Я знаю, за нами наблюдает Арон.

Наконец, танец подходит к концу. Я сбегаю от Люсьена, прежде чем он успевает завершить поклон, в сторону высоких окон, на террасу. Мне нужен воздух – чистый, прохладный, не душный от древесного дыма и запаха воска. Но не успеваю я дойти до окон, как тяжелые двери в дальнем конце большого зала распахиваются. Из коридора доносятся крики. Темные стражники, охраняющие зал, устремляются туда.

– Адерин! – Арон спешит ко мне, протягивая руку. Вместе мы отступаем к помосту, другие стражники становятся перед нами. На поясе Арона висит меч, и я жалею, что у меня нет своего. Оба моих церемониальных меча в покоях.

Долго ждать не приходится. Один из капитанов стражи бежит к нам через бальный зал.

– Величества…

– Говори, Эмет, – Арон подзывает мужчину ближе. – В чем дело?

– Дворянство из королевства Селонии.

Соседствующая страна, довольно близкая, чтобы долететь. Дружелюбная, как я думала. Мое сердце бешено колотится.

– Вторжение? Зигфрид начал атаку?

– Нет, моя королева, – капитан медлит. – Они утверждают, что случилось восстание. Что бескрылые Селонии восстали, что столица, королевский дворец и множество городов охвачены огнем. Дворянство здесь в поисках убежища, – он жестом указывает за спину. – Те, кто выжили.

Бескрылые захватили власть во всей стране? Слово «невозможно» было готово слететь у меня с языка. Но я не могла не верить своим собственным глазам. Люди, некоторые в мантиях, некоторые все еще обнаженные после обращения, толпились в бальном зале. Некоторые прихрамывали, многие были ранены. Женщина с длинными, спутанными рыжими волосами зажала одной рукой лицо, между ее пальцев струилась кровь.

Мужчина, который, кажется, был их предводителем, упал на колени.

– Милосердия… – к его груди прижат маленький ребенок, закутанный в мантию. – Мы молим вас о милосердии и пристанище…

Соланумские слова, но с таким сильным селонийским акцентом, что я не сразу понимаю смысл. Его речь прерывается частыми, мелкими вздохами.

Одна из моих придворных проталкивается вперед – Нисса, леди Свифтинг. Кузина Люсьена.

– Что с моим женихом? Где лорд Бастьен?

Мужчина глядит на нее с недоумением.

– Бастьен из Верна, – повторяет Нисса. – Где он?

– Надеюсь, позади. Нас разделили… – ребенок в его руках начинает извиваться и плакать, его пронзительный плач заставляет меня содрогнуться от сочувствия. Я собираюсь шагнуть вперед и забрать у него ребенка, но вдруг пальцы Арона обвивают мое запястье. Чтобы защитить меня или напомнить о моем положении, не знаю. Вместо этого Нисса помогает ему поставить ребенка на пол.

– Арон…

Он кивает и кладет руку мне на плечо перед тем, как повернуться, чтобы начать отдавать приказы. Необходимо позаботиться о пострадавших. Но я видела в его глазах свои собственные страхи: Соланум вот-вот погрузится в еще бо́льшую неопределенность. В еще бо́льшую опасность.

Я оставляю Арона распоряжаться слугами и приглашать лекарей. Я королева, моя роль – править, контролировать. Так что я быстро прохожусь между ранеными, тут и там роняя слова утешения, призывая к терпению свое дворянство. Как и у леди Ниссы, у некоторых здесь есть семья и друзья в Селонии, но я не хочу, чтобы кто-то в ярости улетел и был убит. Я напоминаю им о живучей натуре Соланума, о бурях, которые мы уже пережили. Но я знаю – каждый здесь знает – земля под нашими ногами меняется. Нравится нам это или нет.

Наконец я понимаю, что моя работа закончена. Уже в моих покоях служанки помогают мне выбраться из тяжелого платья, снимают с меня диадему, браслеты и кольца, которые меня сковывали. Они уходят. Обнаженная, одна я выхожу на личную посадочную платформу, которая спрятана за королевскими апартаментами. Я использую ее из удобства и чтобы не обнажать изуродованную спину чаще необходимого. Мне нужно почувствовать ветер под своим телом, раствориться во всепоглощающей радости полета. Чтобы быть как можно ближе к звездам, которые горят над вершинами окрестных гор. Погружаясь в холодную воду озера, я отдаюсь силе, которая всегда ожидает меня под кожей. Я позволяю себе преобразиться из человека в лебедя: волосы превращаются в перья, мышцы смещаются, а кости утончаются и светлеют.

