Когда Ганс и Даймонд устроились на своих местах, в зал торопливо влетели несколько понятых из послушников Троицы, парочка экспертов-богословов в белых одеяниях и врач с двумя ассистентами.
Последними действующими лицами оказались палач с молодым помощником и сам подсудимый. Они вошли медленно. Похищенный Даймондом мужчина был облачен в белую полупрозрачную тунику. Его руки и ноги были закованы в кандалы, железные цепи которых лязгали при каждом его нетвердом шаге. Этот лязг отдавался неприятным ощущением в зубах Ганса. Даймонд заметил, как юный послушник морщился, пока палач вел подсудимого на веревке, обмотанной вокруг шеи, словно тот был не человеком, а дворовой скотиной.
– Итак, начнем! – наконец объявил инквизитор, не отрывая взора от листа пергамента, зажатого между пальцев. – Господин Альберто Орсини, встаньте на колени перед распятием и дайте клятву перед лицом Божьим и церковью, что обязуетесь говорить только правду, не лжесвидетельствовать, отвечать на любые вопросы прямо и правдиво, а также поведать священному трибуналу обо всех случаях ереси вашей, ваших близких либо знакомых.
Подсудимый поднял голову. Теперь Даймонд впервые сумел хорошо рассмотреть человека, которого самолично похитил по заказу ордена. Это был долговязый бородатый мужчина лет сорока пяти со знатными чертами лица, которые выглядели благородно, даже несмотря на то, что его темные глаза потухли, а грязное лицо осунулось. За недолгий срок заточения он, казалось, сумел смириться со своим положением и собрать последние остатки мужества в кулак. Он не повиновался словам инквизитора, так и не опустившись на колени.
– Встаньте на колени, подсудимый, – повторил инквизитор спокойно, наградив пленника быстрым взглядом.
– Я не понимаю, почему я здесь и что вообще происходит! – голос мужчины окреп с тех пор, как он вопил, умоляя Даймонда отпустить его. – Какое право вы имели похищать меня посреди ночи прямо из моих владений? В чем меня вообще обвиняют?
– Вас обвиняют в том, что вы занимаетесь ересью. Правильно я понимаю, вы отказываетесь давать клятву? – выражение лица инквизитора не обещало ничего хорошего, хотя голос его оставался одинаково ровным и спокойным. – Обвиняемый отказывается давать присягу, запишите это в протокол…
– Нет! – кандалы вновь загремели, когда Альберто Орсини энергично бросился на колени, рискуя разбить их в кровь, поднял руку и сложил пальцы. – Я клянусь и Господь мне свидетель, что я никогда не занимался ересью, я честный христианин, следующий истинным путем, который проповедует наша церковь! И я не воспротивлюсь воле Господа, раз он решил провести меня через это испытание.
Якоб кивнул секретарю.
Ганс с облегчением выдохнул. Если подсудимый будет столь же уступчив и дальше, вполне возможно, что инквизитору даже не придется использовать это жуткое кресло для допросов в центре зала.
– Хорошо, – инквизитор поднялся с места и приблизился к обвиняемому, которому позволили встать. Он наконец оторвался от бумаг и теперь удосужился проявить интерес к своей жертве. – Правильно ли я вас понимаю, вы только что присягнули перед лицом Божьим и священным трибуналом…
– Да! Да! – не сдержался подсудимый. – Я ведь дал клятву! Что вам еще надо?
– Отлично, отметить и это в протоколе! – во взгляде Якоба появилось выражение торжества и полной уверенности в себе. – Расскажите нам о себе, господин Орсини. Как вас занесло в наши края? Вы ведь выходец из Генуи, верно?
Мужчина слабо кивнул, опустив глаза в пол, и начал говорить тихим голосом:
– Мои родители были генуэзскими купцами из знатного дома. Моя семья перебралась сюда, скрываясь от врагов, желающих нам смерти. Я был еще ребенком. Родителям удалось выкупить здесь немного земли и крестьян, наш род заплатил за это весьма щедрую цену, ну а потом мы работали вместе с нашими крестьянами, возводя то, что сейчас имеет моя семья.
– Ваши родители живы?
Орсини отрицательно покачал головой.
– Они умерли своей смертью?
