Вечер, казалось, никогда не наступит. Светило замерло в зените давным-давно, и его там приколотили, словно намертво. Песок. Сыпучий песок под копытами лошадей.

   - Где же промежуточный оазис! - воскликнул Чарльз, когда они взобрались на очередную дюну. - Он был здесь.

   - Сейчас здесь ничего нет, - убежденно проговорил Рауль.

   - Странно, даже деревьев нет, - заметил Чарльз, всмотревшись. - На оазисе стоит дюна.

   - А дальше нет оазиса? - спросил Парауэл.

   - Есть, но в стороне. Если мы уклонимся от нашей цели, то прибудем к месту лишь на сутки позже.

   - Тогда лучше ехать напрямик, - сказал Степан на слова Чарльза.

  Спутники переглянулись и решительно поехали напрямик. Вероятно, вверху песок ещё висел после бури, именно поэтому солнце казалось тусклым. Однако вниз песчаная пыль отчего-то опускаться не спешила. Ехать пока было легко. Степан заметил это и продолжил свой рассказ.

  --------------------------------

  На троне княжества, чуть ранее нападавшего на Россмузию, и звавшегося Лезвия, в то время сидел уже сын того князя, который на нас нападал. Я добирался до столицы княжества почти месяц. Видя старика, люди привечали меня, давали мелкие деньги, а больше - пищу.

  Добравшись до столицы, я стал пробиваться к князю. Видимо до него дошла весть о том, что некий старик добивается видеть его, и любопытство побудило его принять меня.

  Я вошёл в палаты, и, поклонившись князю, подошёл поближе.

   - Князь, - сказал я, - прости, что занимаю твоё время, но я пришёл к тебе узнать, куда делся один юноша. Может, знаешь, что однажды группа от войска твоего покойного отца, царствие ему небесное, ушла в россмузийскую глубинку и, для вида пограбив, захватила наследника престола нашего. Князюшка, смилуйся, отдай Павла!

  И я рухнул на колени. Князь молниеносно подхватил меня под руки и легко поднял.

   - Что вы, дедушка, сядьте.

  Я взглянул на князя. Увидел за его суровой фигурой доброе сердце и жалостливую душу. Он был схож с отцом. Только нос был длиннее, да губы полнее. А так рост, ширина плеч и даже огненно-рыжая шевелюра достались от отца. Всё остальное было материнское. А вот качества, кажется, были собственные.

   - Я был бы рад отдать вам Павла, но я не могу этого сделать. Он потерялся. Поверьте моим словам. Группа, захватившая его, без остановки скакала сюда, к нам, тогда как лизвийские войска ещё какое-то время простояли на земле Россмузии. Здесь же Павла передали помещику Ильвонту. От него Павел через год попал в услужение к графу Перендова, у которого он пробыл десять лет. А потом исчез. Граф сказал, что за день до исчезновения Павел вдруг упал с лестницы и, судя по всему, лишился памяти. Где он сейчас никто не знает.

  Я выслушал князя.

   - Разрешишь ли ты мне искать Павла по твоей стране?

   - Вы немощны, дедушка, - заметил князь.

   - Я уже сорок лет как немощен, а вот дожил до ста шестнадцати. Так-то князь!

  И вновь поклонившись изумлённому князю, вышел вон. Странствия мои по Лизвии длились многие года. В каждом посёлке, а тем более городе, я расспрашивал о Павле, но никто ничего мне не мог ответить. Мне исполнилось сто двадцать, сто тридцать, под сто сороковой добиралось, а я ничего не добился. В Лизвии меня прозвали вечным странником. Я находился в том состоянии физического тела, что, казалось ещё чуть-чуть, и я умру. Грань, отделяющая меня от смерти, была очень тонка, но я, к своему удивлению, её не перешагивал. До сих пор я ещё в том же состоянии.

  Измученный после почти двадцати пяти лет странствий я вернулся в столицу княжества и присел на паперть церкви. Ум и тело у меня изнемогли. Но я представил вдруг Павла и понял, что ему пятьдесят с лихвой. Это меня растревожило, ибо, даже найдя его, он уже, так может быть, не сумеет оставить от себя потомства.

  Я чуть отдохнул, слегка повернул голову и тут же узнал его. Это был высокий, тощий мужчина, узкоплечий с впалыми щеками и глазами. Волосы на голове были коротко острижены, отчего лоб выглядел чрезмерно великим. Павел на лицо был бледен. Тонкое тело и тонкие костлявые руки с длинными, немного искривленными пальцами, что свидетельствовало о тяжёлой работе, что приходилось исполнять Павлу, говорили так же о голоде. Наследник Россмузии давно ничего не ел. Одежонка на нём была не ахти. Лохмотья, заплатка на заплатке.

   - Павел, - позвал я, вставая по россмузийски.

  Его голова непроизвольно дернулась, он обернулся ко мне. Синие глаза приобрели как-то оттенок. Павел кинулся ко мне с криком "Дедушка", упал к моим ногам и прижался всем телом ко мне. Из груди его вылетали ничем не сдерживаемые рыдания и по щекам обильно текли слёзы. Как когда-то в детстве я ласково гладил Павла по голове. Я дал ему вволю выплакаться. Он много страдал.

  Наконец я его поднял и сказал:

   - Ну, полно, полно, внучек. Я за тобой пришёл.

   - Дедушка, ты ещё жив!

   - А как же! Чтоб твой дед умер, не наказав Дмитрия - да ни за что! Пойдём, Павлуша, зайдём к князю. Он добрый человек - даст нам отдых, еду, одежду, а потом, когда мы отправимся домой, и коней. Пойдём, дорогой ты мой.

  Князь принял нас с большой радостью и был приятно изумлён моим появлением.

   - Вы, Степан Матвеев, явно намерены прожить вечность, - в одном разговоре произнес князь.

   - Он частично прав - с тех пор я прожил не одну сотню лет.

  После отдыха я стал прощаться с князем.

   - Степан Матвеев, я предлагаю вам проводить вас с триумфом до самой столицы, узурпатора помогу свергнуть.