На следующий день, надев костюмы и подготовив реквизит, мы ожидали за кулисами. Педагог готовилась смотреть с особым вниманием: Аня Махлина чуть ли не первый раз за год выходит на сцену.

До выхода на сцену – страшно. А когда действие начинается – нет. Остаются восторг, трепет и свобода. То, что я не могла позволить себе в жизни, но на что обретала право на сцене.

Мой мальчик выпускал из ноздри огромный сопливый пузырь. Зал хохотал. Педагог улыбалась и прищуривала глаза из-под очков. Этюд получился! На моем счету появился первый балл.

Скоро Рита предложила еще один этюд. Мы хорошо сработались в первый раз и общались так, словно раньше и не было никакого конфликта.

Этюд номер два был про двух сестер. По замыслу, они готовили кулич и красили яйца к Пасхе. Рита была старшей, я младшей. В этот раз мне не терпелось оказаться на сцене.

И снова этюд вызвал одобрение педагога! Она отметила, что у меня хорошо получаются детские образы.

Еще через пару дней Рита собрала целую команду девочек. По сюжету, совершенно разные женщины собрались у двери начальства в ожидании собеседования на новую работу. Я придумала себе образ нервной еврейской девушки. Она картавила, носила клетчатый берет, огромную кожаную сумку и очки в роговой оправе.

Я выкрикнула со сцены свою вымышленную фамилию:

– Киммельманберг!

Педагог громко рассмеялась. Этюд закончился.

– Аня, молодец. Персонаж интересный, объемный и острохарактерный. Ты нашла зерно роли. Очень смешно. Молодец, молодец!

Я не верила своим ушам! Третий подряд успешный отрывок.

Под конец года благодаря Рите я успела проявить себя. Но это не значило, что мне больше не грозило отчисление. Ребята работали весь год, доказывая педагогам, что те не ошиблись, выбрав их из тысяч других желающих. В сравнении с этим моя работа была ничтожна. И все эти этюды были показаны лишь одному педагогу, а у нас на курсе их было шесть. Остальные педагоги оставались в неведении, что я наконец-то вышла на сцену.

С первого курса всегда (или почти всегда) кого-то отчисляют. Мы уже знали, что так будет и в этот раз.

Наступил день отчисления. Ребята ходили сосредоточенные, мрачные, морально готовясь к самому худшему. Никто не был уверен, что станет студентом второго курса. Общее настроение было подавленным.

Педагоги собрали нас в первой аудитории. Они расположились за столами на сцене, студенты сели в зрительный зал.

– Сейчас мы будем диктовать оценки по актерскому мастерству, которые вы заработали за этот год: «отлично»; «хорошо»; «удовлетворительно»; «неудовлетворительно». «Неудовлетворительно» означает, что мы с вам расстаемся. Начнем.

Фамилии перечислялись в алфавитном порядке. Уже на букве Б все хором ахнули от оглушительного «неудовлетворительно». Послышались всхлипы. Девочки прятали слезы, закрывая лицо ладонями, парни хватались за голову и сжимали челюсти, играя желваками. Всхлипы перемешались с радостными и облегченными возгласами. Для кого-то этот день стал трагедией, а для кого-то счастьем. Я сидела, дрожа всем телом, с пересохшими губами и пониманием, что это последние минуты, когда я еще студентка театрального института. «Неудовлетворительно» получали даже те, кто старался проявить себя. Я потеряла надежду. Список подходил к букве М, и я видела, как однокурсники бросали на меня сочувствующие взгляды.

– Махлина.

Повисла пауза. Педагог оторвала взгляд от листа, сдвинула очки и, посмотрев на меня, сказала:

– Удовлетворительно.

Мурашки табором пробежали по моему телу. Я вскрикнула от радости. Со всех сторон ребята стали толкать меня в плечи кулаками. Не исключили! Не исключили! Не исключили!!!

Было невозможно смотреть на отчисленных ребят. Сначала они сидели в креслах неподвижно, кто-то плакал, кто-то смотрел в одну точку. Наш молодой педагог, который недавно бросил курить, не выдержал и пошел на улицу за сигаретой. Это было очень тяжело. Прощаться с теми, с кем бок о бок ты провел целый год.

