Валке было не важно, где находиться. Она могла выполнить свою работу из любого места с помощью встроенного в череп тавросианского компьютера. Но мы решили, что лучше будет разделиться, отвлечь внимание, развеять подозрения, ведь все мы здесь друзья.

– Бойтесь данайцев, дары приносящих, – вспомнил я старинную крылатую фразу и подумал о родне моей матери.

– Чего? – спросил Хлыст.

– Ничего, – коротко ответил я и, чтобы о нашем присутствии в ангаре не забывали, нарочито громко крикнул пилоту: – Осторожнее!

Девушка промямлила извинение, и я улыбнулся, чтобы сильно ее не обидеть.

К нам подошел начальник ангара, плебей с редеющими седыми волосами.

– Лорд Марло! Что здесь творится? – Он обвел рукой мои вещи, переводя взгляд с меня на Хлыста и обратно. – Вы ведь не остаетесь с норманцами?

– Ни в коем случае, офицер, – по-дружески хлопнул я его по плечу. – Перевожу скарб на «Фараон» перед прыжком к Коритани. Но нас покидают несколько мирмидонцев, поэтому сначала заскочу на «Мистраль».

– Вильгельм, неужто ты? – вытаращив водянистые глаза, спросил он Хлыста. – Или старый центурион?

Офицеры обращались к ликтору по имени, но для меня оно было непривычно. Все, кто знал его с Колоссо, да еще несколько близких друзей звали его исключительно Хлыстом.

– Нет, Брукс, не я, – помотал головой Хлыст. – А Паллино скорее из шлюза выбросится, чем уйдет на покой.

– Тогда ладно, – ответил начальник ангара. – Капитан Азхар подписала грузовой манифест? Мне нужно его проверить, прежде чем дать разрешение на отправку.

За спиной офицера одетые в черное легионеры помогали группе куда более пестрых норманцев загрузить следующий шаттл. От формы Красного отряда отказались так быстро, словно все наше путешествие было лишь мимолетным видением. Отпуском. Теперь, когда отпуск закончился, костюмы и декорации упаковали и убрали подальше, словно их и не существовало. Однако солдаты смеялись и шутили, как близкие друзья при расставании.

– Пока нет, – ответил я, вздрагивая. – Я позволил себе поступить не по протоколу. Собираюсь зайти к Джинан и… пожелать спокойной ночи.

– Вот оно что, – понимающе ухмыльнулся Брукс. – Вас понял, милорд. Ступайте.

Если он и узнал сопровождавшую меня доктора, то ничего не сказал и отправился по своим делам.

Оставив пилота и охранника, мы втроем вышли в дверь по правому борту и поспешили по коридору, минуя патрульных легионеров и механиков. Тяжелую мантию я намотал на руку и держал под шинелью. Хлыст и Окойо следовали за мной по пятам, и я чувствовал себя лидером фаланги. Ощущение усиливалось от стука наших каблуков, пусть и неровного.

Внешняя стена слегка изгибалась, поддерживаемая черными металлическими переборками. Из-за них подглядывали глаза камер, и мне оставалось надеяться, что у Валки все получилось. Наверняка получилось, потому что Бандит и Сиран за это время должны были добраться до кубикулы, но никто из встреченных нами солдат не выражал ни капли беспокойства. Кубикула располагалась неподалеку от ангара, но добираться туда предстояло на тесном лифте, куда могло поместиться не больше десятка человек. Лифт тихо гудел, пока мы поднимались. Наконец изогнутые двери с шипением открылись.

«Бальмунг» был меньше «Фараона», всего шестнадцать сотен метров в длину по сравнению с двухкилометровым флагманом. Нам нужно было пройти всего четверть этого расстояния, минуя альков, в котором я беседовал с Валкой сразу после пробуждения. Но, не считая пары поворотов, путь по периферийному коридору к центру корабля был почти идеально прямым. Я чувствовал натянутые нервы моих спутников, как менестрель – натяжение струн, и тоже беспокоился. Это не было похоже на тошноту, которую испытывает подсудимый, но я ощущал, будто мои вены стали пластмассовыми или стеклянными, растянулись, как ноздри при глубоком вдохе, а кровь текла стремительно и не желала замедляться. Тем не менее я вспоминал уроки Гибсона, чтобы успокоиться.

«Страх отравляет».

Старый плут как будто шел рядом.

