– Это правда, мисс? – Спросила Мэри, очень впечатленная. – Что ж, это указывает на то, что до вашего прихода его напугала какая-то рыжеволосая особа.

– Конечно, Робби мог бы рассказать тебе что-нибудь, что объяснило бы все это, – раздраженно сказала я. – Разве ты его не спрашивала?

Мэри всплеснула руками. – Что вы? Я не осмеливаюсь, мисс Гейл, от этого зависит его жизнь.

– По-моему, это странно, потому что я знаю, что первый способ избавиться от нервного страха – это выяснить его причину.

– Да, мисс. – Мэри, очевидно, была поражена моими познаниями. – Именно это и сказал сам доктор Хаверсток. Но он говорит, что это должно быть вытянуто из Робби тем, что он называет косвенным методом. Мистер Дебни был с миссис Брейн и доктором, когда они обсуждали Робби, и он говорит, что любит детей, и они любят его. Робби и он, как два ребенка вместе, играли в железную дорогу и тому подобное вчера…

– Он спрашивал Робби о рыжеволосой женщине вчера, потому что это могло вызвать кошмар прошлой ночью?

– Не знаю, мисс. Я не могла их слышать. Мистер Дебни, он всегда уговаривает Робби отойти подальше от скамейки, на которой я сижу и шью.

– Пожалуй, я спрошу мистера Дебни, – сказала я. – Я двинулась было прочь, но потом, немного подумав, снова повернулась к Мэри. Она изучала меня с сомнением.

– Я думаю, нам лучше попробовать план пристального наблюдения за Робби, прежде чем мы скажем что-нибудь, что встревожит миссис Брейн, – сказала я. – Она очень расстроится, если переселит Робби из детской, а в последнее время она очень усталая и вялая. Мне кажется, она слишком много работает. Эта новая женщина, Сара Лорренс, наводит ужас на уборку дома, и она уговорила миссис Брейн позволить ей провести тщательную уборку в старой части дома. Она работает почти так же усердно, как Сара, заглядывает в каждую щель, выкапывая старый мусор – нет ничего более утомительного.

– Да, мэм, – согласилась Мэри, – эта Сара просто чудо в уборке. Она привела в порядок наш кухонный шкаф, мисс.

– Правда?

Интересно, Сара тоже обнаружила это странное отверстие в задней стенке шкафа? Я почти забыла об этом, но теперь решила, каким бы абсурдным ни было это действие, исследовать черную дыру, в которую я упала, когда пыталась сдвинуть газонокосилку.

Я выбрала время, когда Сары Лорренс не было на кухне, она резала салат в огороде. Несколько минут я наблюдала за ее широким, хорошо затянутым корсетом телом, затем, тихо напевая себе под нос, почему-то у меня было чувство, что я в опасности, я прошла по чистому дощатому полу и вошла в чулан, на который мое внимание впервые обратила Мэри. Это было действительно обновленное место, сладкое и украшенное, как обитель дьяволов в притче: горшки вычищены и расставлены на полках, мусор убран, газонокосилка убрана, валик перенесен в более подходящее место. Но в его дальних закоулках было так же темно, как и всегда. Я вошла, наклонив голову и ощупывая впереди себя рукой. Вскоре мои пальцы наткнулись на стену. Я ощупала все вокруг, спереди, с обеих сторон, вверху и внизу; нигде не было разрыва. То ли мне померещилось отверстие, то ли моя нора была заколочена.

Я вышла, зажгла свечу и вернулась. Чулан был совершенно обычный: просто кухонный чулан с покатой крышей; он был под лестницей, одна маленькая узкая стенка и три высокие широкие. Низкая узкая стена стояла там, где я представляла себе свою нору. Я подошла поближе и осмотрела ее при свете свечи. У этой стены была только одна особенность: она имела временный вид и была сделана из странных старых досок, которые, как мне показалось, имели признаки недавней работы. Возможно, Генри сделал ремонт. Я задула свечу и вышла из шкафа.

Сара вернулась из сада. Она встретила мое появление тихим, дрожащим криком страха. – О Боже! Простите, мэм, – робко сказала она, – я не ожидала увидеть вас там, – и непонятно добавила, – только не днем, мэм.

