— Ну что, вытаскиваем?
Всеобщий согласный гул неожиданно прервал выступивший вперед Акила. В руках у него были две крепкие палки, губы сжаты в тонкую полоску. Среди людей повисло хмурое молчание. Они почти забыли о чужаках, когда увидели пропавшего товарища, и, по мнению Дьюара, лучше бы так и оставалось, только вот его мнения не спросили. Травник решительно отодвинул старосту с дороги, чем заработал еще несколько коротких гневных взглядов.
— Я должен спуститься и осмотреть его ногу прежде, чем он сдвинется с места.
— Это еще с чего? — здоровяк с веревкой долго не сводил с него глаз, но все же позволил пройти, как жестом велел староста.
Под молчаливыми взорами Акила полез в яму. Глубиной она оказалась лишь по плечи, но осыпающиеся края грозили вот-вот обрушиться, и двигаться приходилось крайне осторожно. Травник уперся в стенки и забормотал.
— Что он говорит? — переглянулись между собой не расслышавшие слов крестьяне. И только Дьюар ощутил, как прокатилась волна магии, будто свежескошенной травой запахло. Растения отозвались без промедления: качнулись тонкие стебли, зашевелились их корни, крепче вцепляясь в рыхлую почву, чтобы удержать ее на месте, по округе прошел легкий шелест. Никто будто и не заметил этого, но на лице Акилы отразилось удовлетворение проделанным, и он опустил руки.
— Вот теперь мы можем заняться твоей ногой, — склонившись над страдальцем, ласково произнес Акила. — Придется еще немного потерпеть, но ходить ты сможешь уже скоро.
Дальше было скучно, и Дьюар вовсе отвернулся. Он много раз видел, как работает Акила-лекарь: скурпулезно, точно, с необыкновенной аккуратностью, которая присуща редким людям и только в особые моменты. Это обычно затягивалось надолго, но он ни за что бы не остановился, пока не сделает все идеально или по крайней мере все, что будет в его силах.
Со стороны ямы доносились громкие стоны, пока мужчине вправляли ногу, но вот это, наконец, закончилось. Дьюар услышал возню — деревенские собирались вытаскивать своего пострадавшего товарища и спорили, как это лучше устроить. Кто-то спустился вниз и помог Акиле его поднять, другой принялся тянуть сверху, подхватив подмышки, еще несколько сооружали носилки из веревки, длинных черенков от инструментов и собственных плащей. В этой суете некромант остался единственным, кто стоял в сторонке, но почему-то его даже не попытались привлечь к работе, как будто чувствовали ауру смерти и холода, что он старательно прятал с тех пор, как вошел в деревню.
Бедолагу подняли. К его пострадавшей ноге с обеих сторон были крепко примотаны те самые палки, которые подобрал Акила среди валежника, а сам Арвик вроде как дремал и глупо улыбался во сне — это наконец подействовала фирменная настойка травника.
***
Дорога назад проходила намного веселее; хотя большую часть пути все молчали, боясь потревожить Арвика, на лицах появились оживленные улыбки.
— Может и правда нет в нашей деревне ничего такого… — староста поравнялся с магами, идущими теперь впереди, — проклятого. Хорошо, что вы к нам заглянули.
Дьюар хмыкнул — негромко, но Акила услышал и покосился на него. Уж им-то было хорошо известно, что за «ничего такого» натворило бед по всей округе, но травник почему-то не хотел говорить. Они оба так и продолжали путь в молчании, пока впереди не показались крыши домов, теперь ярко освещенные высоко поднявшимся солнцем. Там их уже встречали, прямо на окраине деревни. Женщины высыпали целой гурьбой, многие в тех же пестрых накидках, что были на них во время плясок, но заметно растревоженные. Голоса слышались даже издалека, но как только процессия с носилками показалась на дороге, встречающиеся сорвались с места.
Оба мага моментально оказались в галдящей, обнимающейся и счастливой толпе. С одной стороны доносились беззлобные упреки: «Пошто ушли все разом, а нам и не сказалися? Мы тут черт-те что передумали!». С другой удивленно-радостные вздохи: «Арвик! Да неужто! А бедная Ольша уж все глаза выплакала. Эй, кто-нибудь, бегите за ней!» — и в ответ: «Да не дури, девка, сейчас Арвик домой вернется, и она сама увидит!».
Акила разделял всеобщее веселье, как будто полжизни знал этих людей: смеялся, хлопал кого-то по плечу, утешал расчувствовавшуюся старушку. Зато кислое лицо некроманта отчетливо выделялось на фоне толпы. Боком, старательно избегая чьих-либо прикосновений, он начал протискиваться в сторонку, но на полпути кто-то все же стиснул его в объятиях. Маленькие цепкие руки ухватили за плечи и потянули к себе, так что волей-неволей пришлось остановиться.
