— И я. — Маленький Бор уклонился от занесенной над ним руки Дензила.

— У моего папаши брат работал на букмекера, а тот ему не заплатил. Сейчас сидит. И будет мотать срок, сколько Ее Величество пожелает, а это реально круто[48]. — Ворот объяснил, почему это реально круто.

— Ты говоришь ерунду! — Брайан наконец созрел для протеста. — Ты даже увидеть королеву не можешь! Так, нам действительно пора продолжить. Осталось меньше десяти минут.

— Они хоть продвинулись с этим убийством, Брайан? — спросила Эди.

— Не так уж далеко, насколько мне известно.

— Они спрашивали вас, что вы делали, когда его убивали? Ну, типа, есть ли у вас алиби.

— Они всех спрашивали.

— Представляете, совсем рядом с вами, по соседству…

— Вы слышали, как он кричал, Брайан?

— Нет!

Брайан, которому представилась тошнотворная картина, побледнел и попытался вернуть себе инициативу. Он уже хотел пригрозить, что уйдет, потом вспомнил, чем его угроза обернулась в последний раз: это их как ветром сдуло, он даже договорить не успел. Потом три недели упрашивал снова собраться.

— Ну, так что же вы делали?

Брайан взглянул на Эди. Несмотря на крутые повороты в разговоре, он точно знал, что она имела в виду, когда спросила. Клэптон нахмурился, как будто не мог припомнить. Как будто это не отпечаталось навеки в его сердце.

— Проверял контрольные. Крепко спал. Одно из двух.

— Надеюсь, вы можете это доказать, — сказал Дензил.

— Его жена подтвердит. Правда?

— Они прикроют друг друга.

— Я бы не удивился, — выдал Том, послюнив палец и пригладив шелковистые волоски на предплечье, — если бы они обтяпали это вместе.

— Что заставило вас на это пойти, Брайан? — прицепился Дензил. — Деньги?

— Любовь, — пропела Эди, обхватила колени руками, улыбнулась и выпятила губы. От ее улыбки, даже недоброй, ангелы пели.

Брайан воздел руку к часам на стене спортзала:

— Как видите, время опять кончилось. В пятницу мы не собираемся, так что у вас есть целых три дня, чтобы выучить роли.

Сдавленные смешки. Ушли всей ватагой, но не успели качающиеся двери спортзала закрыться за ними, как Эди вернулась, поникшая и как будто испуганная. Клэптон, пожалуй, раньше никогда не оставался с ней наедине. Она казалась меньше обычного и стояла вывернув колени иксом, так что носки ее ботинок почти соприкасались.

— Брайан, я ужасно волнуюсь.

— Почему, Эди? — Сердце загрохотало у него в груди. Боже, как она невероятно прелестна! И как она беззащитна! Непослушная маленькая девочка.

— Можно поговорить с вами?

— Я здесь именно для этого.

— У меня серьезные проблемы, Брайан. Вы должны мне помочь. Я не знаю, как мне быть.

Сью стояла, положив руку на садовую калитку, и с тревогой оглядывала дом Рекса. Занавески на всех окнах были задернуты. Те, что на окне слева, особенно ее волновали. Она знала, что лишь четыре всадника Апокалипсиса помешали бы Рексу сесть за работу над opus magnum[49] в одиннадцать утра, а сейчас был уже час дня. Из трубы не поднимался дымок, сегодняшнее молоко стояло рядом с вчерашним на крыльце. Сливки выпирали замерзшими столбиками из-под красной и серебристой фольги крышек.

Одно это уже заставило бы неравнодушного соседа задуматься, но Рексу в этом смысле не повезло. С одной стороны от него стоял дом, куда приезжали только отдохнуть, с другой — жила энергичная молодая пара. Эти двое целыми днями работали в городе, а в выходные развлекались в обществе других молодых энергичных людей. Они и двух слов не сказали с Рексом, с тех пор как сюда переселились.

Сью толкнула железную калитку и пошла к дому, ее сабо громко цокали по дорожке. Обычно любые звуки поблизости вызывали бурную реакцию Монкальма, но сейчас все было тихо. Она осторожно постучала в дверь медным молоточком и стала ждать.

