Совсем темнеть стало. Понял я, что сильно задержался на улице. В это время мать уже ходит по окрестностям в моих поисках, а отец уже приготовил свой армейский портупей, чтобы меня, как следует дома встретить. Не один раз уже такое со мной было, только что с коробочкой делать. Появиться с ней дома, рассказать, показать. Нет, не решился я тогда, затем понял, что зря не решился, а в тот вечер, выкопал я другую ямку, перепрятал его тайник, оставил свою метку. После этого и пошел домой. Иду, а у самого все внутри сжимается, от доставшейся на мою долю непостижимой тайны.
… Дома все случилось, как я предполагал. Отец, молча раза два врезал мне своим ремнем, а мать еще в течение часа продолжала читать на мою голову необходимые нотации о поведение и уважение к старшим. Я ее слушаю, а у самого в голове его образ стоит. Каким он был тогда, в те годы сумрачные, когда подался служить буржуинам? Никто не знает, картинки, конечно, видели в тонких книжках. Только не похож он на эти картинки. В тысячу раз гаже он, чем на тех картинках. Вырасти, он вырос, только сущность не изменилась. От этого видимо и узнал я его сразу. Где он сейчас?
Наступила ночь. Я долго не мог уснуть. Не отпускали меня переживания, и тогда я решился на самый важный в жизни, как мне тогда казалось, шаг. Обдумал все хорошо. Засыпая старался настроиться. Утром в школе я сообщу о своем открытии при всех одноклассниках, потребую, чтобы собрался совет дружины с пионервожатой. Нужно предъявить эту коробочку всем…
Откладывать дела в долгий ящик я не собирался. Утром еще раз настроил себя на разговор с нашей пионервожатой. Если честно, то я ее немного побаивался или, как это лучше сказать. Была она женщина странная, точнее необычная. Лет ей было под сорок, — она в пионерском галстуке. Сама кореянка, да еще и с сильным косоглазием. Голос с присущим ее нации акцентом и импульсивная чересчур. Редко кому она давала договорить, обязательно перебивала и начинала давать свои советы, а затем настраивать на позитивный пионерский лад, как будто мы и без нее этого не знали. Сейчас понимаю, что работа у нее такая была и она ее, кажется, по-настоящему любила, но тогда ничего не вышло.
— Ты Архип понимаешь, что все это история из книжки. Хорошей книжки — правильной, но на самом деле никого из них, сейчас уже не существует. Было — это давно и он в том времени остался — отличница по имени Света, высказала свое мнение.
Пионервожатая по фамилии Цой внимательно ее слушала, посматривала, то на меня, то на Свету. Все остальные сидели тихо и лишь иногда с опаской о чем-то перешептывались.
— Но я видел его, и я докажу — вспылил я.
— Правильно пойдем и принесем его коробочку с орденами, от буржуев и клятвой — вступился за меня мой друг Санька Сергеев.
— Ребята послушайте — после долгого молчания, наконец-то вмешалась в разговор пионервожатая.
— Мы не можем не верить Архипу. Тем более он имеет возможность доказать свою правоту. Поэтому, я согласна, что нужно доставить эту шкатулку в школу. И если все есть так, как говорит Архип, то потом мы сообща подумаем, как нам поступить. Но все же я думаю, что здесь дело другое. Если бы он остался в нашей стране, не убежал бы вместе с буржуинами, то его за прошедшие годы обязательно бы перевоспитали. Ребята, посудите сами; октябрята, пионеры, комсомольцы, коммунисты — все бы не оставили, его без внимания.
— Да, как он мог его узнать. Столько лет прошло — подскочил с места Славка Гераськин.
— Тем более его живого никто не видел, кроме тех, кто тогда был рядом — помогла Гераськину, Светка.
— Ребята успокойтесь. Я предлагаю завтра после четвертого урока пойти на пустырь и поставить в наших разногласиях точку — сказала пионервожатая Цой.
Почему я не пошел туда сразу после совета дружины? У меня ведь был целый день, целый бесконечный день. А на следующий день произошла катастрофа…
Нас собралось почти тридцать человек. Я уже не помню, кто не пошел и по какой причине не пошел, но такие вроде были. И об этом, как раз шел разговор, пока мы дружной гурьбой направлялись от школы к пустырю.
Видимо я что-то чувствовал, иначе, как объяснить, что шел я на трясущихся ногах. Может ответственность давила, нежелание осрамиться перед всем классом, а может все-таки дурное предчувствие.
Как сейчас помню — этот злополучный день. Сильно грело, появившиеся с самого утра солнце. Быстро оно высушило последнюю грязь под ногами. Многие ребята сняли с себя куртки, каждый тащил с собой собственный портфель…
… Оказавшись на пустыре, я понял, что наступил момент и мне ничего не остается делать, как просто при всех провалиться сквозь землю. На месте, где я закопал коробочку, работали сразу три больших, серых бульдозера. Конечно, они все не поместились на крошечном пятачке, где уже исчезла, мною вкопанная палка, но они были рядом и уже переборонили все, что могло там быть.
— Там — сказал я, указав рукой на бульдозеры.
— Как там? Там стройка Архип — сказала пионервожатая.
— Но это было там — произнес я.
Мои одноклассники собрались в тесный круг и пожирали меня глазами. Не стали исключением и мои лучшие друзья — Санька и Витька. Пионервожатая хотела что-то сказать, но ее опередил пожилой дядька, появившийся, как черт из табакерки.
— Что у тебя за экскурсия? Зачем ты детей сюда привела, видишь строительные работы, идут — кричал он, обращаясь к нашей пионервожатой.
— Мы уходим, извините — растерялась она.
Нетрудно догадаться, что все смотрели в этот момент на нее и на меня. Я же стоял опустив свой взгляд в землю.
— Вот так сюрприз, ничего не понимаю — проговорил дяденька и хотел уходить, но я неожиданно для самого себя и всех одноклассников, спросил его.
— Дяденька скажите, когда началась здесь работа — мои глаза умоляли, его сказать правду, ведь на меня сейчас смотрели три десятка глаз.
— Сегодня, работа с утра началась, мальчик, а теперь уходите со стройплощадки.