везде одеялом и собралась идти вместе со всеми, но кустодиевская красавица все с той же легкой усмешкой ее остановила:

– Вас туда не пустят. Подождите здесь.

– А помогать? – сбивчиво заговорила Лидия Сергеевна. – Может, объяснить, показать, что произошло, как…

– Там все сами посмотрят и поймут… Не волнуйтесь, присядьте.

Лидия Сергеевна, с болью отрываясь от мужа и отпуская его в неизвестность, с трагическим видом опустилась на стул и глубоко судорожно вздохнула.

Глава 6

За окном шел дождь, монотонно и усыпляюще барабанил по подоконнику. Было только одиннадцать утра, а в палате уже царил зловещий полумрак, свет не включали. Андрюха – сосед – куда-то ушел, другой беспробудно спал.

Лидия Сергеевна напряженно сидела на стуле рядом с пустой кроватью и застывшим взглядом смотрела в никуда. Несмотря на то что она не спала уже вторые сутки, и усталость мучила ее, она не позволяла себе не только задремать, но и на минуту закрыть глаза, забыться, если и не сбежать, то хотя бы отстраниться от всего того кошмара, который обрушился на нее так внезапно и сокрушительно.

Петра Ивановича не было уже больше часа. Мысли путались, дурные предчувствия тошнотой стояли в горле.

Не в силах больше выносить гнетущий сумрак палаты, Лидия Сергеевна вышла в коридор. Аккуратно, чтобы не привлекать к себе внимания, она прошла мимо столика дежурной медсестры, мимо каталок с безмолвными, как приведения, мертвенно белыми старухами. Ей хотелось отыскать какое-нибудь безлюдное местечко и встать там, откуда просматривался бы путь, по которому будут везти назад Петра Ивановича. Сделать это здесь, в коридоре, где была их палата, из-за тесноты и смрада было немыслимо. Выйдя в большой коридор, Лидия Сергеевна обнаружила, что и здесь не лучше – слишком для нее многолюдно, то тут, то там медленно и меланхолично, словно лунатики, бродили больные, сновали медсестры и врачи.

В дальнем конце коридора она заметила шаркающего в ее сторону Андрюху. Опасаясь, что охочий до разговоров Андрюха, заметив ее, развяжет какую-нибудь надоедливую панибратскую болтовню, Лидия Сергеевна решила спуститься вниз, в вестибюль, где она приметила, когда выписывала пропуск, продуктовый ларек.

Спустившись по прокуренной лестнице и купив бутылку кефира, она поспешила назад на этаж, чтобы не пропустить мужа. Отхлебнув по пути кефира, Лидия Сергеевна поняла, что не сможет сделать больше ни одного глотка – подавленность и переживания напрочь лишили ее аппетита, от одной только мысли о еде становилось дурно, несмотря на ноющую пустоту в животе.

Поднявшись на этаж, она прислонилась спиной к первой попавшейся стене и стала ждать, похожая на маленькую девочку, робко и одиноко стоящую поодаль от людей, сторонясь и избегая их.