– Не-на-до-го-род. Сте-ну. Сте-ну.
Нечто терпеливо объясняет главному, втолковывает, чтобы пространства раскрыть, это надо стену убрать, а то так и будет —
Сломанное пространство.
Сломанные тела.
Мутное, красное, что должно быть внутри, а оно снаружи.
Нечто сердится, нечто волнуется, ведь если убрать крепостную стену, пропадут ступеньки, а без ступенек пространство как надо не изогнется. А тут еще главный фыркает, не соглашается, еще стену из-за вас ломать, еще что прикажете, дворец королевский снести или собор…
– Не-на-до-со-бор. Сте-ну.
Главный сердится.
Нечто до сих пор понять не может, что есть – главный.
У нечто главного нет, нечто само себе главное, нечто много и нечто одно – одновременно, а у трехмерных всё запутано, и не разберешь, то они сами по себе, то все вместе…
А вот нечту показали мясной мешок с кровью, сказали: главный.
И вот главный сердится. На этих сердится, которые вокзал делают.
– Что вы сделали? Что сделали-то, я спрашиваю? Вокзал они сделали… вот чтобы теперь каждый спрашивал, а что это у вас тут вокзал, а поезда не ходят!
– Ну… может, поезда пустить…
– Еще чего куда пустить?
– А… а что делать?
– Что делать, что делать… хоть замаскируйте под что-нибудь, я не знаю…
– М-м-м… рынок?
– Не, не пойдет… хоть бы, что ли…
Трехмерные волнуются, это же переделывать придется, а переделывать, это опять в пять измерений лезть, одна черточка не туда – и всё развалится…
Нечто тоже волнуется.
Этот с именем в честь места, где люди живут, говорит:
– Не хочет главный, чтобы про вокзал знали.
Нечто не понимает, как такое может быть, чтобы один знал, другие не знали.
А вот может.
Трехмерное существо.
Янь.
То всё ини были, а то вот снова янь.
Янь раскрывает челюсти, натягивает, напрягает тонкие сухожильные нити где-то там, в глубине кровяно-мясной трубки.
Нечто слышит звук.
Почти такой – но вот именно, что почти, почти-почти, – пространство вздрагивает, потревоженное звуковыми волнами, готовится раскрыться…
…снова схлопывается.
Инь с именем – нет-ничего – вопросительно смотрит на нечто.
Нечто показывает знак отрицания: не получилось.
Тот, с именем нет-ничего идет к существу, напрягавшему сухожильные нити, втолковывает что-то, не то, не то. Существо теребит камни, подвешенные на теле, бормочет что-то, да я в Ла Скала, да я…
Тот, с именем нет-ничего терпеливо втолковывает второму существу, да вы поймите, это же вокзал, ну, не вокзал, портал…
Главный сердится.
Видно, работа у него такая – сердиться.
– Вы ей что сказали? Вы ей что про портал сказали?
Так иначе не поймут они, что надо-то…
– А надо, чтобы поняли! Еще не хватало, чтобы вся страна знала, что тут…
…распахиваются челюсти, натягиваются тонкие нити в мясной трубке…
Вздрагивает потревоженное пространство.
Раскрывается.
Пять измерений и три измерения сливаются в восемь…
Главный переводит дух.
Получилось.
Главный говорит с неглавными.
Уже не на вокзале.
Уже у себя где-то. В своей норе. Большая у главного нора, блестит и сверкает.
Главный говорит:
– Эти… знают слишком много… дамочке вон проболтались…
Неглавные спрашивают:
– Что делать?
– Убрать бы их…
– Понятно все. И дамочку… и этих тоже?
– И этих тоже… что ж тут поделаешь…
…архитекторы не выдержали критики: в скором времени де Нюлль повесился, а фон Зикардсбург умер от сердечного приступа…
– Так вы полагаете, что этот мир обречён?
– Да, трехмерный мир в необозримо далеком будущем схлопнется в коллапс.
– Печально.
– Ну, по вам я вижу, что нисколько вам не печально. Человек не может печалиться о том, что случиться через миллиарды лет.