Через пару минут, раздумав стучать еще раз, она решила зайти через кухню и обошла дом. Сад Рекса — две узкие полоски пожухлой травы, какие-то древние розы, которые давно выродились в шиповник, и пяток ягодных кустов в поломанной загородке — в нескольких местах был помечен следами недавних визитов Монкальма. Она вспомнила, что уже два — нет, три! — дня не видела, чтобы собака и ее хозяин прогуливались вокруг Зеленого луга. От волнения она часто задышала.

На кухне в нос Сью сразу ударила вонь протухшего мяса. Света, проникавшего сквозь давно немытое оконное стекло, было достаточно, чтобы разглядеть несколько тарелок и мисок на липком линолеуме. У раковины скопилось множество пустых молочных бутылок, а в раковине — горы грязной посуды. Бутылки тоже были немытые. В одной из них еще оставалось молоко, вернее, зеленовато-серый сгусток, похожий на гомункулуса. Сушилку надежно погребли под собой пустые банки собачьих консервов. Что-то выскочило из угла и пропало под плитой.

— Эй! Есть кто живой?

В прихожей появился Монкальм. Сью обхватила себя за плечи и съежилась. Она давно изучила приветственные ритуалы пса и вовсе не хотела опрокинуться навзничь на липкий пол. Но пес не собирался на нее бросаться, даже бежать к ней не собирался. Он медленно трусил, слегка постукивая когтями по линолеуму.

Монкальм вошел в кухню и остановился. Постоял, грустно глядя на Сью, потом повернулся и побрел обратно, правда, однажды приостановился и оглянулся посмотреть, следует ли она за ним.

В кабинете было еще темнее, только узкая лимонная полоска света пробивалась сквозь щель между задернутыми занавесками. Пройдя дальше, Сью обо что-то споткнулась. Она наклонилась и подняла с пола картонную тубу — коробку из-под печенья. Там таких несколько валялось, а еще прозрачные пакеты и блестящая оберточная бумага.

Сью несколько раз бывала в этой комнате раньше, но не помнила, где выключатель. Пошарив рукой по стене, она случайно столкнула с полки блюдо медалей. Послышался грубый, недовольный окрик. Совсем рядом, прямо ей в ухо. Сью подпрыгнула от неожиданности и тоже вскрикнула.

Теперь она разобрала чьи-то неясные очертания, смутную фигуру в кресле с высокой спинкой. Человек сидел лицом к холодному камину. Вообще-то фигуры было две, потому что Монкальм припал к полу у ног хозяина.

— Рекс! — позвала она.

— Кто это?

— Это Сью.

— Уходите. Уходите!

Сью подошла ближе, и это не доставило ей удовольствия. Казалось, из комнаты выкачали весь воздух — осталось одно зловоние, как в логове.

Она включила старую металлическую армейскую лампу с парусиновым абажуром, и бесконечные ноги Рекса дернулись, как будто через них пропустили ток. Отвернувшись от света, он забился еще глубже в свое кресло. Но даже так часть его лица оставалась видна, и это была печальная картина. В каждую складку белой, как бумага, кожи забилась грязь, слезы, смешанные со слизью. Скулы и подбородок покрывала белая щетина.

Шелковые снежно-белые волосы Рекса, которые парили в воздухе, когда он шел, словно наслаждаясь своим собственным, отдельным от владельца существованием, теперь облепили голову плоскими, жирными прядями. Она повторила:

— Рекс!

— Оставьте меня в покое.

— Что случилось? В чем дело?

— Ни в чем.

— Вы заболели?

— Уходите.

— О, пожалуйста, не говорите глупостей! — от волнения Сью заговорила резче, чем хотелось бы. Она опомнилась и мягко произнесла: — Как же я могу уйти и оставить вас в таком состоянии?

Наклонившись, она положила ладонь ему на колено, потом решила, что это чересчур смело, распрямилась и, неловко приткнувшись к стулу, попыталась обнять его за плечо. Казалось, он высечен из мрамора. Все было тщетно. Если бы он был ребенком, она бы просто крепко обняла его. Собака принюхивалась, прислушивалась, ждала.

Так прошли несколько минут, потом у Сью заболела рука. И еще она обратила внимание на какой-то монотонный, неприятный звук. Это Рекс скрипел зубами. Через несколько секунд Монкальм стал делать то же самое, неуклюже водя челюстью туда-сюда, как будто трудясь над огромной костью.