А теперь, казалось, будто бы Лекс просто-напросто слетел с катушек, посылая эту самую уравновешенность далеко и надолго.

– Как я поступила, Лекс? – она тоже повысила голос, глядя прямо ему в глаза. – Спасла твою задницу? Ник бы покалечил тебя, и ты это прекрасно понимаешь.

– Лучше бы он меня покалечил, – выплюнул Лекс, со злостью, с горечью, с обидой. – Всяко лучше, чем потом говорили, что меня защищает девчонка.

– Что ты ему сказал? – прошептала Лиса так угрожающе спокойно, что Лекс даже поубавил свой пыл.

– Что?

– Что ты ему сказал, Лекс? Из-за чего он на тебя набросился? – терпеливо повторила она, хотя внутри ве горело от гнева.

– Я уже и не помню, что-то про его мать, – мотнул головой Самойлов. – Да и это не важно.

Черт подери! Он просто-напросто задел самую болезненную ниточку души Фролова, сам и не подозревая об этом. Да, это действительно было чудом, что Лисе удалось вовремя остановить его. Он бы убил его. Без всяких там слов и прелюдий. Вот, значит, почему Макс стоял в стороне все это время и не вмешивался. Он понимал. Понимал, что бесполезно.

Осознавал, что, если он попробовал вмешаться, то Ник не простил бы ему это.

Мать Ника бросила его еще тогда, когда Фролову было лет одиннадцать, если верить рассказам Влада. Она бросила отца, из-за того, что тот изменил. После этого Ник презирает своего отца и ненавидит бросившую его мать. И Лиса вполне его понимала. Она даже и не знала толком своих родителей, воспитанием занимались няньки всякие и брат. У него, похоже, врожденная гиперопекаемость.

Почему он послушался ее? Почему остановился, если ему мешала только она?

Задумываться о Фролове не имеет совершенно никакого смысла, потому что понять, почему он совершил то или иное действие практически нереально. Может, только Макс понимает его, да и то не во всех случаях. У каждого свои тараканы в голове, а вот у Ника их целый рой.

– Отлично, Лекс, – Лиса картинно захлопала в ладоши. – В следующий раз я просто дам ему тебя избить.

Хотелось высказать Лексу все, что она думает об этой ситуации в целом, но она так же понимала, что не имеет совершенно никакого права рассказывать тайну Фролова. Это было бы слишком гадко с ее стороны. Она бы чувствовала, что… предала его? Пускай он и невыносим, и бесит ее, и порой есть отчетливое желание придушить ублюдка, она не посмеет предать его. Слишком долго она его знает и слишком многое их связывает, как бы она ни хотела это отрицать.

Еще одно осознание буквально шандарахнуло ее по голове, когда она возвращалась в спортзал, чтобы посмотреть на отбор новеньких в команду болельщиц.

Она впервые так крупно поссорилась с Лексом, и от этого на душе было мерзко.

***

Блэк никогда не задумывался, почему он начал курить. Может, это был просто, как способ показать родителям, тогда еще живому отцу, что он не подчиняется им? А, может, просто захотелось попробовать что-то убивающее, вредное? То, что шло в разрез с его образом жизни. То, что никак не вписывается в образ. То, что портит идеальную картинку, выстроенную отцом. Курение идеально походило для этих целей.

Думать о баскетбольной команде ему сейчас совершенно не хотелось, потому что это только злило, раздражало. Как можно было набрать в команду этих отбросов? Лучше уже совсем не играть, чем играть с этими. Идиотами, не умеющими и мяч нормально держать в руках.

Поведение Никиты заставило Блэка задуматься о том, что было бы неплохо поговорить с другом о случившемся, хотя и знал, насколько эта тема болезненна для него. Он знал, что Фролов никогда не станет скрывать от него что-то важное, разве что просто не будет рассказывать, чтобы не показывать свои слабости, делая вид, что все хорошо.

Но он-то прекрасно видит, что нет ничего там хорошего.

