Н.П. отвечал все более длинными фразами, не стесняясь повторять, когда Ира его не понимала. Она с интересом слушала, погружаясь в давно ушедшее. Ей было интересно все: от детской фотографии, до ветрянки, свалившей его в сорок лет. Внимание девушки рождало в Н.П. все большее стремление говорить. Сначала кончилось вино. За ним истек день. И только щелчок выключателя вырвал их из пыльного прошлого.

– Ой! Завтра же на работу!

Н.П. согласился и, поблагодарив ее за чудный вечер, проводил до квартиры. Дома его ждал стол, уставленный едой, сладкий аромат духов Ирины и затхлое одиночество.

Спустя два часа его увезли на скорой с сосудистым кризом.

5

Через несколько дней Н.П. возвращался домой с больничным и очередным пакетиком с лекарствами и предписаниями. Лифт не работал. «Да что же это такое?!» – он сплюнул и стал подниматься по лестнице. Ирина наверняка знала, что его увезли, и больше всего не хотелось встретить ее теперь. Глядя на нее, он стал стыдиться своей болезненной старости. На третьем этаже, тяжело дыша, он сел на ступеньки. Трясущейся рукой нащупал сигареты и закурил.

Дома Н.П. привалился к двери и пару минут не решался двинуться с места. Сердце стучало ровно, но слишком часто. Казалось, от давления вот-вот лопнут истончившиеся сосуды. Он подошел к зеркалу и посмотрелся в мутное стекло.

«Кожа свисает, словно она не моя. Словно это костюм. Костюм… – он ухмыльнулся. Черные точки выщербленной временем амальгамы еще больше старили лицо. – Мешок… Огромный мешок. И как она только может смотреть на меня без отвращения: престарелый седой шарпей со слезящимися глазами и постоянным кашлем».

Н.П. сжал руками голову. Вцепившись в волосы, он отчаянно пытался сорвать с себя дряблую кожу. Пальцы сжимались все крепче, вырывая клоки волос. Вдруг раздался треск, с каким лопается ситец. Н.П. испугался и отдернул руки. К ладоням, испачканным в прозрачной слизи, прилипли вырванные волосы.

– Черт! – кожа на затылке прорвалась. Он положил руки на затылок. Пальцы провалились в прореху, словно в карман. Н.П. ужаснулся: он не чувствовал боли, из разрыва не сочилась кровь

– Не может быть! – он стал выдвигать ящик за ящиком в поисках зеркала. Найдя, он развернулся спиной к трюмо и стал рассматривать свой затылок.

– Не может быть! – повторил он.

Под разорванной кожей росли волосы. Совершенно черные. На фоне его седой шевелюры казалось, что это не просто треснула кожа, а в его голове самая настоящая дыра.

Он подумал вызвать врача. Но что ему сказать? Как это объяснить? Да и что объяснять-то? Для начала стоит разобраться самому.

Отложив зеркало, двумя руками Н.П. попробовал расширить дыру. Кожа поддалась, легко разъехавшись ото лба до шеи. Из дырки черным ирокезом торчали волосы. Н.П. потянул еще. Кожа послушно слезла с лица, словно резиновая маска, и теперь болталась на шее. Из зеркала на Н.П. смотрело лицо, которое помнят разве что фотографии в альбоме. Не веря в происходящее, Н.П. скинул с себя одежду. Старая кожа послушно сползала, будто водолазный костюм. Стянув ее всю, он почувствовал себя гораздо лучше.

– Привет! – речь восстановилась. Он пошевелил челюстью и покрутился перед зеркалом. – Не знаю как, но мне снова… двадцать?! Да, пожалуй.

Он закурил, но тут же закашлялся.

– Черт…

Н.П. отшвырнул сигарету в сторону, вбежал в гостиную и встал на руки.

– Невероятно!

Ощупывая и разглядывая свое тело, он вошел в ванную, включил холодную и сунул голову в раковину. Затылок сдавила тупая боль. Он схватил полотенце, вытерся и снова посмотрел в зеркало. Ничего не изменилось. Он все еще был молод.

– Черт меня подери!

Н.П. расхаживал по квартире. То и дело он начинал смеяться или срывался к зеркалу. Сердце бешено билось в груди и дыхание стало частым, но теперь Н.П. не обращал на это внимания.

Эйфория сменилась страхом. Страх улицы, где кто-то может узнать его. Тогда его поймают и будут ставить над ним эксперименты. «По телевизору постоянно показывают эти жуткие передачи про советские эксперименты… Щас то же самое. Наверняка!» Его пугали соседи: услышав шаги на лестнице, он застыл посреди комнаты, боясь шевельнуться.

