Епархиальная канцелярия епископа таврического Вениамина размещалась в белом особняке на углу Нахимовского проспекта и Большой Морской улицы. В прохладных, полутемных коридорах с высокими потолками бесшумными черными тенями сновали послушники, смущенно озираясь по сторонам, проходили приехавшие из крымских уездов благочинные, деловито прохаживались уверенные в себе полковые священники. На втором этаже особняка, в просторной приемной, молодой секретарь в шелковой надушенной рясе на все вопросы о епископе отвечал с одинаковой твердостью;

— Владыка сегодня не принимает!

Вчера на даче главнокомандующего собрался особо доверенный круг лиц. Врангель был в отличном расположении духа. «Господа, — сказал он, — на плечи каждого из нас легла такая ответственность, что потомки не простили бы нам бездеятельности. И я, господа, рад, что вы, ближайшие мои сподвижники, с честью исполняете свой долг. В ближайшее время нам предстоят большие испытания. — Врангель пригласил гостей в зал, к накрытому столу. Взял под руку епископа Венкамина: — В молитвах мы черпаем силу для борьбы за веру православную, — сказал верховный. — Но и земными благами поощрять воинов-героев надо. Я принимаю ваше предложение об учреждении нового ордена — ордена Святого Николая Чудотворца и прошу подготовить его статут для отдачи в приказе».

И теперь епископ таврический Вениамин набрасывал положение о новом ордене.

«В воздание отменных воинских подвигов, храбрости и мужества и беззаветного самоотвержения, проявленных в боях за освобождение родины от врагов ее, учреждается орден Святого Николая Чудотворца, как постоянного молебника о земле русской.

Девиз ордена: верой спасается Россия. По положению, орден Святого Николая Чудотворца приравнивается к Георгиевской награде…»

Написав это, преосвященный Вениамин задумался: как же обосновать необходимость учреждения ордена?

Врангель заменил название армии — теперь она именовалась не Добровольческой, а Русской. Заменил для того, чтобы покончить с разладом, разъедавшим армию изнутри: корниловцы, дроздовцы, марковцы, алексеевцы, красновцы, положившие начало Добровольческой армии «ледяным походом», относились с высокомерием к недобровольцам. Отныне все войска составляют единую армию — Русскую. Вениамин потрогал в петлице шелковой рясы маленький крест, свидетельствующий о том, что епископ защитил диссертацию и является магистром богословских наук.

Пожалуй, так следует дальше сказать: «Боевые награды во все времена и у всех народов являлись одним из стимулов, побуждающих воинов к подвигам. В вооруженных силах Юга России вопрос этот решен принятием принципа о невозможности награждения старыми русскими орденами за отличие в боях русских против русских. А посему приказываю…» — ну а приказывать будет верховный. Вениамин откинулся на спинку кресла, облегченно вздохнул и вызвал секретаря,

— Распорядитесь, — попросил епископ. — Стаканчик чайку — крепкого, горяченького, с лимоном.

Исполнив просьбу Вениамина, секретарь не уходил, епископ с удивлением взглянул на него:

— Вы что-то хотите сказать?

— Я бы не решился тревожить ваше преосвященство, — тихо произнес секретарь, — но если позволите…

— Чай-то получился отменный! — благодушно кивнул епископ. — Слушаю вас.

— В приемной уже больше часа сидит молодая женщина. Она говорит, что ей совершенно необходимо видеть вас… — Увидел, как епископ, недоумевая, пожал плечами, и торопливо добавил: — Она утверждает, будто вы уведомлены о ее приезде…

— Молодая женщина? — Вениамин опять пожал плечами.

— Да, — подтвердил секретарь, — представилась как пани Грабовская…

Епископ молча допил чай, испытующе поглядел на почтительно склонившего голову секретаря:

— Вам это имя ничего не говорит?

— Эту женщину я вижу впервые, ваше преосвященство.

— Ох дела, дела наши тяжкие, — епископ пригладил холеную черную бороду, сказал:

— Просите. И пока будем беседовать, меня в канцелярии нет. Ни для кого!

Изумление промелькнуло на бледном лице секретаря.

