– Выход есть, но он тебе не понравится. Даже несколько выходов, я бы сказал.
– Например?
– Например, самому становиться «этим», это раз. Но это дерьмовый выход, если на самом деле ты «то», а не «это». Второй и самый лучший выход – вообще забить. Сидеть и ждать, когда само в руки свалится. Может, свалится, а может, и нет. Это, насколько я знаю, ты тоже практиковать не будешь и проповедовать тебе воздержание бесполезно. Путь третий: искать по всей планете. Берешь, пишешь себе список требований и ни на йоту не отсупая, начинаешь поиски. Другой город? Похрен. Другая страна? Ну… вообще, тоже похрен. Если что, уедешь, у меня вон так соседка из другого города к мужику свалила. Ну и путь четвертый – компиляция первых трех: прокачивать невосприимчивость к френдзонным покушениям, прокачивать самого себя и прокачивать свое собственное знание, что тебе нужно, и неудовлетворяющих этим параметрам отшивать еще на стадии знакомства. Выбирай, что тебе ближе.
– Да не хочу я ничего менять. Мне нужно… – Букарев снова приложился к банке.
– …побольше точно таких же страдашек, как и в прошлые разы, а потом можно нахрюкаться пивом и повыть, как тебе погано. Слушай, Андрюх, ну это уже реально какое-то бабство!
– Ну, пусть так, – согласился Букарев, ставя пустую банку под стол. – Чувак, просто я – это я, и что ты там скажешь, что это «бабство» или еще что, ничего не изменит.
– Тогда единственный путь – второй. Не, правда. Забей. Чем холоднее ты кажешься, тем больше успеха поимеешь.
Многозначительное молчание.
– Можешь еще устроиться работать на пилораму – вообще не до баб станет! – посоветовал Ахмелюк, откупоривая себе банку пива.
– Почему?
– Потому что там ты будешь вертеть тяжелые бревна, таскать тяжелые доски и приходить оттуда весь в опилках, они набьются везде, куда физически могут набиться, и одно твое желание изо дня в день будет – чтобы в полночь позвонил начальник и объявил на завтра внеплановый выходной, потому что целый день не будет электричества. Или составь компанию Каваеву и тягай с ним цемент. Один мешок – пятьдесят кило. Когда приедет фура, тебе придется за пару часов оттащить на склад штук пятьдесят, а то и сто этих мешков. Благодари небо, если с утра сумеешь разогнуться.
Снова молчание.
– Чипсы, сухари, вобла? – перечислил ассортимент закусок Ахмелюк.
– Ну пусть чипсы.
Ахмелюк достал из стола-тумбы пачку «Lay’s Max».
– Пойдет ли?
– Думаю, да, – уже более расслабленным тоном произнес Букарев и потянулся за третьей банкой. – И еще тут…
(и еще тут кто-то снова постучал в дверь).
– Кого там дьявол несет… – пробурчал Ахмелюк и отправился открывать. На этот раз визитер был хоть и принесший гораздо меньше радости, но точно не ставший бы грузить его своими проблемами с женщинами – а именно, новый сосед, по имени Влад, тот, который зимой поселился в пятнадцатом доме, родственник кого-то из прошлых соседей, той же зимой сваливших в центр.
– Здорово, – поздоровался Ахмелюк. – Ты по комповому делу или так?
– У тебя пустых болванок нет? Деньги верну за них.
Весь цивилизованный мир давно перешел на флэшки, он бы еще дискету спросил. А еще лучше – стример!
– Да где-то были, поищу. Проходи пока, пивка хлопни, – пригласил его Ахмелюк, поднимаясь по лестнице. – Тебе много нужно?
– Да штуки две-три. Или один DVD, если есть.
С Букаревым Влад был знаком шапочно – пару раз виделись, выяснили, как друг друга зовут, и все. К Ахмелюку же Влад заходил периодически одолжить что-нибудь (лопату, болванки, гаечный ключ на пятнадцать, которых в магазинах не найти, еще какую требуху хозяйственной надобности) и заодно спросить, какое аниме он посоветует посмотреть. Потому как Ахмелюк в среде анимешников имел полное право носить титул «отаку» – просмотрел за семь-восемь лет этого своего увлечения больше пятисот наименований, или, как их принято у них называть, «тайтлов» – и соответственно имел большой авторитет в подобных вопросах. Букарев тоже был анимешником, но угорал больше по манге, чем по самому аниме, хотя и тоже отсмотрел солидно – сотни две тайтлов.
