- Микогами Хаято на мой ашикаби… – пояснила Акитсу.
- Как это не твой!? – удивилась моя блондинка.
На этот вопрос ответа не последовало, а брюнетка на моём плече уже начала похрюкивать, видимо держась из последних сил. Возможно, именно эти звуки и привлекли к нам внимание одной весьма озадаченной происходящим секирей.
- Минато!? – уставилась на меня моя златовласка, – Что здесь происходит!? Почему у нас в доме чужая секирей!? Почему она несёт какую-то чушь!? Почему она принимает здесь душ!? Почему она г-г-голая!? – краснея, завалила меня вопросами Тсукиуми, а у одной повелительницы ветра, навалившейся на мою спину и уткнувшейся мне в плечо, похоже начиналась тихая истерика, – И хватит обжиматься с Казэханой!!!
Чего мне только стоило успокоить нашу, уже почти начавшую бушевать, Владычицу Морскую, а буквально лежавшая на мне и бессовестно веселящаяся Казэхана этому ничуть не способствовала! Но, к счастью, мне удалось уговорить Тсукиуми немного подождать с объяснениями. Я планировал собрать всех моих секирей и пояснить им всё ситуацию разом. По глазам и эмоциям моей златовласки было понятно, что хоть она и согласилась подождать, но простыми объяснениями мне не отделаться.
Ещё одним испытанием, этим утром, стала сама Акитсу, которая встретилась с извечной женской проблемой “нечего надеть”, причём в данном конкретном случае, буквально. Зайдя к ней в комнату, я обнаружил обнажённую ледяную секирей, сидящую на коленях на полу и без капли смущения взирающую на меня снизу-вверх.
Такое зрелище вызвало во мне противоречивые чувства. С одной стороны, Акитсу была действительно очень красива и формами не уступала остальным моим секирей, и её обнажённый вид не мог не радовать мужской взгляд. С другой стороны, уже зная её характер, я вполне мог предположить, что так же, как и сейчас, её прелести могли лицезреть и парни Мельникова, да и кто-нибудь ещё. И вот эти мысли вызвали во мне бурю и острое неприятие факта что Акитсу может быть обнажена перед кем-то ещё кроме меня…
Успокоившись и взяв под контроль свои разбушевавшиеся инстинкты, я попросил Акитсу не оголятся полностью ни перед кем кроме меня и, опять же приняв во внимание её характер, моих секирей. А то бедняга с установкой “никто кроме меня” и ванну нормально принять не сможет, ведь обычно мои девчата моются все вместе или группками, чтобы помочь друг другу с волосами да спинку там потереть, хе-хе.
Внимательно выслушав меня, ледяная секирей с серьёзным видом кивнула, давая понять, что услышала меня и приняла мои слова к сведению. А вот дальнейшее наше общение как раз и выявило то самое отсутствие у бедняжки какой-бы то ни было одежды, кроме той что была на ней в момент нашего знакомства. Нет, с её слов, ребята Мельникова, конечно, раздобыли для неё кое-что, всё-таки тут вопрос не только моды, но и элементарной гигиены. Однако, вчера, я даже не подумал об этом и сейчас винить было некого кроме как себя самого.
Немного поразмыслив и мысленно перебрав гардеробы моих секирей, я решил обратиться за помощью к Мийе, всё-таки, она в этом доме единственная не моя секирей, да и гардероб её, насколько я знал, содержал в себе не малый объём традиционной японской одежды, которую хозяйка Изумо очень уважала, и которая имела одно серьёзное преимущество перед прочей одеждой. «Размер!» – произнёс про себя я, окидывая фигуру Акитсу взглядом и невольно задержав его на выдающихся женских достоинствах ледяной секирей… А потом, на всякий случай, чтобы она не простыла, а вовсе не из-за того, что мне захотелось её чуток потрогать(!), я завернул обнажённую красавицу в одеяло и велел ждать моего возвращения.
Мийя нашлась на кухне и выслушав мою просьбу смерила меня пристальным взглядом, от которого мне стало как-то не по себе. Однако, когда я заверил её что это всего лишь на несколько часов, так как сегодня же озабочусь обеспечением Акитсу всем необходимым, великодушная хозяйка доходного дома Изумо сменила гнев на милость и даже предложила свою помощь в облачении. Естественно я с радостью согласился, после чего был награждён снисходительным взглядом и заданием пойти и заняться своими, растревоженными новостями от Тсукиуми, секирей, а не мешать работать одной юной и прекрасной домоправительнице.
