– Я полчаса старался открыть дверь! Как тебе удалось запереть её изнутри?

Я сам был в шоке! Шпингалет тугой, самостоятельно ни за что не закроется!

– Так ты навестить мой туалет пришёл? – я попытался шутить.

– Нет, я открыл, конечно, только дверь теперь не запирается, ремонтировать нужно. – отвечать на шутки Профессор не собирался.

– И как, ты думаешь, я это сделал? – хотя кое-какие ответы у меня стали наклёвываться.

Дима в моих глазах, видимо, заметил это. И сказал:

– Да! Опять твоя, блин… компьютерная графика… Видимо, случилось что-то непредвиденное, раз ты запер дверь изнутри, а потом, вероятно, как Кристобаль Хунта, просочился через канализацию. Или сиганул в прошлое, когда дверь была ещё открыта?

До меня моментально дошла собственная ошибка. Я звонко хлопнул себя по лбу.

– А назад я вернулся уже снаружи!..

– Вот видишь! – подытожил Димка. – Мне сразу твоё враньё неубедительным показалось.

Как я мог так ошибаться? У меня в голове была идея оставить какой-то след. Я напрасно искал, но оставил почти так, как хотел, только случайно. А неудача с видео спровоцировала ненаучный подход: я солгал, чтобы самому разбираться в этом тёмном деле.

– Ну-ка, покажи ещё раз видеозапись…

Я сунул ему Самсунг, Димка немного потыкал пальцем, и наконец показал мне:

– Вот! Это я снимал там на кухне!.. А это позже снимал ты. Так что это не заготовленный файл, а последняя съёмка. И два Валерки не какой-то там трюк…

– Хорошо! – махнул я рукой. – Я обманул, прости. Но ты, надеюсь, не за этим явился?

– Нет… Конечно, нет! Надо обсудить, что нам теперь делать… Машина, как всякий прибор должна работать. У неё всего одна, обнаруженная функция – скачки в прошлое с возвратом. Что ещё она может делать? Как далеко забрасывает?..

– …И к тому же, стоит ли так рисковать? – и мне стоило задаться этими вопросами. – И какая у них, ёлки зелёные, батарейка? Часам больше семи лет, а до сих пор идут и во времени гоняют!

Мы оба замолчали, каждый взвешивал сказанное.

Действительно, перемещения во времени даже в самом экономичном варианте, должны потреблять уйму энергии. А у нас всё на какой-то батарейке, или аккумуляторе. И я внезапно продолжил:

– Причём, заметь, гнезда для зарядки в корпусе нет. – мысли в голове стали проясняться. – Что же у нас так долго может хранить заряд? Может быть это…

– Какой-то ядерный реактор! – неожиданно закончил Профессор мою, невысказанную вслух, мысль.

Мы думали синхронно. Я тоже заподозрил в «котлах» какой-то необычайно мощный и долгоиграющий источник. Но тогда получалось, что на руке у меня был какой-то радиационно-опасный прибор… Отнюдь не самое безвредное соседство! Стал понятен и сильный нагрев корпуса.

Я взглянул на свою левую. Рука была обычного цвета, никаких пятен и язв. Но по внешнему виду определить получал ли я дозу было невозможно.

И дядя Витя умер от рака, и, вероятно, это же угрожало теперь мне. Если, конечно, буду заниматься скачками с этим прибором на руке. Впрочем, наличие реактора требовалось доказать. Не пугаться же одних догадок.

И мы с Димкой решили, составить список дел на предстоящую неделю. На чистом листке, извлечённом из принтера, мы записали:

Пункт 1. Найти дозиметр для подтверждения радиоактивности;

Пункт 2. Расшифровать надписи на приборе, чтобы определить когда и кто произвёл;

Пункт 3. Выяснить историю прибора, опросив вероятных свидетелей;

Пункт 4. Создать базу для безопасных экспериментов со временем.

Вот так! Но всё это было, как говорится, «фуфлом», никому не нужной отмазкой! По первому пункту, никаких дозиметров, даже у МЧС, никогда не было, просто в городе нет предприятий, где бы использовались радиоактивные вещества.

