Судебник 1550 года в основном пополнил список «политических статей: теперь кроме «коромольника» (мятежника) строгой каре подлежали и «градский здавец» (изменник, сдавший город неприятелю), и «подметчик» – составитель и распространитель «подметных писем», «мутящих народ». (Как видим, с самиздатом боролись уже в те времена…)
Английский капитан Ченслер, побывавший в России во времена Ивана Грозного, писал: «По их законам никто не может быть повешен за первый проступок; но виновного долго держат в тюрьме и часто бьют плетьми и иначе наказывают, и он должен оставаться в тюрьме, пока друзья не поручатся за него. Если вор или мошенник, которых здесь очень много, попадется вторично, ему отрезывают кусок носа и выжигают клеймо на лбу и держат в темнице, пока он не найдет поручителей в своем добром поведении, если же он попадется в третий раз, его вешают».
Между прочим, записки Ченслера полны неподдельным удивлением по адресу такой гуманности «московитов». У себя дома англичанин привык к другим порядкам: там, за редкими исключениями, преступников вешали и рубили головы уже после первого правонарушения…
Что интересно, в XVI веке на ночных улицах Москвы вовсю проказили не только двуногие хулиганы-воры, но и… четвероногие. В те времена прямо-таки модным поветрием среди более-менее зажиточного народа было держать у себя на подворье ручных медведей (иногда на цепи, иногда свободно). Есть подозрения, что это снижало процент краж: забравшийся в чужой богатый двор ворюга рисковал угодить в дружеские объятия косолапого сторожа…
Так вот, с наступлением ночи всю эту мохнатую ораву хозяева в массовом порядке выпускали на улицу погулять – и мишки целыми толпами бродили до рассвета. Что удивительно, ночных сторожей и припозднившихся прохожих они не трогали – иначе власти довольно быстро покончили бы с этим обычаем, а он продержался достаточно долго. Зато меж собой медведи не раз выясняли отношения (правда, до смертоубийств вроде бы не доходило) – а с рассветом возвращались каждый на свой двор.
Серьезный вклад в борьбу со всевозможной преступностью внес Иван Грозный. До него страной управляли воеводы, назначавшиеся на пост, как тогда простодушно выражались, «на кормление». Вот они и «кормились», как могли… На них же лежала обязанность бороться с преступностью. Какое-то время они справлялись, но позже, с образованием Московского государства, стали относиться к этому спустя рукава – да и старая система уже выглядела пережитком.
Грозный принял довольно эффективные меры. Создал «приказы» – аналог нынешних министерств и выстроил, как сказали бы мы теперь, «властную вертикаль», чувствительно прищемив бояр, которым отныне жилось не так вольготно. Теперь уголовщиной занимались приказы, названия которых говорят сами за себя – Разбойный, Сыскной, Разрядный и Холопий. Кроме того, по приказу Грозного на местах были созданы особые учреждения для борьбы с преступниками, причем большинство должностей в них были выборными. В каждом уезде землевладельцы – не только князья и дворяне, но и крестьяне – выбирали из дворян «губного старосту» и «губного дьяка», а крестьяне еще губных целовальников, сотских и десятских. Все эти выборные составляли так называемую «губную избу», должны были отлавливать преступников, судить их и казнить. Губные избы подчинялись Разбойному приказу. Это уже, по сути, был первый тогдашний аналог МВД и управлений внутренних дел на местах – разве что с сильными элементами выборности.
И наконец, самый полный перечень уголовных преступлений содержит Соборное уложение 1649 года. Оно тщательно отсортировало злодеяния по их опасности: на первом месте стояли преступления против Бога, Церкви и Государя, далее шли уголовные и другие преступления. Система наказаний была прописана четко: богохульника (мешавшего отправлению церковной службы или совершившего убийство в церкви) сжигали на костре. Грабителям церквей рубили головы. За совершенные в церкви преступления «рангом» поменьше (нанесение ранений в драке, «непристойные речи и оскорбления») полагалась «торговая казнь» либо тюрьма. Жестоко наказывались «драка и брань» на царском дворе.
