Ольга Нуднова
Зеркала времени
« Пускай мечтатель я, мне во сто крат милей
Довольства сытого мои пустые бредни.
Мой голос одинок, но даже в час последний
Служить он будет мне и совести моей…»
( Э. Ростан « Сирано де Бержерак» )
Все имена и события вымышлены.
Все совпадения случайны.
Пролог
« Прошлое все равно остается прошлым, со
своими ошибками, задумками и
проступками…»
( цитаты о жизни )
Она становится мудрой женщиной. А может быть, ей это просто кажется? Разве можно найти ответы на все вопросы, что преподносит жизнь?
Но они есть, эти ответы. И не только в книгах, фильмах, сказках и мифах. Там все красиво, волшебно, незабываемо. Добро побеждает зло. Есть Любовь, прекрасная и взаимная. Есть Чудо чудное и диво дивное. И надо всего лишь одно – просто поверить в это!
Что было у Нее, в Ее жизни? Белая полоса сменяется темной, темная полоса сменяется белой. Жизнь полосатая и идет по зебре, чередуя полосы.
День сменяет ночь, ночь сменяет день. Опять наступает новый рассвет, приходит новый день, который завершается новым закатом.
И так по бесконечному кругу. Бытие определяет сознание. Все течет, все меняется.
Жизнь не стоит на месте. Все движется, движется вперед.
Она смотрит на свое отражение в зеркале. Зеркала времени пугают ее и отражают в бесконечных дорогах, дорогах, по которым она прошла и по которым еще предстоит пройти.
Эти дороги, эти лабиринты Судьбы извилисты, беспокойны и непредсказуемы.
Она подходит к зеркалу. То спокойно висит на стене. Тяжелая резная рама обрамляет хрупкое прозрачное стекло.
Что там внутри, в Зазеркалье?
Можно ли туда заглянуть, попасть и вновь очутиться в своем прошлом? А потом опять вернуться обратно, в сегодняшний день?
Она смотрит на себя в зеркало. Она ли это?
Время нельзя остановить. Она течет незаметно, струится между пальцев, как песок. И уходит, уходит безвозвратно.
Она улыбается своему отражению в зеркале. Кто она? Кто она такая?
Уставшая от жизни женщина? Замотанная делами и заботами тетка в возрасте? Пожилая дама, которой уже чужды все радости жизни?
А может, все еще девчонка в душе, молодая и красивая? У души нет возраста. Просто Она забывает об этом.
Она опять смотрит на себя в зеркало.
У каждого из нас есть прошлое. И у каждого оно свое.
Ты- человек. И прошлое у тебя есть. Твои воспоминания никуда не исчезают. И порой они мучают тебя. Ты думаешь и думаешь об этом.
Любая ошибка в прошлом простительна, если в настоящем ты делаешь все, чтобы ее не повторить.
Она еще раз улыбается своему отражению в зеркале, подмигивает и вдруг прыскает от смеха. До чего она дошла! Смотрит на себя, потом даже разговаривает с собой. Тихо, шепотом. Чтобы никто не слышал посторонний. Чтобы услышать себя, свой голос.
Прошлое ушло безвозвратно. Все закончилось. Оно кануло в Лету.
Ну, почему Она все цепляется и цепляется за него? Почему не доверяет будущему?
Она отходит от зеркала и садится в кресло, берет в руки книгу. Внезапно Ей в голову приходит мысль: « Мы – и есть наши воспоминания. И каждое из них, плохое или хорошее, делает тебя тем, кто ты есть».
Она улыбается своим мыслям и, наконец, решается. Она открывает книгу. Книгу своих воспоминаний.
Это больно, мучительно больно. Это не только больно, но еще и до ужаса страшно. Но Она готова. Она знает точно. Она пройдет через это снова, еще раз…
Хмурое утро.
«Чтобы выжить, надо перестать допытываться,
чем смысл жизни. Жизнь сама по себе и
есть ответ…»
( цитаты о жизни )
Зима в этот год выдалась суровой, очень-очень холодной. Морозы порой доходили до минус сорока.
