– Идёт, – согласился Алексей. – Сколько, по-вашему, будет нужно на всё, если я буду рассчитываться кроненталерами?
Думитру почесал затылок:
– Ну, пятнадцать-шестнадцать, учитывая названное количество гостей, заплатить, скорее всего, вам придётся. Из них пять вы уже сейчас можете оставить задатком, чтобы мы начали выбирать и закупать для вас самые свежие продукты. По музыкантам рассчитываться придётся отдельно, но дорого за этот вечер будничного дня они не возьмут, думаю, что вашей русской серебряной полтины будет им вполне достаточно на троих. Я их сам предупрежу, и они будут готовы к?… – распорядитель вопросительно посмотрел на Егорова.
– Думаю, вечером к семи будет как раз, – ответил тот, посчитав, что это самое оптимальное время для начала, так сказать, «коллективного и культурного отдыха».
– Отлично, тогда ждём вас всех в ближайший вторник к семи вечера. К этому времени у нас всё уже будет готово, и вам ни о чём не нужно будет беспокоиться, – заверил Думитру и убрал пять кроненталеров задатка в кошель.
Отобедав, Лёшка направился в штаб. Следовало встретиться со своим «куратором» в лице главного картографа барона фон Оффенберга, доложиться ему о ходе дел в своей команде и подать списки интересующих его солдат из других подразделений для комплектования своего. Хотелось бы услышать про предстоящие планы по наступлению на Журжи, понять задачу в нём для своих людей, да и просто послушать, так сказать, последние сплетни и новости о том, что сейчас вообще делается в мире.
Генрих Фридрихофич принял Егорова буквально на ногах, весь он был какой-то недовольный, что называется, «на нервах». Как видно, в штабе сейчас шло серьёзное планирование предстоящей операции, и тратить время на кучку егерей у него попросту не было никакого желания.
– Списки оставляй, Алексей, людей тебе отдадут всех, каких ты тут запросил. Никуда наши местечковые князьки-командиры не денутся супротив приказа из главного квартирмейстерства армии.
– Гуляй, если определился во вторник. За приглашение, конечно, спасибо, но я уже говорил, что быть у тебя не смогу, так что ты уж меня извини покорно. Я тут не знаю, где и когда даже спать лягу, столько суеты сейчас с этим предстоящим походом. По вашей команде скажу только то, что пойдёте вперёд в авангарде. Вы и так там уже всё своими ногами истоптали, так что кому, как не вам, наши передовые отряды к крепостным бастионам выводить. Думаю, что через недельку-полторы уже к Журжи и двинем.
– Ну, всё, некогда голубчик, я тебя за пару дней до выхода вызову к себе, а пока давай ступай себе, я думаю, у тебя и у самого сейчас забот хватает.
Воспользовавшись оказией, Лёшка зашёл к интенданту Филиппову. Ничего «выцыганить» ему, конечно, там не удалось, всё, что было нужно и главное, что было можно, дядька Матвей и так уже перетащил в расположение команды. Так что под едкие замечания: «не положено», «ходють тут всякие, работать мешают вместо того, чтобы самим делом заняться», пришлось ему ретироваться от этого сурового тыловика. Одно было хорошо, приметил он у старшего интенданта офицерский горжет на груди. Цвет поля и цвет ободка на нём были золотые, а у герба он был серебряный, что соответствовало майорскому званию.
«Так что, это он ещё мягко обращался сейчас с каким-то там „офицериком-прапоришкой“», – подумал Лёшка и столкнулся при выходе из здания с поручиком Светильниковым. Хотя нет, был он уже в звании капитана и, увидев Алексея, радостно ему заулыбался.
– Здравствуйте, господин прапорщик, надеюсь, узнали меня?
– Так точно, господин капитан, поздравляю вас с производством в вышестоящий чин, – вытянулся Алексей. – Помнится, когда вы меня принимали летом при вступлении в армию, так у вас ещё тогда чин поручика был?
– Именно так, Егоров, а я ведь ещё тогда пророчил тебе быстрый офицерский чин! Видишь, какая у меня рука-то лёгкая! – и Светильников самодовольно засмеялся, подкручивая свои бравые усики. – Ну что, пригласишь на обмыв своего первого офицерского горжета? Чай не зазнался ещё в начальствовании над отдельной командой? – и он эдак ехидно ему подмигнул.