Теперь, по какой-то причине, эти слова вызвали у меня самый ужасный холод страха. Мой разум просто отвернулся от них. Я не могла расспрашивать Сару об их значении. Подсознательно я, должно быть, отказывался их понимать. Описывать такие психологические явления всегда трудно, но я уверена, что многие люди с этим сталкивались. Это сродни параличу, который нападает на человека в страшных снах, а иногда и в реальной жизни, и мешает убежать. Потрясение, которое это вызвало у меня, категорически запрещало мне обращать на это внимание. Я заговорила с Сарой напряженным, жестким голосом.

– Вы приводили в порядок шкаф, – сказала я. – Генри починил его? Я имею в виду, починил ли он эту … дыру?

– Да, мэм, – угрюмо ответила она, – согласно вашему приказу. – И она огляделась вокруг, как будто боялась, что кто-то может нас подслушать.

– Мои приказы? Я не отдавала никаких приказов насчет этого шкафа! – Голос у меня был почти визгливый и звучал сердито, хотя я и не сердилась, а только страшно и совершенно беспричинно испугалась.

– Как вам будет угодно, мэм, – сказала Сара с той странной покорностью, в которой таилось что-то еще, – как скажете. Конечно, вы не отдавали таких приказов. Не вы. Я только что сама велела Генри забить дыру гвоздями. Тут она устремила на меня свои невыразительные глаза, и веко одного из них, или мне показалось, просто опустилось …

– Воры? – Эхом отозвалась я.

– Кухонное название для крыс, мэм, – сказала Сара и чуть не расхохоталась. – Крысы, мэм, они появляются в таких старых домах, как этот. – И тут она многозначительно посмотрела через плечо в окно.

Мой взгляд последовал за ее взглядом; фактически, все мое тело последовало за ней. Я подошла и встала у окна. Кухня находилась на более низком уровне, чем сад, так что я смотрела на гравийную дорожку. Там шел мистер Дебни, держа Робби за руку. Робби щебетал, как птичка, а Пол Дебни улыбался ему. В бледном ноябрьском солнечном свете это была прелестная картина, еще более прелестная, чем лицо Сары. Но когда я с благодарностью взглянула на них, чувствуя, что сам вид этих двоих выводит меня из странного приступа слабоумия, Робби, случайно взглянув в мою сторону, бросился на своего спутника, напрягся и показал пальцем. Я услышала его пронзительный крик: “Вот она! Я хочу, чтобы они забрали ее!”

Я отпрянула от окна, закрыла лицо руками и поспешила к внутренней двери, которая вела на кухонную лестницу. Мне не хотелось снова смотреть на Сару, но что-то заставило меня это сделать. Она смотрела на меня со страхом и весельем, самым отвратительным взглядом. Я выскочила за дверь и, спотыкаясь, поднялась по лестнице. Меня трясло от гнева, страха и душевной боли, и все же это последнее чувство было единственным, причину которого я могла себе полностью объяснить. Пол Дебни видел, как ребенок бледнел и цепенел от страха при одном моем виде, и я не могла забыть мрачного, сурового взгляда, с которым он следил за жалким, указующим пальцем Робби. А мне казалось, что этот человек влюбляется в меня!

Воистину, мои нервы были бы не в том состоянии, чтобы выдержать ужасное испытание грядущего времени, но, воистину, и к счастью, эти нервы сделаны из стали. Они гнутся часто и с мучительной болью, но не ломаются. Теперь я знаю, что они никогда этого не сделают. Они были испытаны в высшей степени и выдержали испытание.

В тот вечер я легла рано и, частично раздевшись, накинула на себя халат и сидела на кровати, читая, пока Мэри не пришла сказать мне, что Робби уснул и что пора начинать наше ночное дежурство. Я больше не разговаривал с Мэри на эту тему, потому что вскоре после моих поисков на кухне миссис Брейн попросила меня помочь ей разобраться со старыми, давно закрытыми ящиками и шкафами в северном крыле, и у меня был очень напряженный и утомительный день. Однако я с облегчением обнаружила, что Сара бросила свои труды при моем появлении. Г-жа. Брейн выглядела почти такой же счастливой, как и я.

– Это самая неутомимая работница, которую я когда-либо встречала, мисс Гейл, – сказала она в своей вялой, нервной манере, – она приклеилась ко мне с тех пор, как мы начали эту бесконечную работу.