Самцом сейчас себя Шалый и чувствовал. Иначе не назовешь.

Он подался вперед, властно вклинившись между колен Поли. Та, когда падала, интуитивно согнула ноги в коленях. И у него сразу же кровавым росчерком перед глазами вспыхнул посыл – разведи! Разведи колени, чтобы увидеть то, что скрывалось между ног. То, что сейчас было прикрыто долбанными пижамными штанами. Какого хрена Алексей вчера попросил одеть эти тряпки? Почему отказался от сорочки?

Как чувствовал…

Что не устоит…

А как было бы сейчас здорово – задранная сорочка и лишь шелковые трусики, скрывающие розовую плоть.

Полина же носит шелковые трусики?

Стоило проверить. Определенно.

Расставив руки по обе стороны от её плеч, таким образом контролируя тяжесть собственного тела на её, Алексей подтянул тело выше. И теперь его возбужденный член, что готов был вот-вот порвать к черту боксеры, уперся через них в лоно Полины. Девушка сильнее выгнулась, подставляя себя… раскрывая…

Алексей не медлил. Прочь сантименты и ненужные сомнения! Поля готова его принять! А последствия… Разберется.

Он накрыл губами девичью грудь, втянув в себя сосок, что сделался камешком-вершинкой, натянул ткань и призывал себя потрогать. Ещё как призывал! Требовал!

Её грудь даже через майку была сладкой. Нереально сладкой. Её хотелось трогать, целовать, лизать. Снова и снова. Раз за разом.

Полина откликнулась сразу же. Вцепилась руками в его голову, запустив пальцы в чуть длинноватые белесые лохмы, и с силой прижала её к груди, давая понять, что ей нравится, что он с ней делает. Её порывы были такими естественными, такими настоящими, тело под ним – нереально мягким и податливым.

Шалый толкнул бедра вперед. Ещё раз и ещё. Показывая, что не сможет долго сдерживаться, что его рвет на части.

Его и рвало.

Кровь пульсировала в висках, молотом стуча от внутреннего напряжения. Член налился, потяжелел, требовал, чтобы его выпустили… чтобы его впустили. Туда, где тепло, сладко, тесно. Она же будет тесной?

Одна рука Полины перебралась на его плечи. Прошлась, словно бабочка пролетела, скользнув по коже крылышками. Легко-легко. А Шалого тряхануло так, что он едва не кончил.

Мля, да что с ним?..

К черту вопросы. К черту всё.

И прелюдию туда же.

Он оторвался от груди, чтобы заглянуть в лицо Поли. Дать ей небольшую передышку. И, возможно, услышать: «Перестань. Нет». Он остановится. Он готов. Он не станет настаивать…

Затуманенный поволокой взгляд Полины едва ли не опрокинул его на лопатки. Она, разрумяненная, смотрела на него с нескрываемым желанием. С ожиданием. Кусала от нетерпения губы и смотрела.

А он, как шизанутый маньяк, впитывал в себя этот взгляд, пил его и не мог насытиться. В нем было всё – молчаливое согласие, нежность, теплота, плескавшаяся о берег страсть.

– Мля, Поля…

Слова сорвались с его губ.

Он потянулся к резинке на пижамных штанах девушки, чтобы сорвать их к чертям собачьим.

И в этот момент раздался звонок в дверь.

Требовательный.

Шалый и Полина замерли одновременно. Одновременно они и перестали дышать.

Потому что оба поняли, кто мог прийти к Полине в семь часов утра.

Алексей подобрался быстро. Посмотрел на мгновенно побледневшее лицо Поли, заглянул в глаза, желание в которых уже уступило место страху, и, выругавшись, сказал:

– Я сам открою.

Со стояком идти открывать дверь не особо приятно. Но выбора никто не предоставил. Вернее, Шалый лишил этого выбора некоторых.

Скрепя зубами и испытывая злость, разочарование, переходящее в ярость, что обломали, прервали, он вскочил с дивана и, не смотря более на Полю, двинулся к двери.

Он сам себе в те мгновения напоминал хищника. На чью территорию забрел чужак, посягая на его самку. На его добычу. Которую он не собирался ни делить, ни тем более отдавать.

Каждое его движение было пропитано агрессией. Скрытой, опасной. Которую он очень хотел выплеснуть.

