— Ты чего?
Судя по дрогнувшему голосу, Гермиона напряглась. Она не могла не заметить, как его лицо переменилось. Не знала же, что это от всплывших в сознании лиц двух её любимейших дружков.
— Ничего, — резко отрезал, немного увеличивая расстояние и натыкаясь на непонимающий карий взгляд.
Какого чёрта у неё сейчас такое выражение лица, словно ожидает, будто в следующую секунду он должен её оттолкнуть?
— Грейнджер, ничего не хочешь сделать?
Удивление и испуг, сладким коктейлем, перемешались в глубине привлекательно блестящей радужки.
— Ч…что?
Драко закатил глаза, удивляясь её крайней несообразительности во второй раз за вечер. Он, как последний идиот, целует её, гладит, ласкает, запах вдыхает, твою ж мать… А она, разве что, руки в кулаки не сжимает и, слава Мерлину, не отталкивает. Почему, кстати? Не для того же они столько времени враждовали, чтобы теперь, вместо того чтобы поторопиться с исполнением наказания и поскорее разбежаться, обжиматься в углу кабинета. Хотя…
— Право, Грейнджер, ты всегда такая недогадливая? — недовольно морщится, крепче притягивая её к себе за талию. — Дотронься до меня. Прикоснись. Или… — сощурил глаза, вглядываясь с насмешкой в карюю бездну, — … ты боишься, Грейнджер?
Три последних слова, приятно ошеломившей догадкой, с придыханием слетели с губ. Она глубоко вздохнула, словно ей не хватало воздуха. Нервничает. Значит, он попал в самую точку.
— Ничего я не боюсь, Малфой, — это вызов? Ему или самой себе?
— Давай, Грейнджер, — взглянул на неё лихорадочно сверкающими глазами и… отстранился, заинтересованно приподнимая краешек рта. Ожидая, когда она сделает шаг, чтобы вновь сократить это расстояние, возникшее между ними. — Если хочешь, конечно.
А ты хочешь. Я вижу. Давай. Будь смелой и честной, как полагается настоящей гриффиндорке.
Гермиона вздёрнула подбородок, явно намереваясь этим жестом придать себе пущей уверенности, которой у неё, как пить дать, сейчас не было. И наблюдать за этим было, как минимум, интересно. Грейнджер была забавной.
Гасите свет. Забавная Грейнджер… Пришла пора признать, Драко, ты спятил. Незаметно двинулся, когда затеял эту весёлую игру «Раздразни Грейнджер». Подразнил? Молодец! Теперь жди с замиранием сердечка, когда эта нежная ладошка, наконец, коснётся твоего тела. Право, Малфой. Уймись, пожалуйста. Просто уймись. Рассмейся в лицо, скажи, что это была твоя очередная тупая шутка и хороший повод её позлить, пока не…
Поздно. Очень, чёрт возьми, поздно. Потому что робкая ладонь уже коснулась и поползла вверх по напряжённой груди. Через ключичную ямку к шее, скользнула к затылку и, почти сразу, утонула в платине волос. Легко и мягко зарываясь в выбеленные пряди и утопая в них тонкими изящными пальцами.
Чёрт, чёрт, чёрт. Трижды чёрт.
Мелкая дрожь устремилась по позвоночнику вверх, заставляя волоски на теле встать дыбом.
Это просто Гермиона, Малфой. И уж точно не предел твоих мечтаний. Согласись?
— Нет… — неожиданно выдохнул, отвечая собственному внутреннему голосу, и понял, что облажался.
Грейнджер испуганно отпрянула, расценивая это как запрет. Дыхание стало прерывистым, а взгляд напомнил загнанного в ловушку оленёнка.
— Ты… ты сам попросил… — залепетала, оправдываясь и сжимая влажными ладонями мантию.
Драко запрокинул голову, некоторое время, изучая тёмный потолок и стараясь перестать обращать внимание на сердце, бешено колотящееся в груди.
— Дура, — покачал головой, понимая, что это шанс. Последний шанс остановиться и, по обыкновению, выставить себя полным подонком. Грейнджер примет всё это за очередной стёб, и будут они дальше жить «душа в душу» — ненавидеть друг друга с чистой совестью. — Ты дура, Грейнджер, — спокойно выдохнул и сделал шаг к ней навстречу.
Они мучили друг друга игрой взглядов — серого холодного, как лёд, и карего тёплого, как горячий шоколад.
Горячий шоколад может растопить лёд. Хотя бы попытаться.
— Ещё раз, Грейнджер…
— Что ещё раз?..