Особо жестокая смертная казнь в XVII веке грозила фальшивомонетчикам – им заливали в глотку расплавленный металл. Возможно, кто-то и удивится, но казнь эта была даже гуманнее европейских: в Германии задолго до того фальшивомонетчиков варили в громадном котле с кипящим маслом, но не бросали туда сразу, а, подвесив на веревке под мышки, опускали медленно: по щиколотки… по голени… по колени… Что было гораздо дольше и мучительнее, чем заведенная в Московском государстве казнь.
Уголовные преступления против «простых» граждан тоже карались без особого гуманизма. За убийство полагалась смертная казнь, за увечье – аналогичное калеченье и денежный штраф. Теперь за первую кражу отрубали левое ухо, сажали в тюрьму на два года, а потом ссылали в «украинные города», то есть на границы государства. За вторую отсекали оставшееся ухо, отправляли в тюрьму уже на четыре года, потом опять-таки ссылали. За третью – казнили.
Однако давно известно: никогда и нигде жестокость наказаний не приводила к значительному ослаблению преступности. Причины тут чисто психологические: всякий вор-разбойничек считает себя самым хитрым и ловким, полагая, что уж его-то ни за что не поймают. Давненько уж англичане отметили: самое большое количество карманных краж случалось в толпе, собравшейся поглазеть, как вешают карманника или иного уголовника…
Соборное уложение вынуждено констатировать: «А которые воры на Москве и в городах воруют, в карты и зернью (игральными костями. – А. Б.) играют, и проигрався воруют, ходя по улицам, людей режут, и грабят, и шапки срывают… будет где такие воры объявятся, и их всяких чинов людем имая, приводите в приказ…»
Бывали и чисто анекдотические истории. У некоего Михаила Тихонова украли со двора черную курицу (которую он на другой день опознал в торговых рядах, где ее как ни в чем не бывало продавал некто Андрей Аникеев). Михаил, не растерявшись, тут же ухватил Аникеева за шиворот и поволок на «съезжую избу» (некий аналог ГОВД), но по дороге на него напали какие-то субъекты, скорее всего, дружки Аникеева, побили, сорвали шапку и разбежались. А курицу Аникеев тут же задушил и бросил. До съезжей избы Тихонов Аникеева все же доволок и даже предъявил в качестве улики задушенную курицу, но вот свидетелей-то у него как раз и не имелось. А Аникеев с честнейшими глазами твердил, что курицу купил честно, а придушил ее Мишка, напавший ни с того ни с сего. В конце концов, выражаясь современной терминологией, дело прекратили за невозможностью установить виновного и обоих отправили со двора…
Но так благостно обстояло далеко не всегда. Власти принимали все возможные меры: по примеру Ивана Грозного отправляли в ночные дозоры стрельцов и сторожей, на ночь перегораживали улицы решетками и «рогатками» (нечто вроде шлагбаума), – но грабежи и убийства оставались ночным кошмаром для горожан. Голландский дипломат Николас Витсен писал в 1665 году: «Теперь мы, идя по улицам, заметили озорство русских: в сумерках у некоторых из наших отняли ружья (а вы так и отдали, орлы боевые? – А. Б.) и нам сказали, что за одну ночь были убиты 12 человек, им перерезали горло, и что это здесь часто случается».
Ему вторит австриец Корб, писавший в 1698 году: «На многолюднейших улицах столицы найдены два московита, которым неизвестные люди отсекли головы. По ночам в особенности невероятное множество всякого рода разбойников рыщет по городу».
В утешение нашему оскорбленному чувству национальной гордости можно сказать лишь, что в те же самые времена криминогенная обстановка где-нибудь в Париже и в Лондоне (где регулярные полицейские силы появились только в начале XIX века) наверняка обстояла не лучше – не от хорошей жизни, как уже упоминалось, в Англии отрубали голову уже за первую кражу…
Пытаясь хоть как-то сбить эту поганую волну ночных разбоев и убийств, еще Борис Годунов, разбив Москву примерно на 12 участков, назначил в каждый так называемых объезжих голов – этаких начальников мобильных патрулей. Им предписывалось с отрядами стрельцов и ночных сторожей (так называемых решеточных приказчиков) объезжать все улицы и переулки «день и ночь беспрестани», пресекать не только преступления и драки, но и тайную торговлю спиртным, курение и продажу табака, бороться с уличной проституцией, а особенно с поджогами, и следить за соблюдением тогдашних правил противопожарной безопасности (то есть ночью держать у себя дома открытый огонь, что, главным образом летом, часто вызывало пожары).