Я хотела просто погулять в одиночестве. Времени было много, я спустилась в метро. А потом медленно брела по эскалатору, это был переход на станцию метро «Лубянка».

И вдруг… Резко останавливаюсь в недоумении. Человек сзади чуть не сшиб меня с ног.

Я думала, что это происходит не со мной, мне казалось, что это сон, что это невозможно!.. Я не могла поверить! Это был сюрприз! Чудо! В тот момент, когда я так в нем нуждалась!

«АНЯ ИЗ ЩЕПКИ – ТЫ ОСОБЕННАЯ!» – гласил рекламный баннер с моей огромной фотографией, висящий на стене метрополитена.

Оказывается, в тот раз девочек приезжал фотографировать телеканал «Ю». Телеканал ездил по вузам Москвы и отбирал лица студенток, чтобы сделать сюрприз. Волшебство какое-то.

Я совсем не виделась со своими школьными друзьями. N был против. И тогда я решилась на преступление.

Бегу. Грохочет гром, босоножки полны воды. Спотыкаюсь, растягиваюсь на асфальте – коленки в кровь. Поднимаюсь, бегу дальше. Это побег! Я чувствую себя бандиткой. N уже бросился в погоню. Мой телефон – у него.

Удар молнии. На остановке меня ждет друг. Тот самый, что должен был уехать в армию, одноклассник. Я опаздываю на два часа! И уже слабо верю, что парень дождется меня. Наверное, думает, что мне не удалось вырваться.

Вижу его фигуру! Подъезжает троллейбус, фигура друга скрывается. Кричу с другой стороны дороги:

– Стой! Я бегу! Бегу! Подожди!

Я боюсь, что сейчас он сядет в троллейбус и мой побег сорвется. И встреча с одноклассниками тоже. Бросаюсь на шоссе, машины сигналят, бегу и кричу, что есть силы. Друг замечает меня и в последний момент спрыгивает со ступеней троллейбуса.

N рассказал о случившемся своему отцу. Тот меня еще никогда не видел, но просил передать, что за такое не прощают.

Летом я поехала в Анапу вместе с N и его семьей. У N была младшая сестра Машенька. Машеньке было 14 лет. Ласковая, нежная, красивая как ангел, с низким, словно простуженным голосом. Машенька была особенной. Она воспринимала мир иначе. Но о ней говорили – ребенок с умственной отсталостью.

Для меня Машенька была необыкновенной девочкой с удивительной картиной мира. В ее глазах всегда читалась какая-то тайна, загадка. Словно она что-то обо всех нас знает, но молчит.

Мы поехали в Анапу на машине. За рулем был отец N. Отец и сын были очень похожи внешне. Высокие, красивые, синеглазые. Но схожесть была не только внешняя.

Папа N не злоупотреблял алкоголем, но также имел проблемы с психическим здоровьем. Его внезапные приступы гнева и агрессии пугали меня. Рядом с Машенькой он становился мягким, смотрел на дочь с глубокой сердечной болью и рассеянно улыбался. Ко мне относился приветливо и, казалось, забыл о побеге. А может быть, N и вовсе ему ничего не рассказывал.

Мы ехали по трассе, и мужчине не понравилось, как другой водитель обошелся с ним на дороге. Визг тормозов, наша машина подрезает автомобиль обидчика.

N и его отец, не стесняясь в выражениях, одновременно открывают двери и выходят из салона. Машенька плачет от страха, прижимается к маме. Она уже знает, что сейчас будет. Хрипловатым голосом повторяет:

– Не надо, не надо, не надо!..

Свирепеющие отец и сын открывают багажник, достают обрезок арматуры, дубинку и направляются к водителю другого автомобиля. Бить его. А там мужчина средних лет, в очках. Побелевший от страха, прикладывает ладонь к груди в знак извинения. Но им этого мало. N стучит ему в окно и угрожает, отец, размахивая дубинкой, ходит вокруг «Форда».

– Может, хватит, а? – кричит в окно мама N. – Маша плачет!