- Думаю, что Свиридова необходимо ликвидировать, доделать то, что было недоделано - спокойно и даже безразлично предложил Возков.

  - Да, конечно, Владислав Викторович возьмите это на себя - согласился Иван Андреевич.

  ... Алена, не отрываясь, смотрела на собственный портрет. Рядом с ней, что на плакате, что и в одном шаге слева, находился Костя. Чуть в стороне Возков, подле него Феликс Эдуардович. Теплый майский ветерок приятно перебирал волосы, касался лица. Чувство неповторимой эйфории переполняло возбужденное сознание. Не хотелось лишний раз двинуться, не хотелось говорить, лишь задержать мгновение, в котором всё, о чем даже не могла мечтать. Вновь мало что понимая, по-прежнему плохо соображая, но уже точно зная: вот оно то, о чем говорил тот странный человек, здесь они другие, здесь им уготована куда лучшая доля.

  - И кто мы? - спросил Костя у Возкова.

  - Вы авторы произведения, которое послужило прологом к созданию нового мира, в котором воплотились многие мечты человечества, о справедливости, о равенстве, братстве, доброте, дружбе. Думаю, что можно не продолжать - улыбаясь, ответил Возков.

  - А вы кто? - по-детски спросила Алена, её глаза сверкали, её грудь высоко поднималась при каждом вздохе.

  - Я тот, кто сумел всё это воплотить в жизнь, и теперь, мы с вами в одной нерушимой связке - ответил Возков и рукой указал на памятник самому себе.

  - Чудо, самое настоящее чудо - прошептала Алена.

  - Кто бы сомневался, это то, за что можно отдать всё - неожиданно появился, широко улыбающийся Дима.

  - Да, но я всё же не пойму, почему мы не можем зафиксировать это всё прямо сейчас, почему мы должны еще чего-то ждать - произнес Костя, обратившись к Возкову.

  - Этого я сам не знаю. Сегодня я привел всех вас сюда, но вновь ничего не получилось, а значит, нам необходимо что-то еще - ответил Возков.

  - Может быть, но я сомневаюсь, дело в количестве сторонников. У Свиридова их было двенадцать - произнес Феликс Эдуардович, который не особо выражал эмоции, а занимался исключительно воспоминаниями.

  - Я думал об этом, но не будем торопить события - отреагировал Возков.

  - Нужен сам Свиридов, без него ничего не выйдет, но я не горю желанием наниматься к вам в проводники - раздался голос Егора Свиридова.

  Алена вздрогнула, повернула голову на голос, и увидела молодого парня, лицо которого выражало насмешку, переходящую в нескрываемую злость.

  Теперь уже вся компания испытывала потрясение. Алена вцепилась в руку Кости. Феликс Эдуардович прятался за спину Димы. Лишь Возков имел смелость смотреть на Свиридова, который продолжал улыбаться самой противной ухмылкой. Он не боялся их, он был уверен в том, что бояться должны они, и что он хозяин положения.

  - Спасибо за информацию. Только без нас, без этих вот двоих (при этом Возков указал жестом на Алену и Костю) вам, господин Свиридов, так же ничего не светит - смело произнес Возков.

  - Разве? А если рукопись, у вас в руках лишь копии, что на бумаге, что в головах у этих милых молодых литераторов. Оригинал же у меня - произнес Свиридов.

  - Вы уверены? Нет у вас Свиридов никакого оригинала, он у меня, он в головах этих молодых людей - грубо засмеялся Возков.

  - Посмотрим, нам очень скоро предстоит это выяснить. У меня совсем не осталось времени - произнес Свиридов и тут же быстро двинулся прочь, освободив сознание Алены от своего присутствия.

  На несколько секунд стало легче. Алена хотела обратиться к Возкову, но он начал растворяться прямо на её глазах, следом последовал Феликс Эдуардович, Дима. Оставался Костя, его глаза были наполнены ужасом. Алена пыталась взять Костю за руку, но из этого ничего не выходило, Костя отодвигался от неё. Прошло еще десять секунд, и Костя стал превращаться в пожилого мужчину, того самого Свиридова, который приходил к Алене, который рассказал ей о Косте. Алена, испытывая приступ удушающего страха, посмотрела на себя, но её самой не было. Тетка пятидесяти лет от роду, с палочкой, с тяжелым дыханием - вот кого видели глаза Алены. Хотелось закричать, хотелось броситься прочь, чтобы злобное сновидение прекратило своё дьявольское действо. Но прочная паутина железной хваткой не давала сдвинуться, не давала открыть рта, а Костя упал прямо на землю. Две секунды затормозились в сознание, Костя превращался в тлен, исчезал, умоляюще смотря на неё. Алена рванулась. Только вместо освобождения от кошмара упала рядом с Костей, от которого осталась одна лишь голова. Пропадали ноги, пропадали руки, исчез Костя. Оставались глаза, оставался ужас, ровно до того момента, когда кошмар насытившись своей болезненной фантазией оставил сознание, проснувшейся Алены в покое.

  Алена какое-то время смотрела в потолок, иногда переводила глаза на безмятежно спавшего рядом Костю. Затем прижалась к нему, обняла. Костя тут же очнулся и, улыбаясь, спросил: - Ты чего, страшный сон видела?

  - Да, а ты ничего не видел? - в свою очередь спросила Алена.

  - Нет, сплошное мельтешение. Всё бежал куда-то, всё выбирал и сомневался - ответил Костя.

  - Что выбирал? - встревоженно спросила Алена.

  - Не что, а между чем - произнес Костя.

  - Ясно - произнесла Алена.

  - Я еще ничего не сказал, а тебе уже все ясно - улыбнувшись, произнес Костя.

  - Но не мы авторы того волшебства - произнесла Алена.

  - Почему? Помнишь наши ощущения? Разве они нас обманывали. Если этот человек поместил своё творение в нас, звучит жутко, но это ведь так. Значит, мы и есть авторы. Ты сама видела подтверждение этому - не согласился Костя.

  - Я согласна в том, что мы часть этого, и одно мне до сих пор непонятно: почему мы, с чем это связано - глядя в окно, не двигаясь, остановив взгляд в одной точке, произнесла Алена.

  За окном Костиной квартиры текла близкая и в тоже время далекая от них жизнь. Та самая, которая еще несколько недель назад виделась понятной и простой, где всё на своих местах, где всё привычно настолько, что в какие-то моменты можно предсказать, представить то, что ждет тебя завтра. Частенько закрадывалось дежурное разочарование. Черная полоса, за ней следом белая, а чаще серая, которая основа, где серый цвет надуман примитивным смешиванием красок, и от того что-то другое, с вкраплениями и дополнениями, с оттенками, всегда знакомое и четко определенное. Так должно продолжаться долго. Точно, что в запасе есть как минимум тридцать лет. Взлеты и падения. Волнующие контрасты и совершенная пустота. Нахлынувшие чувства и их обратная сторона. Всё это соответствуя незримому графику твоей, тебе назначенной жизни. Всегда в одной, такой же, как и у всех остальных, плоскости.