Егор толкнул дверь, покинув темное пространство.
Часть шестая.
1.
Чужие сны. Чужие воспоминания. Вот, что можно было смело поставить в заглавие периода закрытых дверей, того периода, о котором безотрывно, не забывая ни на секунду, в течение очень многих лет, думал Влад Возков. И если бы только думал, нет, происходящее с ним имело куда более глубокий характер. Он представлял, анализировал, дополнял и смешивал. Да, что там, он этим жил, это стало смыслом всей его жизни. Пусть незаметное со стороны. Пусть скрытое и, как казалось, не влияющее на внешние параметры повседневности.
Он видел это во сне. Он сам себе пересказывал собственные сны, молча завтракая и не отвечая на вопросы, которые задавала ему мать, а до этого, до своей преждевременной гибели, делал это и отец. Влад молчал. Ему не хотелось впускать родителей в свой сокровенный мир. Не было им там места. И не нужно было им особо беспокоиться, потому что с каждым месяцем, с каждым годом Влад менялся только в лучшую сторону, и никто, включая родителей, не подозревал о том, что за всеми положительными процессами стоит не счастливое стечение обстоятельств, не вложенная в сознание Влада воспитательная работа, а то, что не имеет никакого отношения ни к школе, ни к дому, а находится в области внутреннего мира, того, о чем он не говорил никому, кроме своего друга Феликса, но и то откровения оборвались, как только пути дорожки товарищей разошлись в разных направлениях, и всё связанное с существованием параллельного мира стало лишь личным достоянием Влада - вот оно и меняло к лучшему, оно настойчиво заставляло стать другим, более собранным, более целеустремленным и ответственным. Ведь если есть цель, то она всегда требует своего. А цель была, еще какая цель.
Дверь поздно или рано, но обязательно откроется. В этом Влад был твердо убежден. Не может сложиться так, чтобы этого не случилось. Что-то взятое извне не давало даже усомниться, отбрасывало прочь любую попытку представить, что возможен вариант, в котором всё так и останется на своих местах, что ничего не изменится, и он Влад, раз за разом, будет оставаться возле закрытой двери, не имея шанса вновь, и уже куда более осознанно переступить заветную черту, вновь ощутить на себе трепетное волнение обладать тем, что другим недоступно, тем, что выбрало его частью себя.
Но что из этого? Сколько раз был задан этот простой вопрос, но количество сомнений и временных отсылок не поддавались разумному исчислению. Слишком много, слишком мало, и вопрос на протяжении многих лет никогда не терял своей актуальности, не находил утвердительного ответа ни в области принятого отрицания, ни в пространстве четкой уверенности, с которой было особенно плохо. Потому что Влад тут же начинал мысленно продвигаться далее. А что далее? Вот я, вот я вновь переступил порог. Прямо передо мной, обдувая чистотой непривычной свежести, лаская лучами непохожего солнца, раскинулся заждавшийся мир добра и гармонии. Я сделал несколько шагов. Я оставил за спиной сто метров. Я остановился, ощущая себя частью этой реальности.
Далее следовал тупик, перед которым крутилось множество различных сравнений, представлений, образов, даже маленьких сценок. Только прочная стена останавливала поступь. Новый мир упрямо ограничивался детскими воспоминаниями и ощущениями, и опыт познаний взрослой жизни, в другом, похожем мире, не мог ничем помочь. Он исчезал, он становился похожим на мягкий и податливый мартовский снег, спешащий растаять в течение часа, задумавший сделать это прямо на глазах. Значило ли это, что два противоположных мира не имеют между собой никакой связи. Влад точно знал, что нет, что связь между ними есть, и что эта связь очень сильная, и что глубина проблемы, лишь в том, что он не может отыскать, не может открыть в самом себе эту незримую, метафизическую сущность. Неудивительно, но временами проблема, сжигая, сводила с ума. Проклятие бессонных ночей становилось нормой, а приходящее утреннее забытье, имеющее право на два обрезанных часа, неизменно возвращало Влада в ту же самую плоскость. Где вопросы без ответов, где рядом тонкая нить, но не найти, но не нащупать. И вновь глухая стена отрешения и упрямства.
Последнее из упомянутых качеств. Думал ли он? Спрашивал ли себя? Да, и множество раз. Упрямство - это всё, что у него было, а дальше дополнением и еще большей убежденностью появлялась вера. Странное и малообъяснимое состояние.
Большое количество интерпретаций. Окружающие всегда не согласны. Им нет до этого дела. За бессмысленным набором фраз следует слепота. Думают, что множество всегда в состоянии заменить единичный посыл. Как бы ни так, лишь раздражение, сводящее с ума, отмеряющее железобетонные границы повсеместно. Именно там, где остался, где чем-то сейчас занят мягкий, и ставший с годами, хитрым Феликс.
Вспоминалось, как случайно встретились, как Феликс пытался прятать глаза, хотя ни в чем не был виноват перед Владом, ни сделал ничего такого, чтобы бояться и прятаться. Но ведь делал это, и это тогда поставило Влада в некоторое недоумение. Пришлось спросить прямо, еще больше замешкался Феликс, еще сильнее захотелось Феликсу поскорее завершить нечаянную встречу. Так и не прозвучало внятного ответа, и вот тогда, в последующий за встречей со старым другом вечер, Влад увидел самого себя со стороны по-новому. С помощью зеркала, на мгновение, прикуривая сигарету, когда следующее движение уже не могло скрыть пришедших изменений. На гладкой, мистической поверхности, суровым и целенаправленным отражением, на Влада смотрел иной Влад, изменившийся ни внешне, ни годами, ни опытом, ни уверенностью - всю эту мишуру Влад уже успел оценить, и не один он. Здесь же присутствовало чужое и свое одновременно, то, о чем он много раз думал, то, к чему стремился. От этого шарахнулся прочь Феликс, не увидев глазами прежнего друга. Не имели к этому никакого отношения должность и звание в управление государственной безопасности. Не имело к этому никакого отношения всё остальное, что было с ними когда-то, что обошло их стороной, не случившись. Просто перед Феликсом стоял чужой человек. Совершенно чужой, полностью незнакомый, с которым встретился впервые, встретились, перепутав, ошибившись, обознавшись.
И теперь всё остальное лишь могло дополнить и закрыть основные вопросы. Дверь неминуемо откроется, следом за этим уже не возникнет тупика и детской растерянности, следом случится пришествие не просто нового мира, а рождение ему принадлежащего мира.
Останется войти, останется взять своё. Сделать так, чтобы прежнее, чтобы всё то, к чему привык, всё то, чем жил, преодолевал, изучал, радовался - перестало существовать раз и навсегда, исчезло, растворилось, смешавшись с чужими снами и воспоминаниями, с частью того что, балансируя между незримыми границами, долгие годы способствовало рождению полной без альтернативности.
2.
Близкий вечер находился в нескольких шагах от присутствующих, которые расположились в очень уютном месте, невидимые не с одной из возможных сторон. Лишь с воды, лишь, если пробраться сквозь густые заросли кустарников и высокой травы, спускаясь по крутому склону, ощущая под ногами узкую тропинку.