— Как здорово, что вы оба оказались здесь! — все еще держа его, воскликнула Ида. Глаза у нее сияли, и даже несмотря на растрепанную косу, от взволнованного румянца она казалась прехорошенькой, но Дьюара почему-то взяло раздражение от ее бесцеремонности.
— Уж с этим вы бы и сами справились, если бы искали лучше, а не медовухой наливались, — фыркнул он, высвобождаясь. От обиды Ида отступила на шаг. Прикусила губу, словно сдерживая колкую фразу, так и рвущуюся с языка, однако развернулась и быстро исчезла в толпе.
— Зачем же ты так? — укоризненно покачал головой тут как тут появившийся Акила. — Все-таки общение с мертвыми плохо на тебя влияет, ты становишься чересчур холоден к живым.
Дьюар не нашел, что возразить. В конце концов, это действительно была правда, хотя сам Акила наверняка и не догадывался, насколько точно выразился — мир за гранью жизни оставлял свой след на всех, кто с ним соприкасался хотя бы мельком, и след этот сковывал холодом всю сущность живого существа. Дьюар чувствовал глухое раздражение, которое не мог прогнать, даже зная, что оно навязано. Затем придет совершенное безразличие ко всему, что бы ни происходило, приятное и ужасающее одновременно. Дьюар ждал его, потому что оно приносило небывалый покой от любых сожалений, тревоги, ненависти — вообще от всего, что чувствует живое существо, барахтаясь в водовороте своих ощущений, оставался только холодный расчет. Те, кто никогда не бывал по Ту сторону Грани, не могли даже представить, насколько это затягивает… Но дело не кончается лишь этим. Вслед за эмоциями медленно тают воспоминания, и волей-неволей, а вновь учиться тому, как «быть живым» приходится, иначе можно сделаться призраком еще до своей окончательной смерти.
К дому старосты маги подошли первыми, пока за спиной все еще слышались возгласы радости. О проклятье, якобы нависшем над деревней, никто больше не вспоминал, и даже как будто продолжился вчерашний праздник — шум толпы плавно двинулся в сторону еще не убранных столов.
Проходя в теплые, пахнущие домашней снедью сени, Дьюар не ожидал, что в доме кто-то остался, но жена старосты до сих пор хлопотала возле Асты и, увидев гостей, решительно замахала на них руками, точно заботливая наседка.
— Спит ваша девочка, спит! Не тревожьте ее, пусть отдохнет дитя.
— Стало быть, помогло, — шепнул Акила, пятясь к дверям. Дьюар только пожал плечами. После раннего подъема он и сам не отказался бы немного вздремнуть, да только у порога их уже ждали.
Если после освобождения парня оба мага невольно подумали, что приключения в этой деревне закончены, то теперь медленно, словно на мягких кошачьих лапах, приходило осознание обратного. Около дюжины человек топталось во дворе, и все они резко подались вперед, едва завидев открывающуюся дверь. Впереди всех оказалась, как ни странно, Ольша. Ей бы миловаться сейчас с мужем, а она, поглаживая еще небольшой, но заметно округлый живот, подбежала прямо к магам и едва не бухнулась на колени — Акила успел поймать ее за локоть.
— Я уж и не думала… Та девочка — посланница самой Матери-Магдары.
— Но она сейчас спит…
— Прошу вас, не отказывайте! — вперед протиснулась дородная женщина, тянущая за руку рослого парня. Тому, впрочем, как будто и не было дела до всего — он самозабвенно ковырял в носу. — Только сила Матери способна излечить моего сыночка! Пожалейте нас, помогите!
И вот теперь, оглядывая собравшихся людей, Дьюар понял, что показалось ему странным в первый миг — все они были больными или увечными, у всех на лицах читалось смирение и непонятное некроманту радостное просветление. Старик, опирающийся на плечи взрослых сыновей, потому что обе ноги у него изгибались под странными углами — он охотно пояснил, что четыре года назад его переехала телега, кости срослись, но каким-то немыслимым образом, и ходить сам он с тех пор не мог. Девушка с повязкой на лице — ее к дому подвел маленький брат и слепою она была с рождения. Женщина, что прятала распухшую правую руку, порез от серпа на которой никак не хотел заживать. Худой и робкий паренек — одна нога у него заметно превосходила длиной другую, от чего он ходил утиной походкой и сам этого ужасно стеснялся. Мальчик, которого принесли на руках — уже неделю его мучила страшная лихорадка. И даже бабка с хромой козой… Всего их собралось около дюжины, и все они искренне верили, что сиротка с божественным даром сумеет им помочь, изгнать хвори и освободить от несчастий. Явились даже вчерашние жених и невеста, чтобы попросить благословения своему союзу…
