- Ты жив - теперь тихо прошептала Лена, ища своими губами губы Егора.

  - Да, да, я вернулся, чтобы увидеть тебя, чтобы быть с тобой вместе - шептал Егор, слившись с Леной в долгожданном поцелуе - Долго, слишком долго рассказывать. Мне необходима пауза, затем - продолжал Егор, хотя Лена его ни о чем не спрашивала.

  - Успеем, теперь всё успеем - томно говорила Лена.

  - Конечно - отвечал Лене Егор.

  - Я сейчас не такая, тебе будет неприятно на меня смотреть - говорила Лена.

  - Нет, поверь мне, всё вернется на круги своя. Всё станет таким, как было. Мы с тобой вновь будем молоды и счастливы. Поверь мне - отвечал Егор со страстью в голосе, ведь не было и тени сомнения в обратном.

  Всё вернется. Всё обязательно вернется.

  - Да, я верю тебе, я ничего не знаю, но верю каждому твоему слову. Слишком долго ждала, не верила, но помнила, а значит, ждала - откровенно, с нескрываемым напряжением, говорила Лена.

  - Я в тебе не сомневался, даже не мог представить, что может случиться обратное - поддерживая своими слова Лену, говорил Егор.

  За их спинами раздался сухой кашель. Лена тут же отстранилась от Егора, оперлась рукой о стену коридора.

  - Мама - произнес Егор.

  После повисла пауза. Егор смотрел на мать. Мать смотрела на него. И казалось, что вот она долгожданная минута, что вот еще мгновение, и рухнет многолетняя преграда. Сын бросится к матери. Мать обнимет сына, не имея сил сдерживать ручьем текущие из глаз слезы.

  Но что-то пошло не так - это видела Лена, внутри всё напряглось. Глаза Натальи Владимировны были совершенно мертвы. Что-то чужое обитало в них, то, что никогда не позволит сделать шаг навстречу, что никогда не поверит в происходящее, не примет живого, потому, что мертво, потому, что поздно. Дальше не хотелось, и пространство коридора, в одно мгновение, стало иным. Серое и несвязное, переместившееся из ниоткуда. Тонкая полоска неубранной паутины в углу, вздрагивала, дополнившись пылью. Выше, прямо над самой головой Егора. Замерло время, чтобы обмануть уже в который раз. Но если до этого все эти обманы были лишь пылью, нагромождением потерянного счастья, то сейчас нет, сейчас совсем другое. Словно застывший поток, что явился не ко времени. Момент, за которым всё. И вновь нельзя ошибиться, вновь нельзя испортить. Тогда не вернешь. Тогда по иному кругу, в другом пространстве.

  Застывшая минута заставила встрепенуться сознание Лены. Сильно ударило в голову: так лучше, так нужно. Сколько я ждала, сколько я отдала. И вот теперь только моё, только для меня. Очередная волна жестокой ревности убивала мгновения. Еще сильнее напомнило о себе что-то неведомое, что, как оказалось, давно пряталось, давно блуждало и мучило. Мать не принимала сына. Две минуты вместили в себя больше, чем несколько десятилетий.

  "К черту, к черту, невероятно, но есть" - металось в мозгу Лены.

  - Ты не можешь здесь быть. Ты не можешь убежать оттуда, и они тебя никогда не отпустят - преодолевая огромную тяжесть, произнесла Наталья Владимировна.

  Лена хотела спросить: откуда не отпустят? Но промолчала, не сводя глаз с Егора. Теперь его очередь.

  - О чем ты мама, я просто сумел выбраться, чтобы увидеть тебя, увидеть Лену. Чтобы доделать мною недоделанное - мягко, сдерживая окончания, ответил Егор.

  - Нет ничего, уже нет ничего больше, и ты должен оставаться там - произнесла Наталья Владимировна.

  Егор сделал шаг навстречу матери, но Наталья Владимировна тут же отступила вглубь гостиной, оставляя между собой и сыном прежнее расстояние.

  - Всё непросто, всё запутано. Ты должна дать мне немного времени и тогда всё встанет на свои места - произнес Егор.

  - Нет, я не знаю, кто ты. Но ты не мой сын. Мой сын был убит, не физически, но убит. Его погубило стремление к тому, зачем ты явился сюда. Поэтому, уходи, оставь нас Леной в покое. Чтобы никогда, чтобы нигде. И оставь, не прикасайся к моему сыну. Он тебе ничего не сделал плохого. Он уже не имеет никакого отношения ко всему этому - повысив голос, говорила Наталья Владимировна.

  Лена сейчас мало что понимала, но отлично видела эмоции, их накал, и это самое внутренне что-то еще сильнее и ярче внушало ей: твой момент, прошлое вернулось, чтобы помочь тебе избавиться от кошмара настоящего.

  "Она обманывала меня. Она всё это время лгала мне. Она умерла заживо сама и хотела, чтобы вместе с ней умер Егор, умерла я, и всё остальное - циничное раздражение сжигало голову.

  "Было что-то еще, им всем хотелось уничтожить мою жизнь. Им всем хотелось сделать то, что они и сделали. Но нет, но не до конца. Егор вернулся, с ним вернется всё остальное" - путалось и плавало, не принимая никакой окончательной формы.

  Егор молчал. Его глаза потеряли тот крохотный огонек тепла, который всё же был заметен, который просил, чтобы ему дали шанс.

  - Никакого другого Егора не существует. Он - это я, и я пришел, чтобы сделать то, что необходимо. Слышишь меня мама. Можно заставить поверить в обман. Можно сделать так, что результатом этого обмана станет вся последующая жизнь, но при этом нельзя ошибиться, нельзя не доделать задуманного. Нужно убить окончательно. Уничтожить так, чтобы ничего не осталось. А если не получилось, то тогда, кто сказал, что иной вариант развития событий невозможен.

  Егор говорил страстно, и сейчас Лена была уверена в том, что перед ней не просто Егор, а еще в том, что не было этих долгих однообразных дней, вечеров, ночей, что еще вчера, так же с убеждением и верой в свою правду, звучал голос Егора, а она вместе с другими, с теми, кто тогда был всей жизнью, зачаровано наполняясь собственным вдохновением, слушает его. Там на берегу небольшой речки, где их круг единомышленников, и разросшиеся ветви черемухи, куда не долетает шум, оставшейся в стороне улицы, а лишь вторя их идеалам, журчит, набегающая на отмель, чистая вода. Там мелко, над водой, прорезая наступающий летний вечер, проносятся стрекозы. Там высоко, птицы, над головами, разговаривают о своем, о том, что недоступно и близко. Что знают они? Что знаем мы? Налетевший ветер напомнил, что застывшая форма всегда мираж. Изменится место. Пролитая влага выгонит их всех прочь. Всего через полчаса, когда, опережая вечер с западной стороны появится тяжелая стена темной непогоды. И от чего, выбираясь, ежась от наплыва прохлады, будет казаться, что все это не хотело испортить принадлежащее им время, не задумывало так, чтобы разорвать ближний круг, и уж точно, не знало о том, что больше, в полном составе, он никогда не соберется, о том, что помимо туч и холодного дождя обитает что-то куда более страшное, то, о чем они сейчас не думают, не говорят, но очень скоро узнают.