– Все верно.
– А от каких таких врагов вы бежали? Правда, что вы бежали от священного суда инквизиции? Правда, что ваши родители были еретиками и надоумили вас заниматься ересью?
– Нет! – Орсини поднял руки к небу, а вернее, к затянутому паутиной и слоем пыли потолку темницы. – Мои родители были набожными людьми, добропорядочными христианами, они всегда были верны церкви!
Инквизитор загадочно улыбнулся. Ему явно нравилось развитие событий. Он играл со своей жертвой, подобно коту, лениво избивающему полудохлую мышь мягкими лапами. Он направлял слова обвиняемого в нужное русло, не забывая расставлять ловушки на каждом новом повороте. Даймонд разглядел это, хотя и не был искушен в подобного рода допросах.
– Хорошо, – Якоб прошелся по камере, держа пальцы у рта и обдумывая следующий шаг. Сделав круг по залу, попутно улыбнувшись Даймонду, сидящему в углу со сложенными на груди руками, инквизитор вернулся к жертве и продолжил: – Расскажите нам о своей семье, господин Орсини.
При упоминании семьи в глазах мужчины появился страх, а голос его задрожал.
– У меня прекрасная жена и двое детей… Младшему сыну двенадцать, а дочери недавно исполнилось девятнадцать.
– Правда, что ваша супруга из крестьян?
– Да, она из крестьянской семьи. Мы познакомились, когда вместе работали в поле, а позже, когда она повзрослела, мы поженились.
– Ваши родители не были против?
– Конечно нет! – Орсини побледнел, начиная понимать, к чему ведет инквизитор. – Я осознаю, что подобный брак покажется странным в наше время, но мы с Анной любим друг друга…
– Я вижу эту ситуацию так: ваши родители бежали из дома от справедливого суда святой инквизиции. Купив здесь землю и осев, они сблизились с крестьянами. Всем известно, что среди крестьянских женщин и девочек много прислужниц сатаны. Крестьянские девки занимаются знахарством, устраивают шабаши, сношаются с бесами, а то и с самим дьяволом!
Глаза Орсини полезли на лоб, он потерял дар речи, лишь жестикулируя и издавая неясные стоны и всхлипы. Между тем инквизитор продолжал говорить, следя, чтобы секретарь заносил в протокол каждое его слово:
– Таким образом, вы женились на одной из ведьм, дабы продолжить грязные деяния ваших родителей. Вы породили два мерзких плода греха и порока, продолжая свой дьявольский род и очерняя наш мир скверной…
– Нет, это неправда! – голос Альберто Орсини сорвался на крик. – Все это ложь и выдумки. Ничего подобного никогда не было. Мы честные и набожные люди!
– Так признайтесь же в своих грехах, господин! Очистите свою душу, я могу помочь вам изгнать дьявола и предать вас свету Божьему!
– Вы меня не слушаете?! Вы не правы! – он упал лицом вниз и заплакал, понимая, что обречен.
– Я вызываю свидетеля, нашего брата, приора из городского монастыря, который обнаружил, что дочь подсудимого, Мария, скорее всего, является малефикой10 и, по нашим подозрениям, спит с бесами, а также занимается магией. Прошу не упоминать имя приора в протоколе для соблюдения анонимности.
Орсини вновь вскочил на ноги, услышав имя своего чада.
– Моя дочь ни с кем не спит, она невинна!
– Вы лично проверяли, невинна она или нет? – усмехнулся Якоб.
Духовник из города оказался маленьким полноватым человечком в рясе. Он скромно вышел в центр зала и выжидающе посмотрел на инквизитора.
– Расскажите нам, как вы познакомились с семьей подсудимого?
– Его семья часто бывает в нашем монастыре. До недавнего времени они были в рядах прихожан.
– И как вы догадались, что они являются дьяволопоклонниками?
– Упаси Господь, чтобы хоть раз мне в голову пришла такая мысль! Но со временем я стал пристальнее наблюдать за женой и дочерью господина Орсини, потому что они зачастую вели себя как-то подозрительно.
– В чем же выражалась эта подозрительность?
– Они часто отвлекались и перешептывались друг с другом во время мессы11. Мне это не нравилось.