– Никак нет! – фыркнул Лёшка, – во вторник буду вас ждать в «Зажаренном ягнёнке» в семь вечера, милости просим, господин капитан.
«Вот ведь навязался на мою голову», – думал он. Было в этом заведующим походной канцелярии, что-то такое неприятное, что-то интуитивно отталкивающее, но что это было, Лёшка пока не понимал. Однако слово было сказано, приглашение уже отдано, и самодовольный капитан, распрощавшись с егерем, зашёл в здание штаба.
Теперь следовало пригласить всех тех офицеров, с кем Алексею довелось служить весь этот год, пока он тут бегал в унтерах, и к счастью, тех, кого ему действительно было бы приятно видеть на своём торжестве. В первую очередь это касалось, конечно же, офицеров родного Апшеронского полка – Сенцова Серёги, Сашки Синицына и бывшего ротного командира капитана Смолякова, а также командира апшеронских егерей Куницына Фёдора Семёновича. Хотелось видеть и офицеров штаба третьей дивизии графа Брюса, тех, с кем он, когда-то воевал на Кагульском поле: Светлова и Гридина, а из ахтырских гусар – ротмистра Гущинского и поручика Белявского.
В команду уже влились четверо солдат из хороших стрелков-пехотинцев, и всех своих людей Лёшка решил брать с собою без разделения. С ними ему придётся идти в огонь и в воду, и, хотя в этом времени были огромные барьеры между сословиями, совсем отделяться от простых егерей он был не намерен.
«Слов нет, за одним столом с офицерами им, конечно же, не сидеть, но отдыхать по-человечески эти ребята тоже достойны», – так он решил для себя, и своё решение озвучил на утреннем построении в понедельник.
– Ежели ты ещё раз, гадёныш, завтра нажрёшься у командира, то я тебя лично ночью вот этими самыми руками втихую придушу! – расслышал Лёшка, отходя от строя, самые страшные угрозы Макарыча, адресованные, конечно же, «Цыгану».
– А я горячих добавлю ещё! – послышалось теперь уже от другого авторитетного «старичка» – Карпыча. – «И я, и я, и я!»
Кто был готов подключиться к процессу воспитанию главного хулигана команды, было уже непонятно, но мало ему теперь точно не покажется! Пятнадцать «бывалых», прошедших бок о бок все последние сражения, имели на то право и явно имели моральный вес в команде.
Оставшиеся сутки егеря стирались, подшивали форму, вохрили, то есть натирали и подкрашивали сухой вохрой всю кожаную замшу амуниции и обуви, завивали и пудрили эти, такие ненавистные, букли и косу, в общем, приводили себя в идеально-парадный вид.
– А как же, как-никак ноне все в люди пойдём. Туда где только их благородия яства откушивают. Чай это вам «не хухры-мухры» там!
Сам вечер начался с торжественного поздравления молодого офицера самым старшим по чину из всех присутствующих. Премьер-майор Гридин традиционно провозгласил здравницу за матушку императрицу Екатерину Алексеевну, за славу русского оружия, а потом уже и за производство в первый офицерский чин прапорщика господина Егорова и за получение им в соответствии с этим 14 класса в Табели о рангах, утверждённой ещё полвека назад батюшкой-императором Петром первым.
– Чтобы шагать от класса к классу вверх по ступеньке, не задерживаясь! – рявкнул бывший командир Алексея, капитан Смоляков.
– Тосты не сдваиваем! – потряс указательным пальцем Гридин. – И вообще, Алексей, ты тут это, что там из своей чарки-то пьёшь?
– Нуу…сокату местную, – протянул Лёшка, краснея. – Да я вообще не пью хмельного.
– Ооо, и это наш бравый русский офицер! – протянул громко на весь зал штабист Светильников. – Так дело точно не пойдёт! А ну, налейте господину прапорщику, как и положено, крепкого вина.
Делать было нечего, и как не противился Алексей, а все последующие тосты ему пришлось запивать уже хмельным. Пуританином он, конечно, и сам не был – в прошлой жизни всякое бывало, и традиция «поймать звёздочку на дне стакана с последней его каплей» была ему тоже хорошо известна, но одно дело, когда тебе скоро двадцать пять, а другое – когда шестнадцать. Алкоголь бил по непривычному к этому злу организму и сознанию, и скоро Лёшка понял, что он уже весьма пьян.
