Тоннели, которыми они с Дженни явились сюда, были слишком малы для того, чтобы пропустить на поверхность тысячи тел, однако Эллисон узнал, что он не должен искать путь наверх; ему предстоит направлять эту рать по земле. Лишь он один в этом подземелье знал внешний мир, и его делом будет вести эту армию от города к городу, наступая и покоряя.
Клевреты Ньярлатотепа теперь были вооружены, он видел в их руках оружие, похожее на копья, ножи и мечи, казавшиеся сразу старинными и более сложными, форма их и очертания были полностью чужды человеческому взору.
Им предстояло оставить подземный край через отверстие, оказавшееся в милях отсюда, и, осознав это умом, он повалился навзничь, и его понесли вперед быстроногие крысиные выродки, мчавшие его сквозь ряды подземного многочисленного войска все глубже и дальше в эту адову каверну. Эллисон зажмурил глаза, не желая смотреть на камни, страшась даже смотреть на них. Минуя ряды, он ощущал гнусное прикосновение липких лап теперь его собственных легионов, касаясь их своей кожей; и, по прошествии нескольких часов, он оказался во главе армии. Ньярлатотеп сопровождал его, беззаботно ступая по своим солдатам, попавшимся под его ноги, расчищая себе путь сквозь ряды почитателей, пока они, наконец, не оказались перед брешью в стене каверны величиной с гору Рашмор. С поверхности задувал теплый ветерок, казавшийся дыханием небес после подземной вони. И Эллисон с благодарностью вдохнул чистый воздух.
Никаких последних наставлений не было, последовал лишь резкий умственный толчок, который послал Эллисона в брешь во главе бесконечного потока мутантов.
Божество, Оно, осталось на прежнем месте… титаническое неудовольствие его будоражило воздух, словно психический водоворот, настолько сильный, что его можно было ощутить.
Под землей они зашли много дальше, чем думал Эллисон, однако с каждым шагом вперед голова его свежела, разум прояснялся, мерзкая вонь меркла, бесконечная музыка безумного дудочника затихала. Перед ними простиралась тьма, однако мрак постепенно редел, и, наконец, слабый свет известил его о том, что они приближаются к дневной поверхности. Глаза его привыкали, ослепительный белый свет разделился на синеву неба и белизну облаков. Подумав о том, какой эффект произведет свет на его последователей, он обернулся, чтобы посмотреть на них, и впервые увидел их… не моргающие черные бусинки глазок, взирающие с белых, кожистых, словно у тритона, лиц.
Эллисон ступил на поверхность, вывернувшись из-под сложенной песчаником скалы, выходящей к незнакомому ему юго-западному городку, начинавшемуся в какой-то паре кварталов.
– Вперед! – выкрикнул он, потому лишь, что, по его мнению, надо было что-то сказать.
Голосу его ответил хор полных боли стенаний и мучительных воплей. Эллисон обернулся. Солдаты его войска вспыхивали огнем, как только лучи солнца касались их. Кожа их шипела, словно жир на сковородке, белые фигуры катались по земле, корчась от боли, гнусные слизистые тела чернели и съеживались, словно червяки на огне.
Однако подобные им валили из-под земли, попирая ногами упавших, и принимали такую же участь, опаленные лучами солнца, которого не видели никогда.
Он слышал Голос, грохотавший в его голове, ощущал бессильный гнев Ньярлатотепа и задумывался о том, как часто предпринимались подобные попытки и сколько раз это божество пыталось бежать из своей тюрьмы.
На земле уже лежали многие десятки погибших и горящих исчадий, однако наступление остановилось, и те, кто находился в пещере, перешли в отступление.
Эллисон посмотрел в сторону города и подумал о том, не рвануть ли к нему в одиночку, однако притяжение Ньярлатотепа было сильнее, и потому он также повернул обратно и направился в темные и безопасные недра земли. Попытка провалилась, даже еще не начавшись…
Будет новая, произнес Голос.
