Телепорты через экскурсионные штампы стоили прилично (можно целый пир устроить из сладостей!). Деньги снимались сразу же, с личного счета волшебника, привязанного к именному жезлу. Парк с цветными фонтанами я посмотрела, в зоопарк тоже заглянула, а затем моя «казна» внезапно опустела, и на змей уже не хватило. Может, и к лучшему: никогда не любила чешуйчатых гадин.

Через месяц счет пополнился из анонимного источника, но к цирку я успела охладеть, и потому отправилась с экскурсией на почту. Телепорт привел прямо внутрь, в оживленный шумный коридор.

Босоногое (точнее, босолапое) гномоподобное существо в сером камзоле носилось среди посетителей, едва не сбивая тех с ног. Все тело морфа было покрыто короткой мягкой шерсткой с красивым зеленовато-сизым отливом – что-то между головой селезня и голубиной шеей. Заостренные ушки намекали на родство с эльфами, а глаза были такими большими, что художник аниме помер бы от восторга.

На почте трудилось, как я потом выяснила, большинство морфов: за счет необычного способа перемещения им удавалось доставлять посылки в считанные секунды. Кое-кто не отказывался от роли дворецкого или банковского служащего, бывали и те, кто соглашался стать официантом или посудомойкой… Но я почти уверена, что морфы-поварята плевали в суп, прежде чем подать его высокомерным магам.

При милой внешности был у лохматых существ один недостаток – наисквернейший характер, включавший вредность, злопамятность и лютую ненависть ко всем, кто вздумает их погладить.

Демонстрируя наплевательское отношение к посетителям, молодой морф-помощник с бесстыже громкими хлопками появлялся то в одном конце длинного коридора, то в другом, окутанный черным дымом и запахом серы. В руках у него то и дело появлялись разные коробки, свертки и бумажные конверты.

– Развел тут суету! – недовольно ворчал главный почтовик, выглядывая из-за высокого прилавка. Его шерсть была больше серой, чем зеленой, и клочьями лезла во все стороны. – Если торопиться жить, то можно встретить…

– Кого, дядя Бэнси? – нетерпеливо прошелестел молоденький морф.

– Старость, Филиппе.

Помощник картинно закатил глаза и придал лицу скучающее выражение. Он-то рассчитывал услышать страшилку про Бабая, Кощея или кем там в сказках пугают маленьких морфов.

Не то чтобы эти существа меня сильно ужаснули. При всей своей вредности они казались симпатичными созданиями… Но в обморок я все равно хлопнулась. Прямо в почтовом отделении. Видимо, для профилактики.

***

Были вещи, привыкнуть к которым не получилось за все шесть лет. Потомственные волшебники использовали магию к месту и не к месту. Отбери у них жезл – и станут они смотреть на тебя беспомощными глазами, не зная, как вскипятить чайник и зажечь плиту, не используя дар. Зачем вычесывать колтуны из волос заклинаниями, если существуют расчески? Или орошать лицо «освежающей струей» из палочки, если такая же вода течет из крана в уборной?

Но к теплу, льющемуся из руки в именной жезл, я привыкла сразу. Как будто палочка прилагалась ко мне при рождении, но затерялась в роддоме. Будь колдовство болезненным или противным процессом, я бы легче отказалась от неизвестного будущего. Но магия… Она все время разная, но приятнее на свете нет. То защекочет тебя до мурашек, то согреет пушистым котом, то взбодрит, словно крепкий кофе, то пьянящей волной растечется по венам…

Пока Валенвайд не рассказал про Сияющую материю, я не задумывалась об источнике волшебной силы. Колдовство всегда происходило само собой, без моих усилий. Палочка вытягивала магические нити из сплетения линий на ладони и концентрированным потоком выпускала в мир. От меня требовалось лишь зубрить формулы на мертвых языках и делать правильные росчерки, выпады и замахи.

Но прыщей у меня не было, а луковый суп я не любила, поэтому большинство заклинаний в «Эншантели» заучивала механически и складывала на дальнюю полочку в голове. Самым полезным умением, освоенным за годы в Париже, была варка идеального кофе. Вот без него я существовать не могла, а чужой, сделанный впопыхах, меня категорически не устраивал.

