«При уничтожении одиночного стрелка противника момент для выстрела лучше выбрать так, чтобы автомат противника после падения его хозяина остался на бруствере. Кто-то из напарников неприятеля попытается достать автомат и подставится под выстрел. Но если возле него никто не появится, значит, позиция снайпера обнаружена и ее надо менять».

«Фашистские снайперы, как правило, свои посты устраивали в глубине своей обороны, а мы вылезали на передний край. У немцев было много ложных позиций. Как отличить ложную позицию от настоящей? Тут необходимы наблюдательность и колоссальная выдержка.

Например, как-то вечером блеснет огонь зажигалки – снайпер закурил. Зафиксируй эту точку и жди – вот-вот появится облачко табачного дыма. Пройдет еще какое-то время, может, и целый день, и смотри – на какую-то долю секунды выставится каска. Тогда не прозевай. Если даже и не успеешь, то ты уже знаешь, где среди ложных позиций настоящая».

«Лежим молча, наблюдаем. Солнце освещает каждый горбик, который мы заметили еще днем. Немного ниже лежат снарядные гильзы. Я насчитал их двадцать три штуки. Постой! А эта без дна! В такую гильзу, как в трубу, хорошо просматривается перспектива. Я немного приподнялся. Но неожиданно там, в трубе, как будто кто-то высек искру. Я камнем упал на дно окопа. На противоположном боку бруствера треснула разрывная пуля…»

Маскировка немца была оригинальна, и оборудованная в куче гильз позиция была для стрелка безопасна со сторон. Очевидно, гильза без дна не была закреплена намертво и могла вращаться для изменения сектора обстрела. Ошибка немца состоит в том, что за кучей гильз в гильзу без дна просвечивался светлый фон, на что немец и попался.

«Я внимательно осматривал (в артиллерийскую трубу) каждый кустик, каждую канавку, дальше и дальше углубляясь в оборону противника. Вот вершина, где иногда появлялся дальномер. Рядом небольшое углубление. А в нем гильза без дна! Замаскированная в бруствер. В отверстие видно гитлеровца в каске. Наблюдаю при помощи оптического прицела снайперской винтовки. Гильза закрывает оптику от бокового света, вбирает «зайчики», благодаря чему цель видно более отчетливо. Он, кажется, даже фотографировал свои цели во время выстрела.

Я держу фашистского снайпера в прицеле своей винтовки уже с полчаса. Утомился, напряжен до крайности. Но на это не обращаю внимания. Фашист тоже смотрит через оптический прицел.

Николай отошел назад, поднял над бруствером чучело в каске. В тот же момент фашистский снайпер выстрелил. Каски как не было на голове куклы.

И, как заведено у снайперов после удачного выстрела, фашист положил руку на затвор, чтобы передернуть его и поднять гильзу, отодвинулся от оптического прицела. Голова его поднялась. В ту же секунду прогремел мой выстрел. Пуля легла где-то между глаз, перебросив каску на лицо. Винтовка с оптическим прицелом осталась в трубе».

Немец сделал ошибку, повторив прием, хоть и в другом месте. Почему Зайцев долго держал немца на прицеле и почему его ассистент, отойдя назад (чтобы Зайцев и немец оказались в створе, на одной линии), показал немцу чучело? Надо было проверить, не является ли позиция немецкого снайпера ложной и не находится ли за снарядной гильзой с отпиленным дном чучело-приманка. Немец сделал еще одну классическую ошибку – он поднял голову под встречный выстрел.

«Рядом с блиндажом, в траншее, мелькнула фуражка. Видно кончик фашистской эмблемы. Фуражка постепенно поднимается. Вот уже видно всю эмблему до козырька.

– Видишь? – спросил я у Куликова (напарника).

– Да.

– Это немецкий снайпер в засаде, дешевую выдумал приманку.

Фуражка спряталась.

– Передержал, – заметил Куликов.

– А почему на нашем участке появился снайпер? – спросил я.

Николай пожал плечами:

– Черт его знает.