— Повтори то, что ты уже делала. Коснись моих волос.
Малфою плевать на то, что она, наверняка, считает его сумасшедшим.
А ты? Ты себя сумасшедшим не считаешь? Пора бы уже, аристократ хренов.
«Заткнись!» — мысленно прорычал Малфой внутреннему голосу, который никак не хотел униматься.
Ему нужно было. Ещё раз. Один раз. Убедиться в том, что не показалось. Что ему понравилось, как она это делает, как у неё это получается. Откуда это грёбанное электричество, пульсирующее в подушечках чувственных пальцев и так сильно откликающееся в нём самом.
— Так?
Ведёт нежно, пропуская сквозь пальцы платиновые пряди. Перебирает не спеша и наслаждаясь самим процессом. Это видно по её взгляду, который она не отводит, пытаясь считывать с лица его реакцию. Он наклоняет голову немного вбок, поддаваясь навстречу ладони, вновь ощущая это.
— … нравится?
Смело. Очень смело, Грейнджер. Даже удивительно, как быстро ты нашла в себе силы, чтобы говорить со мной. Только, не надейся, что этот вопрос найдёт ответ. По крайней мере, не вслух. Читай по эмоциям. Читай по моим губам. Слышишь, Грейнджер?
Губы. Снова губы, которые он целует медленно, дразня, раззадоривая. Не оставляя ей возможности быть скованной, заставляя задыхаться от малейшего прикосновения дыхания, губ, скользнувшего по ним языка… Прижимает хрупкую фигуру к себе, жадно вбирая в себя кислород, вкус мандаринов, аромат кожи и тонкий шлейф ненавязчивых духов.
Г р е й н д ж е р. Р-р-р.
Это мысленное рычание само собой вырывается из груди, заставляя притянуть её к себе настолько, насколько это возможно в принципе. Она не сопротивляется. Наоборот. Нежная ладонь выскальзывает из волос, обнимая за затылок, а вторая касается его поясницы, осторожно ведя вдоль неё и замирая.
— Малфой…
Кислород. Им обоим нужен кислород. Рваное дыхание и жалкие обрывки поступающего воздуха не заменяют полноценный вдох. Но пока спазм не сковывает лёгкие, можно продолжать целоваться. Горячо, растягивая удовольствие и получая непередаваемое удовлетворение от льнущих и покорных губ. От шумных выдохов и вдохов, всё более опьяняющих и отдающихся пульсацией внизу живота. Таких сладостных позывов, заставляющих засомневаться в собственных словах: «Я тебя не трону. По крайней мере, не сегодня. Не сейчас. А дальше как пойдёт…»
Как пойдёт, Грейнджер… Я знаю, как оно пойдёт, если ты не прекратишь так вжиматься в меня своими бёдрами.
Она отстраняется с тяжёлым выдохом, поспешно отводя взгляд и, кажется, не зная, куда себя деть. Где спрятаться, каким образом исчезнуть, чтобы только прекратить ощущать его сбитое дыхание над своим ухом и не чувствовать этого пристального взгляда, прикованного к ней, проникающего гораздо глубже чем в душу. В голову. В сердце. Под кожу. Он словно в ней — в каждом атоме и молекуле. И этот взгляд точно знает, что творится сейчас у неё внутри и как ей это нравится.
— Малфой?..
Гермиона нервно сминает ткань его мантии, утыкаясь лицом в крепкую грудь. Судя по всему, её не покидает ощущение грядущей подставы. Хотя Драко сейчас даже думать об этом лень. Он не обязан ни перед кем отчитываться за свои порывы.
— М-м-м?
Разговаривать тоже совсем не хочется. Он уткнулся носом в её макушку, прижимаясь губами к каштановым волосам с каким-то необыкновенно будоражащим ароматом.
Мерлин, он обнимает Грейнджер. И упивается запахом её волос. Куда катится волшебный мир?..
Узкие ладони осторожно добираются до его лопаток и там останавливаются. Через мантию и рубашку сочится пульсирующий жар, затуманивающий мозг. Они точно на уроке готовили Животворящий эликсир? Может, что-то пошло не так и они, совершенно случайно, опоили друг друга Амортенцией? Другого объяснения просто не может быть.
Не может ли?..
— Ты что-то хотела сказать, Грейнджер? Говори, — лениво поинтересовался, накручивая шоколадную прядь на палец.
— Обещай, что никому не расскажешь об этом. Ну, о случившемся… Здесь. Если Гарри и Рон узнают, то…