«А вдруг я сошел с ума?!» Он стал щипать себя, пару раз ткнул в руку иглой. Выступила кровь.

– Черт. Все по-настоящему.

Н.П. сел на диван.

– Не понимаю. Что это? Почему?

Он сидел на кухне и курил одну за одной. От сигарет теперь першило в горле и раскалывалась голова.

– Все из-за Иры…

Рядом с ней Н.П. чувствовал свою старость острее всего.

– Разве что, это что-то генетическое?..

«Нет. Даже звучит глупо, – подумал он. – Ира».

Н.П. немного успокоился и вернулся в прихожую. Он посмотрел на старую кожу и хотел, было, ее выкинуть, но потом поднял, разгладил и снова натянул на себя. Кожа на спине и затылке сошлась сама собой, не оставив даже самого тонкого шва. Она сидела как раньше, и Н.П. на секунду подумал, что больше не сможет ее стянуть. Сердце бешено колотилось, и вновь подскочило давление. Он с силой дернул кожу на затылке, и она снова разошлась. Н.П. громко рассмеялся.

– Если бы молодость знала… – он подмигнул своему отражению в зеркале. Н.П. стянул «костюм», аккуратно повесил его в шкаф, подобрал подходящие по размеру вещи и выбежал из квартиры. Он вдохнул, насколько позволяли легкие, и едва не упал от головокружения.

6

Следующим утром Н.П. замер у дверного глазка. Ему не хотелось больше встречаться с Ирой семидесятилетним стариком. Хлопнула дверь. На Ире было короткое голубое платье и узкий пиджак.

Н.П. вышел через десять минут. Всю дорогу он думал о том, как бы скорее сорвать с себя этот «костюм». Без него все было легко, он был свободен. В нем же ощущалась тяжесть лет. Н.П. попробовал перевести пятьдесят лет, разделявшие его в «костюме» и без, в килограммы. Судя по тому, как трудно ему давалось каждое движение, каждый год весил килограмма два-три. Раньше были такие водолазные костюмы-скафандры: на голове огромная металлическая сфера с толстыми стеклами, болтами крепящаяся к хомуту на шее, ноги в неподъемных ботинках. Его «костюм» выглядел не так массивно, но был куда тяжелее.

– При-эт, ба-ульки!

– Ты чего пришел? У тебя ж еще больничный.

– О-пуфк зять.

Наталья Николаевна покраснела.

– У тебя по графику в июле! Что за детский сад! Кому график составляли?!

Н.П. понимающе кивнул и, стараясь не смотреть ей в глаза, протиснулся к своему столу.

– Как же мы без тебя целый месяц-то?! – запричитала Надежда Сергеевна. Она терпеть не могла замещать Н.П., но, поскольку они вели один объем, всегда назначали ее.

– Спавитесь, – сухо ответил Н.П. – Не пе-вый аз.

Н.П. почувствовал невероятное раздражение. Ему вдруг стали неприятны эти старые морщинистые женщины, как был противен и его «костюм».

– Я не подпишу! – вдруг вспылила Наталья. – И так троих не хватает! По графику! Все идут по графику!

– Да успокойся ты! Чего орешь? – одернул Наталью начальник.

Н.П. молча протянул начальнику заявление на отпуск. Тот подписал и строго посмотрел на Наталью Николаевну.

– Шумишь, как будто тебе за него работать.

Оформив бумаги, Н.П. спустился в цех. Ему хотелось поскорее избавиться от «костюма». В цехе было светло, людей было мало. Все были в раздевалке или пили чай в своих каморках. Н.П. с трудом поднялся в вентиляционную. Дышать было тяжело.

Он рванул кожу на голове, и, сняв маску, вдохнул так жадно, словно вынырнул после долго погружения. Уши сдавил шум двигателей, голова закружилась от едких запахов смол и краски, стянутых сюда со всего цеха. Он быстро переоделся, сунул «костюм» в пакет и легко сбежал по лестнице. Запахи, к которым он привыкал несколько лет, гнали его из цеха приступом головокружения и тошноты. Не зря здесь все получают молоко.

Одновременно с тошнотой и головокружением в нем проснулось восхищение масштабами цеха. Убожество старых облезлых помещений не вызывало уныния, но какое-то детское любопытство. Он еле сдерживался, чтобы не забраться на балки под самой крышей, не влезть на кран. Хотелось ощупать всю эту громаду своими руками.