Но Эллисон и без того знал теперь, что ему следует делать. Он станет отцом следующего войска. Если Дженни еще жива, он соединится с нею… с нею и теми, кто – или что – живут в этом подземелье. Ньярлатотеп изгнан под землю, и существо это, как и его отродья, не может оставить свою тюрьму. Однако он, Эллисон, не подвержен влиянию солнца, и, хотя на это могут уйти поколения, он все-таки создаст армию, способную выжить на дневной поверхности. И армия эта раз и навсегда очистит землю от человеческой скверны, и Ньярлатотеп снова займет свое законное место среди своей зловещей братии.
Память его содержала карты… карты городов, штатов, стран, континентов, им он обучит собственные порождения, создав силу, мощную, умелую и непобедимую, способную очистить весь мир… силу, достойную Ньярлатотепа.
Последний раз вдохнув свежего воздуха, бросив последний взгляд на солнце и небо, Эллисон последовал за отступающими клевретами мрака, нисходя во тьму своего нового дома.
Ⓒ Petohtalrayn by Bentley Little, 2015
Ⓒ Юрий Соколов, перевод, 2019
Стук в комнате
Тук-тук… тук-тук… тук-тук… тук-тук…
Я слышу это даже сейчас, стук, похожий на биение моего сердца. Но издает его не сердце. И не кровь, бегущая по венам, хотя исходит он изнутри.
Или может быть снаружи.
Сложно сказать.
Мне хочется думать, что этот звук исходит из той части моего сознания, которая называется памятью, но, в отличие от обычных воспоминаний, его появление внезапно, и слышу я его гораздо чаще.
Когда я впервые пришел на работу, я не знал чего ожидать. Неделей ранее я прошел собеседование и сразу же после сердечного рукопожатия меня приняли. Мне дали понять, что у меня будет свой офис, но еще не решено, какого он будет размера и будет ли у меня секретарь. На самом же деле еще многое не было решено. Моя должность официально называлась «корпоративный посредник», но это была абсолютно новая вакансия, и что входило в мои должностные обязанности, было непонятно. Я и мой работодатель должны были разобраться с этим, когда я приступлю к работе.
Поэтому я понятия не имел, чем буду заниматься.
Компания производила компьютерные детали; не микрочипы и высокотехнологичные устройства, но простые и более практичные системы и приборы. Она была одной из крупнейших компаний такого типа на всем Западном Побережье, и одна только автостоянка была огромной. Я проехал через ворота и сказал мужчине в кабинке, что я новый сотрудник. Он сверил мое имя со списком в своем компьютере и махнул рукой. Еще не было восьми, но стоянка была почти заполнена, поэтому я припарковался в самом дальнем месте и стал выбираться оттуда. Какая-то блондинистая фифа на красном «Фиате» выехала из ряда и чуть не сбила меня, успев затормозить в последний момент, но я не собирался мешать ей проехать, и поклялся, что на следующий день я приеду раньше и займу приличное место на парковке.
Фасад главного здания был оформлен в стиле ар-деко, и хотя я и видел других сотрудников, входящих через боковую дверь, я решил войти в холл через переднюю дверь.
Мне не сообщили, куда я должен явиться, и поэтому я посчитал, что будет правильнее вести себя по старой схеме. Я толкнул створку двойной стеклянной двери и вошел в громадный холл, подошел на ресепшн к симпатичной чернокожей девушке с телефонной гарнитурой. Откашлялся.
— Извините, — сказал я. — Меня зовут Чарльз Николз, я новый корпоративный посредник.
Девушка посмотрела на распечатанный лист, улыбнулась мне:
— Рады приветствовать вас здесь. Мистер Гиббонз сейчас спустится и отведет вас.
— Спасибо, — сказал я.
Девушка нажала на кнопку консоли, расположенной перед ней, затем указала на один из симпатичных диванчиков пастельного цвета, которые стояли по всему холлу.
— Присаживайтесь.
Я направился к ближайшему из них. Мистер Гиббонз. Из четырех интервьюеров, которые проводили со мной собеседование, Гиббонз нравился мне меньше всех, хотя для этого не было конкретной причины. Он был невысоким, полным мужчиной с тонким заостренным носом, и одевался как денди. Мистер Гиббонз вел себя высокомерно и самодовольно, а его скучный голос полностью соответствовал его манерам. Я уселся на диванчик, но не успел взять журнал с соседнего столика, как из-за двери позади приемной вышел мистер Гиббонз.