Дайте ему повод… дайте…

Алексей даже не стал смотреть в глазок. Повернул замок и распахнул дверь.

Так и есть.

На лестничной площадке стоял Баранов.

Парень стоял, уперевшись одной рукой в дверной косяк и глядя на коврик. Одежда на нем была вчерашней – черные джинсы, белая футболка, поверху накинута ветровка. Где-то шлялся всю ночь, а с утра пораньше к Поле?

Шалый, как представил, что тот заперся бы с ней – такой беззащитной, ещё сонной – со своими предъявами, злость увеличилась во сто крат. Убьет суку…

Баранов медленно поднял лицо. И оно на глазах стало меняться. Если до этого он стоял расслабленный, даже уставший, то сейчас насторожился, губы поджал, глаза прищурил. И в глазах заполыхало знакомое каждому мужчине пламя ненависти при виде соперника.

– Ты, мля, кто такой?..

Вырвалось у Баранова.

Шалый, полностью загородив собой проем, чтобы ненароком Поля не выскочила в коридор, и они не увидели друг друга, негромко прорычал в ответ:

– Кто надо. А ты что здесь забыл?

Он обозначал позицию – давал понять, что в курсе. Что знает.

Баранов оскалился. На его висках запульсировали вены, желваки на скулах заходили. Парень подобрался, часто задышал.

– Что забыл – моё дело. А ты…

Его потемневший взгляд прошелся по обнаженному телу Шалого. И задержался на боксерах.

Всё верно, мальчик, всё верно…

Парень побледнел, даже пошатнулся.

– Млять, что, с неё снял…

Он не спрашивал – он утверждал.

И если бы Шалый не видел шрамы на теле Полины, готов бы был поклясться, что Баранову сейчас больно. Адски больно. Когда боль куда сильнее, чем физическая, рвет твои жилы в хлам, в лохмотья, режет тупым ножом, кромсая без жалости и сожаления. При том, испытывая истинное удовольствие. Откидывая тебя в такую бездну, где нет просвета, где невозможно ни вздохнуть, ни выдохнуть. А если и вздохнешь, то жар бездны выжжет на хрен все твои внутренности.

Но Алексей видел. И его фотографическая память запечатлела каждый из них.

– Тебе чего надо? Веник свой забирай и проваливай.

Ромашки так и лежали на лестничной площадке. Подвяли за ночь. И выглядели откровенно брошенными, как и было на самом деле.

Баранов угрожающе оскалился.

– Ты мне не указывай, что делать…

Он окинул его придирчивым взглядом. Как опытный боец, он прикидывал, насколько тот может составить ему конкуренцию.

– Только попробуй, – понизив голос, прорычал Шалый. – Хочешь поговорить, назначай время. Драться с тобой здесь и сейчас и пугать Полю, я не стану. Понял, о чем я, молокосос?

На молокососа, конечно, Баранов не тянул. Поджарый. Крепкий. Со временем в матерого волка превратится.

– Понял, – выплюнул тот и, развернувшись на пятках, рванул к лестнице. Задержался у пролета, схватившись за перила. Потом медленно обернулся и посмотрел на Шалова. – Я найду тебя.

– Сам найду. Сегодня.

– Буду ждать.

Вот и жди.

У Алексея и у самого чесались кулаки. Он не был любителем физических разборок, на работе с лихвой хватало, а тут… Кровь ударила в голову. Он даже подначивал Баранова. Не осознанно, но подначивал.

А тот… удивил его. Сдержался.

В своё время, когда Шалый пришёл домой и застал жену с другим, разгромил половину квартиры, да и накостылял любовничку знатно. Чудом жену не задел. Пара оплеух в расчет не бралась.

Баранов же молодой, горячий, да и то, что узнал про него Шалый, говорило само за себя. Он должен был налететь на Шалого. Приходишь ты к девушке, пусть номинально и бывшей, а тебе открывает незнакомый мужик в трусах да её со стоячим членом. Как тут не распустить руки…

Алексей призадумался.

Странно.

Но ладно. Потом будет думать да гадать.

Там Полина ждет.

Лишь прикрыв за собой дверь, Алексей обернулся – в узком коридоре по-прежнему никого не было. Метраж квартиры был очень небольшим, и Поля всё слышала. Каждое их слово. То, что не вылетела, не вмешалась – умница.