Елена Грабовская поразила епископа: он не ожидал, что посетительница окажется столь молодой. Ему сразу бросилось в глаза изящество молодой девушки, ее элегантный наряд: модный костюм, отделанный мехом горностая, и такая же горностаевая шапочка. Вениамин приосанился.

— Прошу… Садитесь.

Елена села перед большим письменным столом епископа, смело улыбнулась:

— Пан епископ, я не задержу вас. Разговор совершенно конфиденциальный. Я должна передать пану епископу просьбу ясновельможного пана митрополита графа Шептицкого. Ну а там, — она оглянулась на плотно закрытую дверь, — там пусть думают, что к вам пришла поклонница. Ведь такое случается, не правда ли?

Вениамин смутился. Чтобы скрыть свое замешательство, спросил, опуская глаза:

— Что граф? Надеюсь, он здоров?

— Граф добже здоров, — Грабовская опять улыбнулась. — Он поручил передать вам следующее. На днях начнется решительное наступление польской армии я войск Петлюры на Киев. Возможно, барону Врангелю небезынтересно своевременно это знать.

Вениамин сидел внешне невозмутимый. Но подумал: «Барону, конечно же, интересно будет знать это. Но как он отреагирует на то, что подобные вести получает от католической церкви? Врангель — это "единая и неделимая", а Ватикан мечтает с помощью Петлюры превратить Украину в вассала Полыни, а со временем — в польскую провинцию. Вениамин вспомнил, какие "метал громы" барон, читая недавно французскую газету "Матен", где, в частности, писалось: "… Великая Польша, распространяющая при помощи Украины свое влияние от Риги до Одессы, — такова основная цель, вокруг которой вертится вся восточная политика Ватикана"».

— Что еще передавал граф? — спросил Ве-ниамин.

— В Варшаве получена секретная легитимация: если на Украине и в Белоруссии польская армия добьется успеха, Франция и Англия признают права Польши на границы 1772 года.

— Граф считает, что подобное возможно не только на бумаге? — сдержанно спросил епископ.

— Так будет! — сверкнула глазами Елена.

Беспокоили глубокие миндалевидные глаза Грабовской: заглянув в них, епископ так и не сумел определить, чего же больше в глазах — тревоги или фанатизма. Про себя подумал: вот такие, как она, мечтают о границах Речи Посполитой 1772 года. Это значит: Украина, Белоруссия, Литва, часть Латвии должны отойти Польше. Епископ внутренне усмехнулся: и в этом полякам помогают союзники, те самые, которые помогают и Врангелю в его борьбе за «единую и неделимую»! Спросил Елену:

— Вы сказали, что у графа есть ко мне просьба. Какая?

— Она касается меня… Вы не откажетесь помочь мне? — Елена вызывающе улыбнулась.

Она опять поражала: деловитость и кокетство сочетались в ней самым неожиданным образом. И епископ с досадой подумал, что он, считавший себя хорошим знатоком человеческой души, все еще не может до конца разобраться в своей посетительнице.

— Слушаю вас, — как можно учтивей сказал он.

— Меня нужно переправить к большевикам… В Харьков… И не только переправить, но и организовать в Харькове «крышу».

— Позвольте, позвольте, — огорошенный Вениамин встал. Совсем сбитый с толку, он отошел к книжному шкафу и оттуда смотрел на Грабовскую. «Переправить в Харьков? Организовать "крышу“? Так называют убежище для нелегального проживания», — вспомнил он. — «Что у них, больше некому заниматься шпионажем?» — думал епископ.

Грабовская, понимая, о чем он сейчас может размышлять, сказала:

— Езус-Мария! Это не для разведки. В Харьков приехал изменник польской нации Дзержинский. Он расстрелял наших боевиков и среди них моего друга. Наш «Союз» вынес ему смертный приговор, я должна привести его в исполнение.

«Час от часу не легче. В какую историю ввязывает митрополит! Вот тебе и святая католическая церковь!» — думал ошеломленный Вениамин, но отказать в просьбе не мог, они уже давно — к взаимной выгоде — оказывали друг другу секретные услуги. Епископ взглянул на Елену. Она сидела с какой-то неопределенной улыбкой на губах. Вениамин скользнул взглядом по се девичьей талии и, опустив глаза, сухо сказал: