– Спасибо, дружище. От души, спасибо. Твой пример вдохновляет на подвиги влюбленных всего мира. А сейчас смотри вниз внимательно. Такое представление тебе покажу – закачаешься!

Летчик отключил автопилот и отправил самолет вниз, рассекая черный бархат ночи. Над водой уже появилась полоска рассветного неба, светло-розовая и тягучая, как мармелад. «Бомбардье» сбросил скорость и застыл в ней, словно муха в янтаре. Косая тень скользила по почти неподвижной морской глади.

Вдруг вода вспучилась и из глубины вынырнула огромная пасть.

– Ох! – Лев пытался крикнуть «охренеть», но у него отвисла челюсть на полуслове.

За пастью потянулось огромное тело, перепрыгнуло тень самолета, вертясь в воздухе веретеном, а потом плюхнулось в океан, поднимая тучу брызг. Второе чудовище взлетело еще выше, казалось, оно хочет откусить серебристое крыло и утащить с собой, на глубину.

– Киты?

– Ага, горбачи, – улыбнулся Шеймус. – Они тут всегда меня встречают. Игривые, что твои котята.

Кит перевернулся, показав белое брюхо с тонкими продольными полосками, как на брюках нэпманов, всплеснул хвостом и снова ушел под воду. Чехарда продолжалась еще минут пять, потом горбачи выстроились в хоровод и начали вспенивать воду длинными плавниками.

– Чего это они?

– Кормятся так. Рыбы тут навалом, они сгоняют мелочь в кольцо пены, потом по очереди ныряют и заглатывают, кто сколько сможет, – пояснил пилот. – Считай, что мы на завтраке у них побывали. Как дорогие гости.

Огромные хвосты махнули на прощанье и скрылись в пучине вод.

«Спасибо, что не в виде основного блюда», – Лев в очередной раз порадовался благоразумию природы-матушки. Она заранее продумала, чтобы существа с такими огромными глотками питались мелкими рыбешками и планктоном. Иначе киты сожрали бы все живое за пару лет.

А внизу просыпался океан. Проплыли три белухи, выстреливая небольшие фонтанчики – серебристые вспышки взлетали над набыченными лбами и неспешно опадали, будто это не брызги воды, а перья из разорванной подушки. Потом снова появился горбач, но уже одинокий. Гигант долго преследовал тень самолета, бегущую по волнам, но и он отстал. Косяк атлантических палтусов протянулся поперек их пути голубовато-серой лентой. Пересечешь ее – и ты уже за полярным кругом, Левушка.

Ровно на 66,6 градуса севернее Экватора.

Добро пожаловать в Арктику!

Лев Мартынов:-(промерз до костей

22 апреля, 17:01

Илулиссат, Гренландия

Доступно: друзья поблизости

Каждому хоть раз в жизни доводилось проснуться зимним утром в донельзя выстуженной комнате, когда не хочется вылезать из-под трех одеял. Но приходится. И ты бежишь в туалет босыми ногами по студеному полу. Потом запрыгиваешь в душ, а вода сначала идет еле теплая, кожа покрываешься мурашками от коварных сквозняков, но вот котел (или что у них там) раскочегаривается на полную мощность, вода почти закипает, ты смываешь мурашек и сквозняки, направляя обжигающие струи туда и сюда. Распариваешься настолько, что даже слегка хмелеешь от приятных ощущений. Вытираешь наспех раскрасневшееся тело и опять окунаешься в ледяной коридор, бросаешься с головой в пронизывающий холод и бежишь к кровати. Забираешься в дружелюбные объятия одеял и тогда – только тогда! – наступает момент настоящего счастья.

Лев прочувствовал это на собственной шкуре. Правда, не утром, а вечером. Он продрых целый день, вконец измотанный долгим перелетом и тем, что случилось потом…

Самолет Шеймуса зарулил в грузовой ангар, выстуженный и неуютный. Ирландец следил за погрузкой ящиков с замороженной акульей печенкой, дул на озябшие пальцы и извиняющимся тоном объяснял, что не выходит из этого ангара никогда. Поэтому совсем забыл предупредить пассажира, что в Гренландию лучше лететь в шубе и варежках. Иначе можно замерзнуть насмерть.

Лев горделиво расправил плечи. Подумаешь! Он в крещенскую купель нырял при тридцати градусах ниже нуля. Как-нибудь уж до машины добежит, когда стюардесса приедет. Она должна вот-вот появиться. Слышишь, Шеймус? Зафырчал мотор снаружи. Давай прощаться, дружище. Удачи в борьбе и в любви. Спасибо, что скоротал со мной часть пути, пора двигаться дальше.