Тем временем, мои девчата, уже собравшиеся в гостиной, и впрямь были растревожены, хотя нет, не так, правильнее будет сказать возбуждены. Уж не знаю, что им наговорила Тсукиуми, но каждая из них фонила своим наборов эмоций. Мусуби пылала азартом, больше всего её интересовало насколько сильна гостья и когда с ней можно будет провести тренировочный бой. Матсу, источала вокруг себя “ауру безумного учёного”, периодически хихикая и бормоча что-то себе под нос, явно мечтая о “новых исследованиях”, читай радовалась новому объекту для подглядывания… Ну а Казэхана, просто потягивая виноградный сок, да-да именно сок а не вино, с ленцой наблюдала за происходящим, внутри же, её эмоции можно было сравнить с сытой и довольной кошкой, и я даже знаю почему, хе-хе.
На фоне этих троих, явно выделялись трое других моих секирей. Их эмоции, в силу известных причин, я не мог ощущать так же явно как у вышеописанной мной троицы. Однако, с Тсукиуми этого и не требовалось, блондинка просто “пылала” негодованием и возмущением. От малышки Ку, я ощущал еле уловимую тревогу, а вот от Кагари вообще ничего. Моя саламандрочка, как обычно сидела немного на отшибе и за всё то время что я наблюдал за моими секирей, не проронила не слова, лишь, то и дело, кидая на других хмурые взгляды. Определившись с основными объектами, с которыми нужно будет дополнительно провести разъяснительные беседы, я вошёл в комнату.
Заметив кто пришёл, ко мне тут же подбежала Кусано и заглянув прямо в глаза спросила любит ли братик Ку? Взяв девочку на руки и улыбнувшись ей, я сообщил что конечно же люблю, и это никому и никогда не изменить. Услышав это, ребёнок счастливо улыбнулся и радостно обнял меня. Всё, тревога пропала, вытесненная радостью и счастьем, ведь братик сказал, что любит, а если он так сказал, то так оно и есть! Здесь главное не кривить душой, ведь дети чувствуют фальшь, а особенно если они ещё и секирей.
Молча наблюдавшие за этой сценой другие мои секирей, в тишине дождались пока я сяду за стол и тут же завалили меня вопросами. Хотя, справедливости ради, стоит отметить что вопросами меня бомбардировали только Мусуби и Тсукиуми. Матсу тоже буквально источала любопытство, но вопросов не задавала, лишь сверля меня взглядом “сексуально озабоченной маньячки от науки”, ага. Казэхана продолжала с улыбкой глушить сок, время от времени кидая на меня “шаловливые” взгляды, ну а Ку уже мало интересовали проблемы взрослых, главное, что она сидит у меня на коленях и братик её любит!
Единственной “хмурой тучей” оставалась Кагари, и меня это беспокоило больше всего, так-как я не понимал причин её состояния. Конечно, Тсукиуми тоже была не слишком довольна появлением новой секирей, но, по крайней мере, здесь я знал в чём дело и представлял, как с этим бороться.
Дождавшись, когда иссякнут запал двух моих самых энергичных секирей и меня перестанут трясти за грудки и дёргать за руку, я уточнил, готовы ли присутствующие выслушать мой рассказ, когда же получил энергичный кивок от Мусуби и сердитый от насупившейся Тсукиуми, я заговорил. Пришлось поведать и о вещах, которые я не хотел поднимать, но тут либо самому рассказать, либо ждать, когда кто-то из моих девчат вдруг задаст неудобный вопрос. Так что лучше уж я сам, попутно сгладив кое-какие углы, вон и Казэхана на меня смотрит с одобрением.
Ожидаемо, Мусуби и Тсукиуми не очень понравилось, что я “так глупо” рисковал. Но тот факт, что меня прикрывали Казэхана и Матсу их немного успокоил. Блондинка было заикнулась что я должен был всё рассказать им сразу, но тут уже я напомнил ей историю об одном “странном” звонке, произошедшем при мне и о котором она не хотела говорить. Естественно, благодаря тому, что весь дом уже давно стоит на просушке у Матсу, я выяснил что Тсукиуми звонила некая дама, которая, судя по словам всё той же Матсу, была её опекуном до совершеннолетия, дальше рыть я не стал. Но моей златовласке об этом знать не нужно, так что этот пример немного охолодил её пыл, а потом я притянул Мусуби и Тсукиуми к себе, и попросил у них прощения.