– Вычесывают вшей из волос, – сказала девочка. – Так они это называют.

– Тогда мы будем умными вшами, – произнес Суцзы. В его голосе явно слышалось облегчение. Теперь это уже были не переговоры, теперь они обсуждали стратегию. – И сколько у них людей?

– Около трех тысяч, – сказал староста Льен.

– Довольно уверенная оценка, – заметила Рин. – Откуда вы знаете?

– Мы же снабжаем их зерном. И знаем, сколько они едят.

– И вычисляете это по количеству зерна?

– Простая арифметика. Мы же не дураки.

Рин потрясенно поерзала.

– Ладно. Значит, три тысячи.

– Мы можем выманить их на две сотни шагов от города, если разделимся и отведем людей в поля, – предложил Суцзы. – Рин их не достанет и…

– Нет, – отрезал староста Льен. – Четыре сотни шагов.

– Может не получиться, – сказала Рин.

– Так сделайте так, чтобы получилось. Деритесь подальше от города.

– Я поняла, – сказала Рин, и ее голос отвердел. – Вы хотите дождаться освобождения, но при этом не пострадать.

Староста Льен встал, ясно показывая, что разговор закончен.

– Если вы проиграете, они придут за нами. И вы знаете, на что они способны.

– Это не имеет значения, – сказала Рин. – Мы не проиграем.

Староста Льен не ответил. Он молча и осуждающе следовал за ними взглядом, пока они не покинули хижину. Его дочь все так же позвякивала ножами, что-то мурлыкая себе под нос.

– Хорошо прошло, – пробормотала Рин.

– Еще как, – просиял Суцзы.

– Чему ты так радуешься? Он сделал задачу для нас в десять раз труднее и ничего не дал взамен…

– Неправда. Он дал нам разрешение.

– Разрешение? На кой нам сдалось его разрешение?

– Разрешение всегда нужно. – Суцзы остановился. Улыбка сползла с его лица. – Каждый раз, когда ты ведешь сражение у какого-нибудь города, ты ставишь под угрозу жизнь невинных людей. Твоя обязанность – их предупредить.

– Слушай, если бы все армии так себя вели…

– Нет, это ты послушай. Ты ведешь войну не за землю, а за людей. И если научишься им доверять, они станут твоим самым лучшим оружием. Будут твоими глазами и ушами. Естественным продолжением армии. Но никогда не подвергай людей опасности против их воли. Поняла?

Он не сводил с Рин глаз, пока она не кивнула.

– Вот и хорошо, – сказал он и быстро зашагал к воротам.

Рин поспешила следом.

Кто-то поджидал их в тени.

Рин вызвала в ладонь пламя, но Суцзы схватил ее за локоть:

– Не надо. Это друг.

Человек у ворот и впрямь оказался никанцем. Нетрудно догадаться – драная и выцветшая одежда болталась на исхудавшей фигуре. Никто из мугенцев не голодал.

Он был юн, почти мальчишка. И едва скрывал восторг, увидев их. После одного лишь взгляда на Рин его лицо вспыхнуло румянцем.

– Ты и есть спирка?

Что-то в его лице показалось Рин знакомым – густые брови, широкие плечи. Он вел себя как прирожденный лидер, уверенно и решительно.

– Ты сын старосты Льена, – догадалась она. – Верно?

– Виновен, – отозвался он. – Льен Цинень. Рад встрече.

– Иди сюда, паршивец. – Суцзы схватил Циненя за руку и крепко обнял. – Отец в курсе, что ты здесь?

– Отец считает, что я до сих пор скрываюсь в лесу. – Цинень повернулся к Рин: – Так ты и правда спирка? А ты ниже ростом, чем я думал.

– Вот как? – ощетинилась Рин.

Он раскинул руки:

– Нет-нет, я не… Я… Ох… – Он несколько раз моргнул. – Прости. Я столько о тебе слышал и ожидал… Не знаю, чего я ожидал. Просто рад наконец познакомиться.

Рин поняла, что он не хотел грубить, просто нервничал. Выражение ее лица смягчилось.

– Да, я спирка. А ты здесь, потому что…

– Я твой союзник.

Цинень быстро пожал ей руку.

Его ладони были скользкими от пота. Он вытаращился на Рин, слегка приоткрыв рот, словно только что увидел, как она спустилась с небес по лестнице из облаков. Потом поморгал и откашлялся.

