Литмир - Электронная Библиотека
A
A

В четвертом блоке внезапно началась паника. У одного из пациентов загорелись волосы. Страдающий от умственного расстройства мужчина решил закурить, но забыл про кислородную трубку, торчавшую у него из носа, так как его легкие отказывали из-за огромного количества скопившихся в них бактерий. Огонь плюс кислород – равняется взрыв. В палату к несчастному ворвались анестезиологи. Они потушили пламя и перевели пострадавшего в ожоговое отделение больницы Видовре. Придя на ежедневное совещание, я слушал очень внимательно. Там только и говорили, что о пациентах с иммунодефицитом. Долго обсуждали ВИЧ-положительного молодого парня, покрытого множеством бородавок. Вирус папилломы человека (ВПЧ) развивался у него молниеносно.

– Выглядит ужасающе, – заметил заместитель заведующего отделением, с которым я еще не успел познакомиться. – У него папилломы повсюду: во рту, в горле, даже в пищеводе. Мы пробовали их вырезать, замораживать, прижигать лазером, но они возникают снова и снова, причем все в больших количествах. А теперь кислород почти перестал поступать в кровь. Да он, черт возьми, просто медленно задохнется от бородавок, растущих в горле и пищеводе! – воскликнул врач, бросив полный отчаяния взгляд на профессора, но и тот не мог ничего поделать.

Повсюду лежали больные ВИЧ. Слепые, истощенные, безумные, болезненно возбужденные, многие из них были не способны на самые простые действия.

А спустя несколько дней умер мой коллега-исследователь, вернувшийся из США. Самоубийство на фоне ВИЧ-положительного результата. Я даже не знал, что он болен.

* * *

Мне приходилось все чаще и чаще ездить в Институт Макса Планка на юге Германии, чтобы продолжать начатые исследования. Параллельно я экспериментировал в лаборатории Королевской больницы с пробами крови, взятыми у множества пациентов, измеряя содержание антител, способных бороться с эндотоксинами.

Я привез в немецкий институт бактерии из рода псевдомонады[7], полученные от пациентов с сепсисом и больных муковисцидозом[8]. Их нужно было выращивать в больших количествах, чтобы выделить хотя бы несколько микрограммов эндотоксинов. Я отмечал про себя, что у них приятный запах – он напоминал аромат цветов или фруктов. Мне приходилось иметь дело с опасными химикатами, предназначенными для отделения токсинов, манипулировать полученными эндотоксинами и килограммами псевдомонад, проводить химический анализ, ставить опыты на лабораторных мышах, а помимо всего этого посещать международные конференции и ездить в командировки. В Институте Макса Планка я познакомился со множеством талантливых коллег из разных стран мира, некоторые из них стали моими друзьями. В конце концов мне удалось определить химическое строение молекулы эндотоксина: я обнаружил внутреннюю и наиболее ядовитую часть, соединенную цепями жирной кислоты и названную липидом А. Именно его предполагалось нейтрализовать антителами, полученными из крови здоровых доноров. Королевской больнице удалось договориться с одной из фармацевтических компаний, производящих препараты для детей и работающих с продуктами плазмы, о частичном финансировании моего исследования. Я просмотрел тысячи проб плазмы крови, предоставленных фирмой, чтобы отобрать среди них лучшие для дальнейшего смешивания и выделения антител с целью создания новейшего лекарства от менингита и/или сепсиса. Время шло, испытания следовали одно за другим, лабораторные мыши пачками умирали от заражения эндотоксинами, результаты не воодушевляли. На девять неудачных экспериментов приходился лишь один успешный. И тем не менее мои опыты завершились созданием тестового препарата под названием Anti-LPS IgG – антиэндотоксина против септического эндотоксинового шока, проще говоря, против заражения крови. Этот препарат был призван спасти жизни многим пациентам, заболевшим менингитом и, как следствие, сепсисом. А ведь согласно данным Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), это одна из самых частых причин летальных исходов в мире после сердечно-сосудистых заболеваний и рака. Считаю, что мое сотрудничество с Королевской больницей и фармацевтической компанией удалось. Я был счастлив.