«И в схватке, и в обыденной жизни ты должен быть целеустремлен, но спокоен»[7].

Кто это сказал? Фраза вспомнилась словно из ниоткуда, и, подчинив себе дыхание, я вместе со спутниками преодолел последний поворот перед кубикулой.

– Адриан!

Собственное имя и голос, произнесший его, поразили меня сильнее любой пули. Я, как обольститель из плохих эвдорских постановок, планировал сбежать, не прощаясь с ней. Она ни за что не согласилась бы уйти со мной и попыталась бы остановить, узнав мой замысел. Я по-прежнему ее любил, но уже не мог ей доверять.

Обернувшись, я поймал Хлыста за руку.

– Идите с доктором дальше, – прошептал я, наклонив голову, и, обойдя его, воскликнул: – Джинан? Привет!

– Вернулся с «Мистраля»? – спросила она, вспомнив разговор, состоявшийся у нас утром, до того как я отправился к Отавии. – Убедил Сиран полететь с нами?

На Джинан по-прежнему была форма Красного отряда: подпоясанный мундир, галифе и высокие сапоги.

Не найдя слов, я покачал головой и оглянулся на исчезнувших за углом Хлыста и Окойо.

– Нет. После смерти Гхена она…

Я запнулся, слабо махнул левой рукой. Правая по-прежнему скрывалась под шинелью, обернутая мантией, приготовленной для Танарана. Сердце вновь пустилось в галоп, но никакие стоические афоризмы Гибсона не помогли мне его усмирить, потому что Джинан пришла не одна.

– Кажется, это была доктор Окойо? – с любопытством спросил Бассандер. – Я ведь всего три часа назад отослал ее на «Мистраль».

– Следит за перевозкой последних норманских пациентов, – поспешно пояснил я. – Отавия отправила ее со мной. Я сопровожу ее обратно, прежде чем перебраться на «Фараон» для заморозки.

Кажется, ответ удовлетворил Бассандера. Он причмокнул губами и поправил широкий пояс, на котором рядом с личным оружием коммодора – точнее, капитана – болталась рукоять старого меча адмирала Вента. Он, как и легионеры в ангаре, переоделся в старую черную форму, тем самым положив конец нашей общей военной мечте.

– Бассандер, а вы-то здесь какими судьбами? – спросил я, желая выведать что-нибудь важное.

Он должен был спокойно сидеть на «Фараоне», а не болтаться по коридорам рядом с местом, откуда мои друзья собирались выкрасть его драгоценного пленника.

Капитан тяжело вздохнул:

– Наблюдаю, как последних норманцев отсеивают от нас. Решил, что это моя прямая обязанность.

– Алессандро сказал, что Хлыст собрал твои вещи, – перебила Джинан, взяв меня за руку и заслонив собой Бассандера. Это прозвучало вопросительно, и в голосе слышалось неверие.

– Да, – выдохнул я, глядя на нее. – Я вернулся кое за чем, что он забыл.

Она напоминала одинокую бутылку вина. Я выпил ее почти без остатка и готов был разрыдаться, если бы в эту минуту меня не сверлил тяжелый взгляд капитана.

– Разъединимся, да? – сказал я и направил через плечо Джинан вопрос Бассандеру: – Как только вернемся на Коритани?

Его черная форма сливалась со стенами коридора, будто он был не человеком, а частью интерьера.

– Нужно будет посовещаться с джаддианским сатрапом, но, полагаю, все так. Если только не вскроются новые подробности по данным, полученным от Крашеного, и нам не поступит новых приказов. – Отвечая, Бассандер смотрел мимо меня. Неужели от смущения?

Нет. Нахмурившись, я заглянул за плечо Джинан. От стыда. Каким бы ни был Бассандер, он не был слеп. Он осознавал последствия своего выбора и понимал, на что обрекает нас с Джинан и нашу любовь. Я перевел взгляд на джаддианку, она пристально смотрела на меня. Я знал, что означает такое выражение ее лица, знал, что жалость в ее глазах – ответ на мое презрение. Во мне что-то сломалось; мне самому стало стыдно. Стыдно за то, как я вел себя на совете, за гнев и отвращение к тем, кто не хотел меня слушать. И за то, что все-таки собирался сделать.

– Бассандер, не переживайте, – с трудом произнес я. – Вы поступили так, как считали правильным. – Сказав это, я осознал все свои чувства к Джинан и добавил: – С этим уже ничего не поделать.