Назад шли молча, точнее помню, что молчал я. Нужно было бы оправдываться, но я был настолько подавлен, что ничего не мог сказать. Странная история, случившаяся со мной, меня обманывала, выставляла в не самом хорошем виде. Хоть дяденька строитель и помог мне, но оставался жуткий не удаляемый ничем осадок. Помню, что когда я уже в одиночестве стоял возле калитки родного дома, поклялся обязательно отыскать сеньора Толстозадова, чтобы мне это не стоило.
Он должен быть где-то здесь, рядом. В этом я от чего-то был совершенно уверен. Не знаю, откуда в моем детском мозгу появилась эта уверенность. Может пионерская целеустремленность двигала мной, наверное обида, что не смог доказать я свою правду перед всем классом, но сеньор Толстозадов среди людей, и он совершенно реален — это я знал точно.
Через несколько дней — я, Санька, Витька — поклялись друг другу найти Толстозадова. Было у нас много детского, страстного желания, но совсем мало понимания, как осуществить задуманное. Мы ходили кругами по всем окрестным улицам. Сидели на остановках общественного транспорта, только все без толку, Толстозадов, как в воду канул. Если бы не моя твердая убежденность, наверное, недолго бы мы продержались в своем желание отыскать его, но и так первый месяц пролетел быстро. Поиски по положенному для возраста принципу протекали в форме завлекательной игры, только игра не может сохраняться в одном сценарии все время, на то она и игра, чтобы менять старое на новое. Мы и занимались этим, придумывали, обсуждали, чертили схемы. А результата так и не было. Еще через месяц интерес начал спадать, его потихоньку заменяло что-то другое, но как раз в те дни я увидел Толстозадова во второй раз, и на этот раз я был не один.
Случилось — это когда, собственно, мы не занимались поисками, а всего лишь поехали в кинотеатр повторного фильма. Приехали на час раньше начала одного из дневных сеансов, болтались на одной из центральных улиц, пинали по тротуару какую-то жестяную банку — и вдруг Санька неожиданно застыл на месте.
— Это — он — тихо произнес мой друг, узнав Толстозадова, так же, как и я на вечернем пустыре.
К этому времени все вокруг уже было покрыто белым покрывалом снега. На центральной улице снег был, конечно, серее, но все же зима уже бесповоротно забрала все в свое холодное царство. Почему только мы трое могли его узнать? Это до сих пор остается для меня загадкой. Видели же его очень, и очень многие люди, в том числе, и такие же, как мы пионеры.
Из чёрной ‘’Волги’’ с олененком на капоте вышел сеньор Толстозадов, собственной персоной. Одет он был в стильное серое пальто, в руках у него была чёрная кожаная папка, а на голове такая же, как тогда на пустыре шляпа. Внутри автомобиля оставался водитель, Толстозадов же, окинул нас подозрительным взглядом, что-то сказал водителю и не торопясь вошел в двери большого административного здания.
Витька сжимал мою руку. Санька просто стоял рядом, и пауза длилась, как мне казалось целую вечность. Затем смотря друг на друга мы подошли к табличке, что была по правую руку от дверей за которыми скрылся Толстозадов. Надпись на табличке объясняла нам, что мы находимся возле здания типографии ‘’Красный вестник’’.
— Вот — это да — произнес тогда Витька.
— Он пробрался в газету, беда будет скоро — продолжил Санька.
— Что делать будем — спросил я.
Ответа от моих друзей не последовало. Найти ответ было трудно. Не смотря на наивность школьного возраста, мы хорошо понимали, что просто прийти и сказать всем, что это сам сеньор Толстозадов, разве вы не видите — не получится. Подобное кончится для нас отцовским ремнем, а может еще, чем похуже.
Уютно устроился Толстозадов, и никто кроме нас не знал о нем, не верил, что он существует, что он рядом, что он среди нас.
Мы в тот день все же посетили киносеанс, но фильм не отложился в наших головах. Не было и обычных разговоров основанных на впечатлениях подаренных фильмом. Мы зашли в тупик. Вечером того же дня, собрались на нашем заветном месте возле большой кучи песка. Там у нас был сооружен импровизированный домик из старых досок и прочей ерунды. Долго обсуждали случившееся, но не могли предложить хоть что-то действенное для выявления Толстозадова. В конце концов, пришли к решению, еще несколько раз побывать у здания типографии и в дальнейшем попробовать, еще что-нибудь узнать.
Что решили — то сделали. Только результата — это не дало. Сеньора Толстозадова мы больше не видели. Чего-либо узнать, мы тоже не смогли, хоть и решились расспросить сотрудников, которые нам показались дружелюбными. Что странно, никто не смог вспомнить человека соответствующего нашему описанию и говорили нам, что это видимо кто-то из посторонних, приезжавших по какому-либо делу.
— ‘’Здесь ребята много таких бывает. На третьем этаже редакция, туда кто угодно заявиться может’’.
Время тогда, как и полагается, успокоило нас, пришедший возраст окунул в другие интересы и сеньор Толстозадов потихоньку стал исчезать из нашей жизни, хотя все время находился рядом в соседнем от типографии здание, которое располагалось через дорогу и с жутким раздражением смотрел на троих странных пацанов, которые в тяжелый период его жизни, неожиданно опознали его…
<p>
</p>
… Когда разбили буржуинов, он остался один. Не знал, что ему делать и самое главное, куда ему идти. Непривыкший к тяжелым условиям он долго плакал, растирая слезы грязными руками по пухлому лицу. Ему нужно было найти своих, но он боялся даже выглянуть на свет божий. Прошло два дня, почти закончилось печенье с вареньем и жирная серая крыса за шкафом все больше наглела. Он жутко ее боялся. Боялся, что эта тварь приведет за собой своих друзей, таких же, как она — серых, голодных, наглых товарищей.
Вероятнее всего, что он бы сгинул, если не в квартире бывшего депутата областного собрания, а по совместительству его родного отца, то где-нибудь в приюте для огромного количества сирот оборванцев, которые носились стаями, воруя все, что можно украсть. Но в один темный вечер дверь в квартиру заскрипела, от движения ключа в замочной скважине. Он сжался в маленький комочек, забился в угол кожаного дивана и почти перестал дышать.
В сумраке темной комнате, тихо ступая, появился мужчина, одетый в дорогой костюм с большим золотым перстнем на одном из пальцев. Он внимательно смотрел на него, а он продолжал сжиматься от страха, только двигались испуганные зрачки.