Пока Ахмелюк гремел ящиками стола и коробками со всяким барахлом, ища вожделенные болванки, его гости уже успели развязать обсуждение какого-то леденящего душу аниме – леденящего ядерной концентрацией чая и тортиков при полном отсутствии сюжета.
– Вот одного я не пойму, – громогласно заявил Ахмелюк, воздружая на стол четыре бумажных конверта с пустыми дисками, – что это за балаган? Чаёк, тортики, японские школьницы, вы еще группу «Любовные истории» включите – это разве мужикам дозволено обсуждать? Почему мы не обсуждаем перспективы мира на Донбассе? Угрозу суверенитету России со стороны НАТО? Международный трибунал над киевской хунтой? Проблему пропаганды чуждых Руси западных ценностей – и восточных тоже, кончай свою морковку жрать, кореец! – и пропаганды всякого греха содомского? Итоги последних боевых учений Черноморского флота? Почему не собираем народное ополчение, чтобы счистить заразу с лица земли? Целый день над этим думаю.
Букарев и Кореец еще более громогласно заржали.
– Сядь, расслабься, – Букарев хлопнул ладонью по пустому стулу. – Тебя мой отец покусал?
– Почему именно «Любовные истории»? – выскочило из Корейца.
– Да просто мой батя нас один раз застукал, пока мы с ним пили чай, заедали тортом и обсуждали эти самые истории, попутно их же слушая, – разъяснил Букарев. – Батя прикола не понял и сказал, что так себя вести людям с яйцами непригоже и что мы, по-видимому, содомиты заднеприводные, раз таким интересуемся.
– Да шучу, не парься, – сказал Ахмелюк. – Вот, Кореец, болванки твои. Бери и пользуйся. Пивка?
– А давай… – согласился Кореец. – Это что, у тебя отец, как тот из комикса?
– Из какого комикса?
– Ну там комикс трехпанельный. Подходит сын к отцу и держит в руках палку. Отец спрашивает: что это за стремная палка, она похожа на мой детородный причиндал, выброси ее. На второй картинке он изображает рыцаря, а отец говорит, что меч – дерьмо, потому что он похож на елдак. А на третьей сын трескает банан, а отец ему «Ну ёпта, сынок, ты что, банан жрешь? Ты, похоже, педрейро у меня растешь?»
– Ну, он не считает все на свете похожим на хер, – разъяснил Букарев. – Но мной недоволен. Это не читай, это не смотри, то не говори, ты что, не мужик? Он у меня оборудован квазизнанием всего, что должен слушать, смотреть, думать, делать и говорить мужик, а что позволительно только бабам и педикам.
– Да забей, – махнул рукой Кореец. – Страшнее моего тебе все равно не светит.
– А с твоим отцом что не так?
– С моим отцом все так, потому что я думал бы, что не так, если бы он не сбежал от матери в туман, когда мне и полгода не было. По крайней мере, инстинкт самосохранения у него работал безупречно. Вот ты у нас более сведущ, надо понимать, в семейных отношениях – прикинь-ка: если меня растили как сыночку-корзиночку, до четырнадцати лет манкой пичкали и работать, пока не смылся, запрещали, что ждало бы в такой семье его?
– Сложный вопрос…
– Вот и он так подумал… и скрылся в тумане. И мне даже злиться на него не за что – спасался как мог.
– Кореец, ты же при такой жизни наверняка никогда не собирал грибы? – вклинился в разговор Ахмелюк.
– Само собой.
– Тут просто как раз подберезовики пошли. В мае. Подберезовики. Прикинь?
– Егор Андреич, телевизор – зло. Не знал разве? То ты вдруг киевской хунтой заинтересовался, теперь у тебя подберезовики где-то выросли. Ну хоть не мухоморы, и на том спасибо. Чувак, ты дуреешь без работы.
– Это не шутка. – Ахмелюк отставил опустошенную банку в сторону. – Ну что, кто пойдет пополнять запасы?
– Пить вредно.
– Жить вредно. От этого умирают. Ты чего это распетросянился? – Ахмелюк покосился на Букарева, с довольной физиономией уминающего чипсы. – За пивом пойдешь?
– Корейца с собой возьму.
Спустя три минуты гости удалились за добавкой. Ахмелюк сгреб пустые пивные банки в охапку, отнес в мусорник, сел за стол и принялся разглядывать узор на когда-то зеленой, а теперь пожелтевшей и посеревшей клеенкой.