– М-м-м-м…
– В утешение скажу, что такая кончина ждет не только наш мир, но и еще немало вселенных, например, соседствующий с нами шестимерный мир.
– И все-таки нужно что-то делать…
– Ну, знаете, если бы у нас было хотя бы восемь измерений, проблема была бы решена.
– Вы говорите, – восемь?
– Ну да.
– А если соединить наш мир… и их мир?
– Как вы это себе представляете?
– Ну, я не знаю… портал какой-нибудь сделать… вокзал…
Это было раньше.
Давно.
А вот что сейчас:
Нечто настораживается. Нечто не понимает, нечто думает, нечто смотрит в хитросплетение измерений, предчувствует что-то плохое, что-то, что-то…
Нечто выбирается с вокзала, ползет по тесным лабиринтам трехмерного мира, то и дело выпадает куда-то в другие координаты, снова возвращается, снова выпадает, ищет, ищет…
Чует знакомые волны, электромагнитный поток.
Спешит туда.
Поток волн извивается безумной петлей, мечется.
Нечто такое первый раз видит.
Чтобы поток так метался.
Нечто спешит, нечто видит трехмерного, у которого имя нет-ничего, что-то случилось с трехмерным, что-то, что-то, нечто не понимает, нечто присматривается, нечто видит хитросплетение нитей вокруг мясистой трубки, раньше этого не было, зачем здесь это, зачем, нечто вынимает трехмерного из хитросплетения, почему магнитные волны скачут, как бешеные, почему, почему, почему мясной мешок не шевелится… Нечто теребит мясной мешок, сжимает, приотпускает – мешок вздрагивает, нехотя толкает мутную соленую жижу.
Трехмерный вцепляется в нечто, тут же отдергивается от ожога.
– Спаси… спрячь… меня…
Нечто тащит трехмерного к вокзалу, боится повредить, трехмерный извивается, показывает куда-то в сторону, говорит имя второго, которого назвали в честь места, где трехмерные кучей живут…
Нечто спешит туда, хватает второго трехмерного, и снова то же самое, мясной мешок застыл, электромагнитное поле мечется, как бешеное…
Первый бормочет:
– Отравили уже… отравили… ловко работают…
Нечто снова теребит мясной мешок, мешок долго не хочет двигаться, наконец, нехотя толкает соленую жижу, раз, другой, третий…
Нечто возвращается на вокзал, бережно кладет на пол трехмерных, трехмерные следуют за нечтом в лабиринт пяти измерений, путаются, натыкаются на стены, спотыкаются о пустоту…
– Вы что натворили-то? Что натворили, я вас спрашиваю?
Это главный сердится.
На неглавных.
– Так вы же сказали… убрать…
– Убрать… увезти куда-нибудь… на кой черт убивать-то надо было?
Нечто прислушивается.
Чует.
Трехмерный.
Там.
В зале.
Нечто прислушивается, причувствывается.
Инь.
Трехмерный, каких много, да много их тут бывает…
Другие трехмерные хлопочут, показывают на вошедшего, сигналят нечту:
– Главный.
Нечто не понимает, что значит, – главный, нечто само себе главное.
Ну, главный так главный.
Главный говорит.
Нечто слушает. Нет, не то, что говорит трехмерный, а самого трехмерного слушает.
Что-то не так.
Что-то…
Что-то…
Нечто отскакивает, обожженное нестерпимой болью, – нечто и не знало, что трехмерные могут быть такими… такими… Нечто не хочет видеть, а никуда не денешься, смотрит и видит сожженные останки, обугленные остовы, обломки, обрывки, землю, пропитанную красным, соленым, что должно быть внутри, внутри мускульных мешков, но никак не снаружи…
Нечто хочет спросить, зачем так – не спрашивает.
Нечто хочет спросить, зачем трехмерному весь мир – и свой, и чужой.
Не спрашивает.
Нечто отскакивает, шипит, сигналит – уходи, уходи.
Трехмерный сопротивляется, трехмерный не уходит, трехмерный хочет себе все восемь измерений, трехмерный…