Напускная бодрость улетучилась, как только первый порыв ветра припечатал пригоршню снега к щетинистому ежику на затылке. Это северный ветер, ты у него в ладонях. А ладони эти грубые и мозолистые – на одну положит, другой прихлопнет! Сквозь противную завесу ледяной пыли, взметнувшейся на пороге ангара, Лев пытался разглядеть автомобиль. Заметил яркое пятно и метнулся туда, стиснув зубы, чтобы не закричать от пронизывающего холода.

Терпи, терпи, бродяга!

Еще три шага и ты окажешься в теплом салоне машины, а зверский колотун останется снаружи. Все твои страдания обернутся облачком пара изо рта и улетучатся навсегда.

Еще два шага. Из снежной пелены проступили большие черные колеса и железный бок, выкрашенный в оранжевый цвет.

Еще один. Он потянулся к ручке двери, представляя, как промерзший металл обожжет его пальцы.

– Б-б-б…

Губы онемели, даже не выругаешься полностью. А очень хочется. Нигугайк, стюардесса «Гренландский авиалиний» приехала не на машине.

На квадроцикле.

И хотя она тут же укутала недотепу теплым пледом, отдала свою ушанку и меховые варежки, Лев сполна хлебнул весенней свежести по гренландскому рецепту. Так себе коктейль, уверяю вас…

Вспоминая жуткий путь сквозь пургу, Перелётный жених дрожал под одеялами и раздумывал о том, как долго удастся протянуть в красной рубашоночке в этом ледяном краю. Он бы согласился обрядиться в шерстяные платья или шубу хозяйки дома, и бродить по городку как Керенский, но, к сожалению, Нигугайк слишком миниатюрная, едва ли по плечо ему будет. Не налезут вещички.

Не согреют.

Не спасут.

И все-таки надежда встрепенулась, когда она ворвалась в комнату с ворохом одежды в руках.

– Примерь-ка. Я нашла старые шмотки младшего брата, – стюардесса положила три свитера поверх одеяла, – Нанухак из них вырос, но тебе что-то из этого должно подойти. Нанухак – это Медвежонок на нашем языке. Да вылезай уже. Подумаешь – голый, чего я там не видела.

Лев покраснел и постарался выбраться из-под одеяла так, как это делают в голливудских фильмах категории PG. Плавно и целомудренно. Получилось не слишком ловко, он поскользнулся и смешно задергал всеми конечностями, чтобы удержать равновесие. Всеми-всеми, да-да. Девушка хихикнула и прикрыла рот ладонью, но отворачиваться не спешила. Уши и щеки Льва горели от смущения, но в этом был и плюс: он больше не чувствовал холода. Нет худа без добра. Схватил самый большой из трех свитеров и поскорее нырнул головой в круглый ворот, искренне надеясь, что он не окажется слишком коротким. Свитер оправдал ожидания и натянулся почти до колен.

Господи, какой же он колючий!

Лев постарался не морщиться, чтобы не обижать благодетельницу. Выдавил улыбку и перевел тему.

– А твое имя что означает, Нигугайк?

– Свет звезды. Но ты язык не ломай, зови меня Нига, как коллеги из Европы. Американцы почему-то шарахаются, когда я такое предлагаю. Но они странные. Во всяком случае, те, кто к нам залетают… Чуть длинноват свитер, – она подошла ближе и помогла подвернуть рукава, – зато теплее будет. Сейчас еще штаны стеганные принесу, вроде валялись где-то.

Не успела закрыться дверь за стюардессой, а Лев уже натягивал трусы. Неловко без них в чужом доме-то. Втиснулся в джинсы. Надел и рубаху под свитер, чтоб не так сильно кололся. Благо, размеры позволяли. Можно было еще добавить пиджак, бронежилет и фуфайку, – все легко затерялось бы под этим балахоном. Из которого, на минуточку, вырос Нанухак. Ничего себе, Медвежонок. Тут целый медведь. Медведище!

Зато в шерстяной кольчуге не страшно выйти в продуваемый коридор. Заколдованный доспех от холода, сосулькой ткнешь – обломается. В таком не стыдно и в мир, и в пир. При мысли о пирушке голодная волна с урчанием всколыхнула поджелудочную. Так. Завтрак, переходящий в полдник, модно называть бранчем. А какое слово подобрали бы хипстеры для завтрако-ужина? Бриннер? Неплохо, кстати. Сразу вспомнился древний вестерн про лысого ковбоя в жарких прериях. Тоже ведь русский парень был, хоть и в Голливуде…