Инна несмело, поглядывая на остающихся, на прежнем месте барбосов, вылезла из машины.

     — Подождите секунду, мне в туалет нужно — пропищала Инна.

     — Давай, конечно — ответила ей старушка Люба.

     Через несколько минут Инна след в след шла за старушкой, а та продолжала болтать без умолку.

     — Раньше оно все проще было. Да и, кстати сказать, поселку этому (она имела в виду, то невзрачное место, по которому вела за собой Инну) давно уже суждено, было быть снесенным, но времени не хватило. Власть тогда переменилась, поэтому и осталось все, как есть.

     — Сейчас очень много строят жилых домов и квартиру людям проще приобрести — подала голос и Инна.

     — Слышала, слышала. Телевизор я смотрю в свободное время. Про эту потеку слышала, вроде, как в залоге там живешь у банкира. Только я не про это. Здесь должны были два больших завода построить, а для жилья здесь места, сама видишь, не лучшие. Конечно, если благоустройство провести. Я читала: наш мэр в своей газете писал, что референдум будет, что лучше на главной аллее высадить, — липы или елки? Дело, конечно, важное, но иногда думаю, кому от них радость будет, если работы не будет. Сейчас заводов с фабриками не строят, а зря для трудового народа они главное дело

     — Строят если дело выгодное. Просто так, они зачем нужны.

     — Ну, ты внучка даешь, чтобы свое все делать.

     — Зачем его делать, если у китайцев проще купить. Главное, чтобы деньги в казне были.

     — Я гляжу ты прямо экономист или, как там его. Только деньги, откуда берут, ты знаешь? Я же тебе скажу. Их из недр тянут. Землю нашу грабят и нас вместе с ней прицепом. Я недавно к сестре ездила, она в деревне живет. Так там и в соседних деревнях, сена давно не косят, а почему? Ненужно, — это от того что последняя корова лет двадцать назад сдохла во всех районах.

     Инна хотела возразить, но промолчала, чтобы лишний раз не спорить со старушкой. Они подошли к небольшому домику и старушка, открывая калитку продолжила.

     — Не знаю, что будет? Ты мне сказала странно, что мертвые объявились. Действительно, не по себе от этого, только если вдуматься, то куда страшнее, что живые делают.

     Они оказались в чисто убранной хате с присутствием привычной цивилизации в виде тонкого телевизора, кухонных приборов, современной мебели из доступной опилочной плиты. На стенах были симпатичные обои, уютно пахло чем-то вкусным.

     — Сейчас накормлю, чаем напою и спать. Тебе завтра на работу?

     — Да

     — Значит, подниму в шесть утра. Сейчас уже второй час ночи пошел.

     — Мне еще с машиной решить надо.

     — Никуда она не денется. Ночь одну простоит, днем на работе договоришься или как. Ты, кстати, где работаешь?

     Инна вспомнила, как нехорошо отзывалась бабушка об ее родном предприятии. Хотела что-то соврать, но от чего-то ничего не приходило в голову, и Инна сказала правду.

     — Там значит работаешь и кем, если не секрет.

     Здесь Инна уже говорить правду не могла, если бы бабушка услышала: ведущий менеджер, то вероятнее всего, как минимум, потеряла бы на время дар речи, а потом долго бы пытала, что — это за зверь.

     — В столовой помощником повара.

     — Хорошее дело, продукты только никудышные.

<p>

</p>

     …Николай Тимофеевич внимательно разглядывал полуразрушенное здание бывшего административного корпуса пищевого комбината, под канувшим в лету названием ‘’Ударник’’.

     — Да уж, невесело — произнес он для самого себя, прохаживаясь по опустевшему зданию.

     Под ногами скрипело битое стекло, попадался тут и там разнообразный строительный мусор. Огромное количество хлама, того чего нельзя было сдать перекупщикам вторсырья валялось в разных углах. Электропроводка везде, как и полагается, была оборвана, остекление во множественном количестве, отсутствовало.

     — Ничего в сорок первом еще хуже было, тогда на голом месте начинали, а здесь стены и крыша над головой имеются — снова произнес он сам себе.

     — Матвей что слышно о погоде? — на этот раз Николай Тимофеевич обратился к подошедшему невысокому толстячку с большой залысиной и в круглых старомодных очках.

     — Вроде тепло еще неделю будет стоять.

     — А что насчет людей?

     — Отправил Смирнова на биржу труда, думаю к завтрашнему дню будет у нас две бригады.

     — Хорошо.

     — Николай Тимофеевич, а как с техникой, не затянут — это дело.

     — Нет Володя, если товарищ Репейс сказал, то день в день все будет. Пойдем, осмотрим второй корпус. Скоро работа закипит, почти, как в лучшие годы.

     Толстячок по имени Володя ничего больше не говорил. Молчал и Николай Тимофеевич. Они не спеша двинулись к двухэтажному зданию из обветренного, обколотого местами красного кирпича…

<p>

</p>

     … — Тьфу ты, мать твою, — Люба! — возмущался Архип Архипович.

     — Чего ты ворчишь старый пи…юк, выпил ты свою бутылку с Колькой еще позавчера. Настолько пьяный был, что и забыл об этом.

     — Нет, Люба ты честно скажи, если вылила мою бутылку. Признайся ни себя, ни меня не мучай, а то ведь осадок жуткий на душе сидит, прямо занозой впился. Смотрю на тебя Люба и не верю я тебе. Раньше верил, а сейчас, как двадцать лет к ряду, не верю и все тут. Ты Люба сама виновата, зачем тогда вино вылила, что мы с дедом Естафием на девятое мая пили, от этого все и пошло.