Иней настолько покрывал деревья, что все вокруг становилось удивительно красивым, каким-то сказочным, хрустальным, как волшебное стекло. Но волшебство это было обманчивым, призрачным и до боли жутким.
Была зима. Шел 1943 год.
И была война. Война, о которой пишут, которую пришлось пережить, выиграть, и которую сейчас пытаются перекроить на свой лад все, кому не лень.
Была война. Сейчас. Не завтра, как все ожидали. А именно сейчас. В эту зиму и в эту ночь.
В деревню Шестаки на Смоленщине пришли немцы. Они оказались везде. Над местным клубом висел их флаг. У входа в клуб, вытянувшись, стояли часовые. Здесь располагался штаб.
Везде говорили по-немецки, устанавливались свои порядки и правила.
Немцам помогали соблюдать тишину и покой местные жители. Это были полицаи с желтыми повязками на рукавах. Они обходили дома, заглядывали в окна, дворы. Как ищейки, идущие по следу, находили и отбирали последнее, спрятанное в закромах, от глаз подальше, выявляли неблагонадежных жителей деревни.
Эта ночь была очень морозной, холодной и красивой. Звезды высыпали на небосклон, сияли далеком отраженным светом, манили своей недоступностью. Как чужие, небесные светила были сторонними наблюдателями. Они безмолвно смотрели вниз. Они ничего не могли поделать и ничем не могли помочь. Они могли просто наблюдать и ужасаться тому беспределу, творившемуся на земле.
А внизу действительно наступил полнейший беспредел, ужас и мрак. Страх охватывал жителей этой маленькой деревни на краю леса в российской глубинке.
На площадь перед местным клубом было согнано все местное население деревни. Стар и млад. Здесь были женщины, старики, маленькие дети.
Мужчин не было.
Вокруг деревни стояли мощные вековые леса. Ели, сосны, лиственные деревья. Темные, непроходимые леса, окруженные болотными топями.
Там, где-то внутри этого мрачного леса, находился партизанский отряд. Никто никогда не видел партизан, но все знали, что они существуют.
Отряд действовал. И немцы боялись их ночных вылазок.
Сейчас на этой площади перед клубом стояли нищие, оборванные, забитые женщины с детьми. А господа Великой Германии пытались найти и выяснить пособников партизанам. Кто из них держит связь с партизанами, помогает им, снабжает продуктами, выпекает для них хлеб.
Толстый немец в позолоченном пенсне ткнул пальцем в толпу женщин: « Я хочу знать, кто помогает партизанам! Вот эта пусть скажет! У нее из трубы всегда идет дым. Она постоянно топит печь и печет хлеба. Пусть скажет, кто и когда придет за ними?»
Двое солдат в черной форме выволокли из толпы женщин Марию, оборванную, в темной драной бесформенной длинной юбке, зябко кутавшуюся в пуховый платок. За нее цеплялись и плакали в голос дети. Мал мала меньше. Их было четверо. Старшей Шуре было 9. Николаю – 7. Валюшке -5, а маленькому Ленечке было всего 3 годика.
Они цеплялись за Марию и дружно, в голос ревели.
Мария, худая, изможденная женщина под сорок, с впавшими глазами, смотрела на немецкого офицера и не могла понять, что от нее хотят.
Страшно ей не было, но она боялась за детей. В ее доме на краю деревни была полнейшая нищета, разруха и голод. Порой она не знала, чем накормить детей, собирала травы, лебеду, пекла хлеб из остатков муки, добавляя в нее разные ингредиенты, варила картошку и очистки от нее. Дети должны были хоть чуточку быть накормленными, чтобы не плакали от голода.
« Господин начальник, вы видите, сколько у этой женщины детей? Она для них печет хлеб и варит картошку!» – рыжий полицай с желтой повязкой на рукаве вышел вперед и встал рядом с Марией.
Это был Тимофей, кум ее мужа и крестный Ленечки. Он был добр к своей куме и сейчас пытался как-то обезопасить ее и детей от разбирательств немцев.
« Ладно, я тебе верю!» – толстый немец в пенсне махнул рукой и ткнул в полицая стеком, – « Пусть идет, и детей своих забирает».