Каждый день после работы я шел в инфекционный изолятор Института Макса Планка, где проводились эксперименты с мышами. Чтобы попасть туда, мне приходилось проходить через железные двери, отпирать мощные засовы, надевать зеленый одноразовый костюм, маску и перчатки и четко выполнять все необходимые процедуры, чтобы избежать утечки опасных бактерий и ядов. Из звуков сюда проникал лишь шум вентиляционного оборудования да пищали лабораторные мыши. Мертвых животных полагалось упаковывать в двойной мешок и класть в морозильник. Единственным отрадным моментом в этой обстановке являлось то, что грызуны, получившие мое противоядие, выживали. Они начинали неистово подпрыгивать, увидев меня. Доктор Крис Галанос даже прозвал их «мыши-попрыгуши». Здесь царило однообразие, доходившее до абсурда, и ранние зимние сумерки отнюдь не создавали веселую атмосферу. И все же результат был получен – мой новый препарат спас мышей от смертельного яда бактерий. Теперь можно было переходить к тестированию на людях!

* * *

В канун нового 1986 года раздался телефонный звонок. Говорил заведующий отделением интенсивной терапии из больницы Хиллереда. Я находился дома вместе со своей супругой, анестезиологом Йонной, и нашей трехмесячной дочкой Сашей, мы слушали новогоднюю речь королевы. Я ненадолго приехал в Копенгаген по случаю рождественских праздников, чтобы совсем не сойти с ума от бесконечных исследований, которыми занимался в Германии. На тот момент пациенты с менингитом и сепсисом отошли в Королевской больнице на второй план. Во-первых, гораздо более серьезную проблему представляли теперь многочисленные ВИЧ-инфицированные, а во-вторых, практически все больницы начали сами лечить менингит. Что ж, тем лучше. Ведь это вполне стандартные пациенты, которым следует проводить терапию антибиотиками и при необходимости подключать дыхательный аппарат. С этими нехитрыми процедурами можно справиться в любой клинике, вместо того чтобы отправлять пациентов в Королевскую больницу, тем самым теряя драгоценное время.

– Чем могу помочь? – поинтересовался я.

– Мы прочитали о разработанном вами препарате от сепсиса. Я также слушал ваш доклад на эту тему. В данный момент у нас в больнице находится одна такая пациентка, мы уже ничего не можем для нее сделать, но я подумал – может быть, вы могли бы приехать со своим чудесным лекарством и попытаться ей помочь?

Каждый день я шел в инфекционный изолятор, где проводились эксперименты с мышами.

Спустя несколько дней после кесарева сечения, в результате которого родился совершенно здоровый ребенок, у этой женщины произошло инфицирование крови, сейчас она находилась в состоянии септического шока.

– Уже выезжаю, благодарю вас за оказанное доверие, – сказал я.

По дороге заехав в Королевскую больницу, я захватил оттуда мой новый препарат и поспешил в Хиллеред. Врачи действовали быстро и профессионально. Сначала я взял несколько проб крови, а затем приступил к инфузии своего препарата. Достаточно большую дозу следовало вводить по капле на протяжении двух-трех часов. Артериальное давление пациентки, как и следовало ожидать при ее состоянии, опустилось настолько, что не поддавалось измерению, температура тела упала до 35,5 градуса, фактически произошла остановка сердца. Стараниями анестезиологов его удалось запустить, а спустя всего один час после установки капельницы с моим препаратом давление начало постепенно повышаться. Через два часа большинство органов перешли в нормальный режим функционирования. Это было слишком хорошо для того, чтобы быть правдой. Когда спустя пять часов я отправился домой, мы были уверены, что женщина поправится. Первый же пациент, на котором прошло испытание нового препарата, выжил! По дороге я все думал об этой удаче, вспоминая о первой в истории пересадке почки. Операция прошла успешно, и потому, несмотря на череду неудач в дальнейшем, ученые не отчаивались и настойчиво двигались вперед. Теперь трансплантация почки – обычное дело. Может, и с антиэндотоксином получится так же? Когда я, валясь от усталости, вернулся домой, вся семья уже спала, праздничный вечер давным-давно завершился. Шел уже первый день нового года. По телевизору из Гармиш-Партенкирхена транслировали прыжки на лыжах и с поздравительной речью выступал премьер-министр Поуль Шлютер. Он говорил о том, что деньги больше не утекают из казны. «Все идет отлично!» – произнес он решительно и отчетливо и улыбнулся неестественно широко, так что крупные зубы едва не вывалились изо рта.

вернуться

7

Наиболее известным микроорганизмом из этого рода является синегнойная палочка.

вернуться

8

Муковисцидоз (кистозный фиброз) – наследственное летальное заболевание, поражающее преимущественно легкие и пищеварительную систему.

8
{"b":"719432","o":1}