– Ты вчера скосил пулеметчика и всадил ему пулю в голову. Ты как будто бросил ихнему снайперу перчатку. Они твой вызов приняли. По точности попадания тебя узнали».

«…Политрук протянул руку, и разрывная пуля ударила ему в запястье. Теперь я знал, что буду иметь поединок с ловким снайпером, умеющим стрелять навскидку. Прикинувши, на какой высоте пуля попала в руку связного, я сделал отметку на стене траншеи.

За час мне удалось обозначить три снайперские позиции. Это на всякий случай, может, уже сегодня придется вступать в поединок.

На третьем оставил для приманки каску. Не успел отойти, как она очутилась на дне траншеи. След от пули свидетельствовал о том, что снайпер выстрелил с той же позиции, с которой раздробил руку связного.

Где-то к обеду я высмотрел спереди щиток от нашего «максима», за которым сидел вражеский снайпер. Замаскирован он был выгоревшей травой и ветками кустарника. Между ветками чернело отверстие щитка. Посылать туда пулю было бы зря: она пойдет рикошетом от ствола и только напугает снайпера. Надо подождать, пока он поднимется или хотя бы поднимет голову.

Ждал недолго. Снайперу принесли обед. Над щитком показались две каски. Но под какой из них снайпер? Что-то блеснуло. Наверное, стакан от термоса. Один задирает голову – я вижу его подбородок. Нажал на спуск. Голова дернулась назад».

Снайпер, способный быстро и точно стрелять навскидку, – серьезный противник. В данном случае его подвела самоуверенность и тяга к комфорту. Зайцев сделал правильно, что подождал развития событий, когда успокоенный и отвлеченный едой противник забудется и подставится под выстрел.

«Ночью наши разведчики притянули в мешке «языка». На допросе он показал, что фашистское командование серьезно обеспокоено действиями наших снайперов. Из Берлина доставлен самолетом руководитель школы снайперов майор Кенингс, который имел специальное задание убить «главного «зайца».

Я уже научился быстро читать почерк немецких снайперов, по характеру огня и маскировки без особых усилий отличал опытных стрелков от новичков, трусов – от настойчивых и решительных. Но характер руководителя их школы долго был для меня загадкой. Ежедневные наши наблюдения ничего нового не давали. Трудно даже было сказать, на каком участке фашист. Наверное, он частенько-таки менял позиции и точно так, осторожно, как я его, искал меня.

Я старался проанализировать собственный опыт, опыт своих товарищей, чтобы найти самое правильное решение. Опыт подсказывал, что без информационной помощи окопных друзей – стрелков, пулеметчиков, саперов и связистов – на успех не рассчитывай. Когда я выявлял фашистского снайпера, определял его местонахождение, то звал к себе, скажем, пулеметчика, давал ему трубу, сам брал окопный перископ, показывал самый заметный предмет и вел пулеметчика по ориентиру. И вот когда пулеметчик увидит немецкого снайпера и убедится, как он все-таки хитро маскируется, только тогда этот боец становится грамотным помощником.

Кроме того, когда я делал фальшивые позиции, устанавливал макет, маскировал его, то имел возможность изучать каждого солдата, наблюдать, на что он пригоден. Бывает, солдат инициативный, смелый, а помощник из него никудышный – очень горячий, вспыхнет и погаснет. На такого нельзя положиться в продолжительной борьбе: после первых же опасных испытаний найдет причину и уйдет от тебя, сославшись на важное дело. А по сути, у него просто кончился запас смелости и терпения.

Такие характеры часто наблюдаются и среди снайперов-новичков. Сложнее разгадать характер вражеских снайперов. Знаю одно – они все упрямы. Но и для них я нашел свой метод: хорошо подготовишь кук лу, незаметно ее поставишь и начнешь передвигать – кукла, как человек, должна менять свои позы. Рядом с куклой – твоя замаскированная позиция. Вражеский снайпер выстрелил в куклу, но она осталась живой, и тогда начинается демонстрация «упертого» характера. Стреляет второй раз, потом готовится к третьему выстрелу, но, как правило, именно в этот момент сам попадает на мушку.