О внешней стороне истории прибора судить было трудно, в этом направлении похоже не работали даже теоретики. Исключая в недавнем прошлом, хитрого Хокинга.

«База, для безопасных экспериментов со временем» – выдумка Профессора, решившего таким способом поднять хотя бы для себя рейтинг наших изысканий.

А с расшифровкой надписей было дельно! Димка мечтал узнать, где и когда была произведена эта игрушка. Мне же было интересно, как производители называли известные мне функции машины времени.

Надписи дисплея невозможно было прочесть даже с лупой, но Димка снова героически отправился домой, чтобы принести микроскоп. У него, оказывается, такой был!

Я, не теряя времени, в комнате расчистил стол, закрепил на полке над столом светильник на прищепке. И, за неимением лучшего, сходил в магазин и принялся готовить какой-никакой ужин. Теперь, по острой необходимости, сам.

Димка-Профессор вернулся только в восемь вечера, когда за окном была ночь. Сказал, что никаких научных изысканий по машине времени сейчас не ведётся. Интернет молчал.

Когда я его микроскоп увидел, то сказал: «Вау!». В школе в своё время микроскоп на рисунке видел, поэтому имел представление о внешнем виде прибора, но такого радикального изменения даже не мог себе представить. Я в этом вопросе технически отстал навечно.

У Димкиного микроскопа не было окуляра, через который можно было бы разглядывать объект. И без компьютера оно, это чудо техники, вообще не работало. Благо, Димка знал, как пользоваться и у него было соответствующее программное обеспечение.

Правда, прочтение надписей на циферблате и в этом случае далось не легко. Нам необходим был станок для фиксации и перемещений. Мы мучились с каждым знаком и каждой буквой.

Микронные перемещения поля и многократная подстройка фокуса. Я, смещая, нежно постукивал в нужном направлении по лежащим на столе часам монеткой, а Димка ловил фокус.

Кириллицей здесь, в отличие от корпуса, и не пахло. Всё было на латинице. Язык латиницы был из европейских: итальянский, испанский или французский. Но не английский и не немецкий. Потому что мы знали оба эти языка: я когда-то учил английский, а Дима – немецкий. Он также гарантировал от северных и восточно-европейских языков. Я ему верил.

Нам удивительным было, что надписи на корпусе и циферблате разнились. Мы решили, что корпус был изготовлен позже с учётом русскоязычных потребителей. Но это не мешало.

Когда переписали текст, Димка на ноутбуке нашёл подходящего онлайн переводчика. И с помощью его быстро удалось определить, что надписи сделаны на чистейшем французском. Перевод оказался примерно таким, как я и надеялся: «Настоящее время», «Дистанция перехода», «Время присутствия», «Время назначения», «Пульс», «Защита снята», «Подтверждение» и «Авария».

А вот надпись по периметру, на которую уповал Димка, состояла в основном из аббревиатур: «CEA et IPT à Evry Prototype MàRlT 303». Онлайн переводчик сумел это конвертировать как: «CEA и IPT Эври прототип MàRlT 303». Не чересчур информативно, и Димка сел в очередную лужу. Правда, оптимизм у него бил через край, и он обнаружил в сравнении положительное зерно:

– Прототип МаРИТ – это, по моему мнению, должен быть «прототип машины времени»! – и тут же запросил французский перевод этих слов. И мы получили: «machine de temps». Что не желало согласовываться с тем, что было у нас. Пришлось перерыть горы различных вариантов переводов этих слов, пока я случайно не наткнулся на «machine à remonter le temps», что визуально дало похожий результат – màrlt. Но перевод теперь звучал более определённо: «машина возвращения во времени», что характеризовало этот экземпляр.

– Триста три – вероятно номер прототипа, а Эври это, возможно, какой-то населённый пункт во Франции. Вряд ли имя прибора или название фирмы изготовителя!

– Почему Франция? – риторически спросил я, не ожидая ответа.

– А ты хотел Китай? – съязвил Димка.

Франция или Китай было всё равно. Только надо было знать, почему эта машина была создана так далеко, а не где-нибудь в Подмосковье, на Урале, или на худой конец в Туле.

Назавтра было воскресенье, одиннадцатое и с самого утра – день рождения Профессора.