Через несколько секунд я оказываюсь достаточно высоко, чтобы объять взглядом Серебряную Цитадель и город Фарн, который ее окружает. Дом Сигнус правит здесь более двухсот лет; сама Цитадель была построена намного раньше. Отсюда, с высоты, этот символ нашей власти кажется нерушимым. Вечным. Неизменным.

Но это иллюзия, не более. Старый мир увядает вместе с Селонией, охваченной огнем. Если мы ничего не предпримем, боюсь, сгорит и Соланум.

Мы медленно, вытянутым кругом, прохаживаемся по залу совета, почти как в танце. Проходим круг за кругом от решетчатых окон на одном конце комнаты, отделанной деревом, до огромного каменного камина на другом конце. Арон, я и наши главные королевские советники; лорд Корвакс, лидер Собрания – сообщества, в которое входят дворяне по рангу ниже защитника, и сами четыре защитника. Только четыре, потому что я являюсь защитницей как Атратиса, доминиона, в котором выросла, так и защитницей Олориса, доминиона, которым ранее управляла семья Зигфрида Редвинга, по крайней мере, сейчас. По закону, защитником Олориса должен быть Зигфрид, а не я. Но это было до того, как он попытался захватить корону. До того, как убил собственного отца, как мы потом выяснили, чтобы облегчить себе путь к власти.

Трость лорда Корвакса стучит по покрытому ковром полу, невольно отсчитывая время. Встречи обычно проводятся именно так, чтобы мышцы наших ног не ослабли, учитывая то, сколько времени мы проводим в небе. Секретарь носится по кругу со скоростью кометы, делает заметки и напоминает нам при необходимости о вопросах, для обсуждения которых мы здесь собрались.

Нам не нужно напоминать о революции в Селонии. Поток прибывающих дворян не ослабел и спустя две недели после того происшествия на праздновании солнцестояния.

– …и, похоже, некоторые направились прямиком к друзьям и семьям в доминионы. Сюда добралось большинство из летающих, – леди Финч, хранительница Цитадели, вздыхает и качает головой. – Цитадель переполнена, Ваши Величества. Мои люди пытаются найти место для вновь прибывших в город, но тогда встает вопрос провизии…

Я вопросительно смотрю на управляющего поместными землями. Он строит кислую физиономию.

– Снегопад перекрыл все главные дороги. Боюсь, зерновые из Ланкорфиса, в которых мы нуждаемся, поедают амбарные крысы.

Длинный перечень бед продолжается. Селонийцы, которые не смогли лететь из-за тяжелых ран – а их много, – начали прибывать в наши портовые города на лодках. Некоторые принесли с собой болезни. Число погибших никому не известно.

Тэйн, защитник Фениана, пускается в нудное и кровожадное описание того, что он хотел бы сделать с бескрылыми мятежниками Селонии, если бы только мог до них добраться. Я унимаю свое раздражение, изучая богато расписанный потолок. На нем запечатлены мифологические сценки: война между птицами, людьми и творениями Жар-птицы, которые могли принимать обе формы – нами, – ради мира и процветания. Интересно, не иронизировал ли над сюжетом бескрылый художник, расписавший потолок? Наконец Тэйн вынужден сделать паузу, чтобы перевести дух, и я ухватываюсь за эту возможность.

– Мечты о реванше – это прекрасно, лорд Тэйн, но реальность редко бывает такой же приятной, как фантазия. И я не разрешу вам действовать, пока мы не разберемся с тем, что же происходит в Селонии. Скайн соберется через два дня, чтобы определиться с дальнейшими действиями.

– Но что насчет слухов, Ваше Величество? Волнения в бескрылых городах, тайные собрания и заговоры… – Тэйн выпучивает глаза. – Неужели мы не сделаем ничего, чтобы защитить себя?