– Магия ко-о-о-офе, магия чу-у-у-вства… – напевала мама по утрам, повторяя песенку из дурацкой рекламы и танцуя вокруг плиты.

Тогда мне казалось, что она выглядит глупо, и я прятала осуждающее личико за обложкой детского детектива. Но сейчас с удовольствием взглянула бы на эти «кулинарные пляски» – в них было столько жизни.

Мне в десять лет бодрящие напитки не полагались, приходилось довольствоваться соком и овсянкой. Но я обещала себе, когда вырасту, первым делом разобраться, что же там за магия в этом кофе… Оказалось, что самая настоящая.

***

Роджера я так и не нашла. Зато, заворачивая за угол, с размаху налетела в темноте на что-то твердое, высокое и… белое?

– Не ушиблась? – озабоченно сверкнули на меня серо-голубые глаза.

В полумраке они казались другими – темными, графитовыми, но я уже знала, какими должны быть на самом деле, и дорисовала реальность в голове.

– Немного. Сама виновата, – вздохнула я, потирая нос. – Тебя родители из кирпичей сделали?

– Насколько мне известно, я создан традиционным методом, – вежливо ответил Энди Макферсон, и щеки защекотал румянец.

А вот нечего задавать дурацкие вопросы. И глупо пялиться на рубашку, до треска натянутую на крепкой груди, тоже не обязательно. Я даже губу закусила, потому что ее начало предательски пощипывать и покалывать.

– Почему ты один… в крыле преподавателей… в темноте?

– Выглядит подозрительно? Любишь детективы?

– Люблю. Выглядит.

Прищурив глаза на манер сыщика, я уставилась на потенциального преступника. И губы у него красивые. И вена, так явственно пульсирующая на шее, – волнующая. А в глазах – смешинки.

– Я от Осворта возвращаюсь, у нас по вторникам дополнительные уроки.

– Не знала, что куратор проводит индивидуальные занятия.

Мы – я и моя дедукция – еще не готовы были снять подозрения с привлекательного юноши. И отвести глаз – тоже.

– Только со мной. Вот такой я особенный, – выдохнул парень и устало притулился к стене. – Тут нечему завидовать, я бы с кем-нибудь поменялся. Ты, кстати, не менее подозрительно выглядишь в коридоре и в темноте.

– Я искала господина Вортингтона.

– Ах, эту призрачную задн… физиономию? – рассмеялся Энди и взлохматил короткие волосы. – Вечерами он бродит снаружи, вдоль оранжерей. Профессора намеренно выдворяют Роджера, чтобы не пугал по ночам мелкоту. А то он любитель устроить пакость.

– Мне показался вполне дружелюбным, – упрямо проворчала я.

– Главное слово «показался». Не советую водить дружбу с прозрачным типом. Проблем не оберешься. – Макферсон учтиво кивнул и отправился в спальное крыло юношей.

Ну и зачем я набросилась на него с подозрениями? Лучше бы улыбнулась, как учила тетушка, «уголочками губ». А тут… в сыщика поиграть захотелось! Тьфу.

Несмотря на демоническую командировку и отсутствие некоторых предметов, свободного времени больше не стало. Чтобы стряхнуть с учеников отпускной настрой, преподаватели задали столько самостоятельных работ, что воздух в библиотеке кипел. В прямом смысле: из-за перенапряжения огнетворцы то и дело поджаривали собственные конспекты, а потом суматошно их тушили.

В итоге госпожа Разина не выдержала и выдворила за порог всех «нервно-пламенных». Книги и стеллажи были заговорены на защиту от огня, а вот волосы первокурсниц – нет. Дышать стало легче, хотя хлопья сажи еще долго кружились над столами.

Я вымучивала сочинение для Валенвайда, в котором он просил детально описать свои ощущения от рождения магии, в моем случае – от всплеска. Оно давалось с трудом. Да и что можно было рассказать? Больно, страшно, а потом… странно? Я помнила только панику, сменившуюся в какой-то момент горьким равнодушием.

Отложив в сторону на треть исписанный лист, я взяла свежий. Вчера Макферсон спросил, люблю ли я детективы. Да еще как! Это и навело на отчаянную мысль. Раз уж крестный не собирается посвящать меня в свои тайны, я могу попробовать сама разобраться в происходящем.