Пускай сколько его душе угодно играет в эти кошки-мышки, но Макс один раз схватит за шкирку и потребует объяснений. Он ведь видел сегодня, что до срыва оставалось совсем немного. Одному Богу известно, как этой маленькой девчонке удалось вывести его из этого состояния. Блэк наблюдал, как с каждым словом, вырывающемся изо рта Волковой, Ник постепенно приходил в себя.

И это было необъяснимо. Она имела над ним некое влияние, которого Макс не замечал ни у кого другого, за исключением самого себя. Скорее всего, сам Никита еще не осознавал, что произошло. Блэк был практически уверен в том, что Ник и места мокрого не оставит от Самойлова, но ошибся. А ошибается он крайне редко.

В своей собственной комнате есть и свои плюсы, такие как небольшой балкончик, на который можно выйти покурить. Только вот этот балкон, к величайшему сожалению был общим с Ковалевой, которая, кстати говоря, до сих пор еще не появилась в своей комнате.

Хорошая девочка, называется.

Его бесил этот факт, так как он подготовил ей еще один спектакль этой ночью. Ангелина Шитова. Замечательная рыжая бестия с прекрасными голосовыми связками, которые должны будут порадовать соседку за стеной своей громкостью. Секс с ней потрясен. Не такой страстный, как с Энж, конечно, но, без сомнения, минет она делает превосходно. Осталось только дождаться главного и единственного зрителя.

Где эта Ковалева?

Небось, отсасывает там где-то в пыльном коридоре этому Туманову, поздравляя его с получением места в команде. Воображение так живописно нарисовало эту картину, что парню хотелось блевануть прямо с балкона пятого этажа.

Мерзость. А потом его руки опускаются на ее маленькую задницу, сжимая ее в своих ручищах, а она поднимается с колен, целуя его, не переставая возбуждать его уверенными движениями по стволу…Ты что, черт подери, творишь? Совсем последние мозги растерял? Ты серьезно, Макс? Порнушка с участием этой суки?

Докатились.

Едва слышно скрипнула дверь. А вот и пришла, значит, можно набирать Ангелину. Как ни странно, шаги приближались к балкону, да и сама девушка оказалась на нем. А не боится полететь отсюда ласточкой, только лишь сказав Блэку что-то лишнее? Смелость или же просто невероятная глупость? Блэк больше склонялся ко второму.

Кларисса чуть ли не дрожала от страха, выходя на балкон, однако, ей необходимо было передать Блэку то, что сказала ей Антонина Гавриловна, иначе она останется виновата в том, что не проинформировала, а выслушивать часовые лекции о непрофессионализме хотелось меньше, чем получить парочку ледяных стрел. Блэк даже не удостоил ее своего привычного презрительного взгляда, видимо, считал, что она его просто-напросто недостойна.

Он гармонично смотрится с сигаретой.

Это осознание заставило Клэри мысленно дать себе подзатыльник, пускай ее подсознание и было право, но это не значит, что ей позволительно думать так об этом человеке. Он стоял, оперившись о стенку, а зажатая между указательным и средним пальцами сигарета была скурена уже наполовину.

– Блэк, – выдохнула она. – Антонина Гавриловна просила передать, что твою… твоего питомца привезут завтра, и нам необходимо присутствовать на собрании старост, чтобы организовать праздничный бал, который назначили на четырнадцатое сентября.

Блэк выдохнул струйкой дыма и, запрокинув голову, расхохотался своим немного лающим заразительным смехом. Кларисса недоуменно подняла одну бровь, с непониманием глядя на парня. Что это он вытворяет? Злость постепенно начинала закипать внизу живота девушки.

– Я сказала что-то смешное? – поинтересовалась Кларисса, уперев руки в бока.

– Никаких «нам» не существует, Ковалева, – усмехнулся Блэк, обдавая девушку дымом, отчего она закашлялась. – Есть я и есть ты, доступно? Это тебе надо пойти на собрание старост и тебе надо организовать праздничный бал.

Он затушил сигарету в стенку и выкинул с пятого этажа бычок. А Клэри нутром чувствовала, что сейчас все, что она так долго копила в себе, выплеснется наружу.

– Убери свою чертову клешню от меня, – прорычал Блэк, самостоятельно грубо скидывая руку Клариссы со своего плеча.