— Если таково ваше желание… если это то, чего вы оба хотите, номер Четырнадцать, номер… да нет же… нет… Мальчик и… его ручной доберман. Всего лишь мальчик и его большая, злая, верная и добрая собака… Если вы уверены в своём выборе и верите, что сможете отыскать шанс на спасение — уходите. Просто уходите отсюда, пока я не передумал, пока вас не стало слишком поздно и слишком бессмысленно отпускать: мои люди не тронут вас, но те, что находятся за дверьми этой комнаты, слушаться меня не станут. Они подчиняются совсем другим приказам, и если вам не повезет нарваться на кого-нибудь из них… Но, думаю, окончание этой сказки вы придумаете и сами. Поэтому уходите, пока я даю вам такой шанс, мальчик и его доберман. Бегите прочь с моих старых уродливых глаз… Просто, прошу вас, бегите.
========== Chapter 9. Lumen ==========
И не сообразуйтесь с веком сим,
но преобразуйтесь обновлением ума вашего,
чтобы вам познавать,
что есть воля Божия,
благая, угодная и
совершенная.
Рим. 12, 2.
Они бежали — бежал Джек, обжигая о зарешеченные пластины израненные босые стопы, таща на руках доведенного почти до беспамятства измученного мальчишку — по бесконечным коридорам, бесконечным белым лабиринтам, где потолки порой то уносились немыслимо далеко наверх, то вдруг так же резко спадали вниз, заставляя вжимать в плечи голову и переходить на разбивающийся на осколки ползок, в то время как в лицо да в спину ударяли выхлопные струи горячего влажного стима из переживших завершившиеся века списанных паровых машин, разило удушливой вонью дизельных двигателей, дребезжало под опаляющим пятки полом — там, за сомнительно прочной железной прослойкой, работало и коптило моторное сердце оживающих на глазах серокаменных сот.
Под беззащитные обгорелые подошвы то и дело попадались замасленные скользкие лужи пролитой черноты; камеры наблюдения, дающие о себе знать на каждом отрезке из приблизительной сотни метров, перемигивались тихими да красными ионными вспышками. Галогенные лампы, то дающие трескающийся сбой, то врубающиеся на полную мощность, до слез ослепляли, а птенец, добитый и стараниями перегнувшего палку Пота, и вернувшимся из детства непринятым кошмаром, продолжал болтаться в руках тщетно дозывающегося мужчины безвольным болванчиком, наотрез отказываясь включаться и помогать: нести Джек его совсем не возражал, но понимал, что если бы мальчишка зашевелил собственными ногами, то передвигались бы они куда как быстрее.
Тело Пота скручивалось, чертыхалось, болело, перевязывалось застревающими в мышцах узлами; для того, кто уже с несколько суток ничего толком не ел, ска́чки по винтовым этажам с вроде бы легкой, но всё равно выматывающей ношей на руках — занятием были тяжелым и одуряющим, ослепляющим, сбивающим пульс и побежку сворачивающейся комками крови; со всей ответственностью осознавая, что здесь и сейчас всё полностью зависело от него, мужчина приближался к заворачивающемуся под сердцем паническому срыву, за которым первая роковая ошибка оставалась вопросом стремительно замедляющихся ходиков.
Если им и везло, то лишь в том, что, не зная, куда вообще податься и в какую сторону держать направление, Джек сворачивал в самых неожиданных местах, пролезал сквозь узкие да мокрые трубы, кое-как, полагаясь на подточенные инстинкты, пытался придерживаться тех лазов, в которых звуки изолировались, исчезали, оставляли один лишь бело-серый пустынный вакуум; людей вокруг пока что не встречалось — если не считать двоих несчастных, будучих вообще, кажется, не в курсе дела, которых вырубить получилось практически на ходу, — камеры горели, фиксировали, но почему-то не реагировали, не присылали по пятам дающих деру отщепенцев напрягающей выжиданием облавы.
Вскоре, пообвыкшись с замазавшей бдительность тишиной и выжравшим нервы посторонним бездействием, пусть то и казалось неестественным да странным, поддавшись утомляющей усталости и поползшей по губам пересушенной белой пене, взмыленный Джек стал двигаться медленнее, еще после — и вовсе уже не бежать, а красться, идти, отчетливо вслушиваться в изредка доносящиеся голоса да рабочие шелесты, приостанавливаться, чтобы перевести дух, за углами, машинами и перегородками, закрывая ладонью мальчишке, что продолжал бессвязно хрипеть, выдающий их рот. Когда сил набиралось чуть больше и то, что представляло угрозу, обтекало мимо — выбирался обратно, обшаривал стены, мрачнел, потерянно оглядывался вокруг, сбивался с пути, налетал на запертые или тупиковые двери, поддавался охватывающей с кишками истерии.
Реактивы, иногда оплетающие кольцом настолько тугим, что закладывало минным детонатором откалывающуюся голову, гремели заправленным жидкотопливным содержимым, шевелились и скрипели, то обрушая, то поднимая тяжелые перегонные коромысла; гудели протонные и плазменные генераторы, поблескивали смазанные спаянным маслом алюминиевые турбины, трубы, переключатели, рычаги. По выхлоренным железным стенам мелькали такие же выхлоренные железные тени, по следам, обозначенным каплями предавшей крови, тянулся, накрывая пальцами выколупленные красные глаза, играющий в «поймай — не поймай» бесшкурый апокриф, чью поступь даже получалось порой услышать: когда на миг до удара замирало сердце и в лёгких звенело пеплой заношенной ржой.
— Малыш…! — За очередным поворотом, чудом умудрившись миновать группку беззаботно переговаривающихся двуногих тварюжек, с ног до головы закутанных в пластилиново-белые термооптические одежды, Джек, едва не поскользнувшись, отпрянул назад, нырнул в заслоненную реакторным боком неглубокую настенную нишу, ухватился сведенными судорогой пальцами за беззащитное мальчишеское горло да, послав всё к рогатому дьяволу, попытался не придушить, конечно, но основательно припугнуть и хоть как-нибудь бестолковую мелюзгу растормошить. — Я всё, клянусь тебе, понимаю, но… Очнись, твою мать! Если не хочешь подохнуть по-настоящему, то, прошу тебя, очнись, слышишь меня?! Сейчас не время, чтобы играть в трупик, болван! И не смей прикидываться! Я же вижу, что ты в сознании! — он шипел, рычал, шептал и тряс-тряс-тряс, не решаясь при этом поднять голоса громче, чем шелестели оставленные на главной дороге скучающие вентилирующие лопасти.
Разбесившись, сорвавшись туда, где остановиться так просто уже не мог, пронзив клыками нижнюю губу да с чувством ругнувшись, осмелился отвесить ни в какую не реагирующему птенцу грубой и хлесткой пощечины, но не помогло и это; мальчишка, бестолково поморщившийся да откинувший голову, продолжал глядеть в потолок ни хрена не узнающими застывшими стекляшками, отказываясь и воспринимать, и вспоминать, и оказывать это гребаное необходимое содействие; сердце его, на всякий случай попеременно проверяемое, билось настолько слабо, что становилось страшно уже и от этого, а за страхом в шаткий и вскрытый рассудок вновь и вновь заползала бесконтрольная, разорвавшая затянутый ошейник злость.
Всё, трижды чертово всё прямо на глазах, только-только попытавшихся возрадоваться да поверить, становилось настолько бессмысленным и обреченным на провал, что хотелось разве что в полную глотку проораться: Пот отдавал себе отчет, что не сможет этого несчастного ребенка долго таскать, если хочет сохранить силы для того, чтобы проложить путь за границами потенциально пройденных сот, что не сможет, как бы ни обманывался, даже банально сообразить, где в этом поганом месте вход, где финальный скотобойный тупик, а где намек хоть на какой-нибудь выход. И, более того, никак, абсолютно никак не сможет продолжать сухим да нетронутым уворачиваться от тех, кто с поворачивающимся задом рвением бороздил здешнее безводное море вездесущими белесыми клиперами; за каким-нибудь поворотом, за каким-нибудь шагом их рано или поздно засекут, обнаружат, изловят, вернут в покинутые клетки или порешат на месте, пустив на раскормку тем доберманам, что были самую-самую чуточку более настоящими.
Глубже и глубже погружаясь в ползущее наравне с отбрасываемой тенью смятение, мужчина, стараясь не зацикливаться на образовывающейся в центре грудины холодящей дыре, не без труда поднялся по еще одной лестнице, миновал три с половиной ходящих кривым зигзагом пролета, свернул, замешкавшись на развилке, налево, щурясь от бьющих в лицо, отсвечивающих алюминизированных покрытий зауживающих движение стен…