– Мы поможем вам сражаться. Я приведу людей, только отдай приказ, и мы…

– Вы не сдвинетесь с места, – сказал Суцзы. – Ты знаешь, что потребовал твой отец.

Лицо Циненя презрительно скривилось:

– Мой отец – трус.

– Он лишь пытается сохранить всем вам жизнь, – возразил Суцзы.

– Жизнь? – нахмурился Цинень. – Он приговорил нас к жизни в аду. Он думает, будто подчинение их разжалобит, но не желает слышать о том, что происходит в окрестных деревнях. Не хочет знать, как мугенцы обращаются с женщинами. Или ему все равно. – Он сжал кулаки. – В тридцати милях отсюда деревенские попытались спрятать девушек на ближайшей шахте. Узнав об этом, мугенцы закрыли все выходы, и за три дня девушки задохнулись. Когда деревенские наконец забрали трупы, пальцы у них были переломаны и окровавлены – девушки пытались выбраться. Но отец не понимает. Он стал… После смерти моего брата он стал… – Его кадык дернулся. – Он не прав. Мы здесь не в безопасности и никогда не будем. Позвольте нам драться рядом с вами. Если мы погибнем, то хотя бы умрем как мужчины.

Рин поняла, что дело не в разрешении, Суцзы ошибался.

Цинень будет драться, согласятся они или нет. Он просто сообщал об этом. После всего, что ему довелось увидеть, ему хотелось получить прощение за то, что остался в живых, и он мог получить это прощение, только поставив на кон собственную жизнь. Рин было знакомо это чувство.

– Ты и твои друзья – не солдаты, – напомнил Суцзы.

– Но можем ими стать. Или ты думаешь, что мы будем отлеживаться, дожидаясь, пока нас спасут? Я рад тебя видеть, брат, но мы уже начали сражения без вас. Мы вам нужны. Мы уже все подготовили для вас, все устроили…

– Что?! – Суцзы бросил на него резкий взгляд. – Что это вы подготовили?

– Все, что боялся сделать отец. – Цинень гордо вскинул голову. – Мы знаем расписание всех их патрулей поминутно. Все записано шифром, который они не сумеют прочитать. Мы посылаем сигналы деревенским, и они точно знают, когда бежать, а когда прятаться. Мы снабдили каждую семью оружием. Делаем ножи из штырей или крестьянских инструментов, которые потихоньку таскаем из сараев. Мы готовы к сражению.

– Если они об этом узнают, то всех перебьют, – сказал Суцзы.

– Мы не боимся, – насупился Цинень. – Видели мою младшую сестру?

– Ту девчушку в хижине? – спросила Рин.

Он кивнул.

– Она тоже с нами. Мугенцы заставили ее работать в столовой, как и всех остальных детей, так время от времени она подсыпает то в одну, то в другую миску горсть болиголова. Особого ущерба от него нет – только рвота и понос, но это их ослабляет, и никто не подозревает ее.

Глядя на лицо Циненя, такое пылкое и отчаянное, Рин не могла не чувствовать смесь жалости и восхищения. Его храбрость поражала. Эти люди живут в драконьем логове и каждый день рискуют жизнью, готовя восстание, в котором, как наверняка им известно, они не смогут победить.

Но почему они все-таки надеются на успех? Они же просто крестьяне и дети. Мелкие акты сопротивления лишь разъярят мугенцев, но не прогонят их.

Может, в таких обстоятельствах сопротивление, пусть и бессмысленное, это единственный способ выжить?

– Мы вам поможем, – настаивал Цинень. – Только скажите где и когда.

Ей отчаянно хотелось сказать «да». Цинень может пригодиться. Легко сражаться, пустив вперед пушечное мясо. Даже самый опытный командир с готовностью выиграет несколько секунд или даже минут, бросив на врага заслон из тел.

Но Рин не могла забыть тот взгляд старосты Льена.

Теперь она уже знала цену войны на юге. И прочитала на лице Сузцы: «Даже не думай».

Она понимала, что если сейчас поступит неправильно, то потеряет поддержку и старосты Льена, и Железных волков.

– Суцзы прав. – Рин протянула руку и тронула плечо Циненя. – Это не ваша битва.

– Вот уж нет, – огрызнулся Цинень. – Здесь мой дом.

– Я знаю. – Она постаралась говорить искренне. – И тебе лучше всего позаботиться о безопасности горожан, пока мы атакуем.

Цинень явно пал духом.

– Но это же мелочи.