Он двигает ей дневник.

Она открывает и читает замечание. И ахает. И говорит ему: ну как же так, ну что же такое он делает, ну он же лучший ученик в классе, ну он же приличный мальчик, а что подумают люди, а что сказать отцу.

В общем-то, все эти реплики Стах слышал и раньше. Ему сегодня кажется, что он идет по заученному наизусть сценарию: «Люди подумают, что заслужил», «Давай не будем говорить отцу», «Пожалуйста», «Пожалуйста», «Пожалуйста».

Под конец она решает, что он перечитал книг и еще не понимает в силу возраста, что с некоторыми вещами просто нужно мириться.

Он надеется, что никогда не «вырастет». И злится на Тима за то, что тот «повзрослел» и взял в защитники не дурака, а шакала.

II

Тим пропал — и до конца недели. Стах устал удивляться и ждать. Устал переживать, устал болеть — без Тима. Но толку от того, что он устал? Все равно ничего не меняется. Он поселяет Тимов фантом в мысли, в свою комнату и за последнюю парту в любом классе, где приходится держать рассудок весь урок, а то и пару. Он бы ушел сидеть назад — к фантому, но так и не придумал предлога.

У Антоши появились новые очки. Архипова обстригла свои всегдашние косички, сделала себе какое-то модное каре беспонтовой лесенкой, забрала в хвост так, чтобы от хвоста осталось лишь название: все торчит по бокам.

Соколов зарос щетиной и обзавелся синяками под глазами — живописней, чем обычно: теперь он похож на запойного трудоголика пуще прежнего. Стах надеется, что мать не вздумает зайти в ближайшее время к нему на разговор.

В остальном все идет своим чередом: шакалы болтливы и безнаказанны, обмудок Коля неболтлив и наказан — непонятно за что.

Стах занят тем, что выкрадывает время в перемены и немного после уроков: исправляет свои четверки. Под учительскую подпись. И по официальной версии, что это просто так, для дополнительных баллов: учителям объясняться с матерью не хочется поболе, чем ему.

Все это происходит днем, без Тима. По ночам он периодически бывает. Радоваться нечему. Он даже во сне обижается. По разным поводам. Или без повода. Как у него получится.

Один раз приснилось, что он сидел на корточках у двери в свою квартиру. Стах сказал: «Я нашел твои ключи». А Тим ответил, что незачем: все сгорело дотла. Капец, как неловко…

В общем, с Тимом нигде не ладится.

III

Стах терпеть не может субботы. За то, за что их любит большинство. Учеба кончится на полтора суток. Мать куда-нибудь потащит в воскресенье… и целый день заставит улыбаться… и вечером Стах, упав на кровать, подумает с наслаждением: «Боже, как хорошо, что завтра понедельник».

Соколов сидит хмурый и, видимо, тоже субботе не рад. Он кривит лицо, просматривает классный журнал. Поднимает на Стаха взгляд — и как будто просительный. Интересуется:

— Лофицкий, ты не знаешь, где твой друг гуманитарный? Он к тебе-то ходит? На «факультативы»?

Соколов уверен, что «факультативы» — фикция. Сложно его винить, когда с Тимом никакого прогресса. Причем по всем фронтам.

— Факультативы мне запретили.

Только Тим даже не знает — так он часто «ходит». Но об этом Стах молчит. И вымученно улыбается. И кажется, что умоляет: «Отвалите».

Соколов вздыхает:

— Твоей бы матери и Тимофея какого-нибудь…

— Пожалейте Тимофея, — просит Стах.

Архипова сидит рядом, вся подавшись вперед: не стесняясь, греет уши. Она сегодня нарядная, насколько позволяет форма, и светится. Соколов подпирает рукой голову и смотрит на нее задумчиво.

— У тебя сегодня день рождения?..

— Не у меня, — она улыбается. — У подруги.

— Странно: выглядишь как именинница ты.

— Может быть, — ей, бесспорно, приятно.

— Ну, смотри… Именинницы — обидчивые барышни. Оглянуться не успеешь, как повторишь сценарий Монте-Кристо.

— Это который?..

Стах не понимает:

— Который — граф или сценарий?

Архипова, не оценив, выделяет тоном специально для тупых:

— Сценарий.

— Ну, это, Алена, который в романе Дюма.

Соколов пытается держать лицо.

— Спасибо. Все, конечно, встало на места. Больше всего, что ты умнее всех. Как обычно.

Стах трет глаза пальцами утомленно. Хочет ее задеть, интересуется:

— О чем хоть ты общалась с ним?..

— О разном, — она не теряется и задирает нос. — Позвала к подруге. Отмечать.

— Это на день рождения-то? — Соколов включается в события. Кривит губы в усмешке: — Лаксин и вечеринка? Что-то я сомневаюсь в успехе этой комбинации…

— Что-то я тоже, — соглашается Стах.

— А вы, конечно, много о нем знаете, — обижается Архипова.

Соколов поднимает вверх руки, мол, что вы, что вы, мы не претендуем. Стаху — забавно.

Архиповой — нет:

— Что ты опять насмехаешься?

— Ну, если бы ты «много о нем знала», ты бы поняла, что ничего о нем не знаешь.

— А я вот думаю, что у вас был подход неправильный…

Стах запрокидывает голову в усмешке. Соколов наблюдает за обоими — умиленно.

— Ты вообще редкостный хам… Не понимаю, почему он еще не сбежал от тебя. Хотя, подождите, может, и сбежал. На факультативы он твои не ходит.

Соколов, набрав полные легкие, выталкивает воздух до точки:

— Я думаю, Архипова, что не в факультативах дело… — фраза очень похожа на тяжелый вздох.

— Вы просто набросились на него со всей этой физикой.

Стах не собирается продолжать — и молчит угнетенно.

— Архипова, золотце, мы понимаем, что любовные дела — это такие… тонкие материи, нам не особо доступные. Но у нас есть понасущнее. Пошла бы ты погуляла. Перемена еще пять минут.

— Да дело не в том, что любовь…

— Все, я пошел, — решает Стах — и поднимается с места.

— Лофицкий…

— Перемена еще пять минут.

IV

Стах выходит и присаживается на подоконник, отняв одну ногу от пола. Какое-то время из привычки высматривает в коридоре кого-то, кого точно не высмотрит. Потом вроде смиряется и замирает без мысли.

Но мысль пытается.

«Да дело не в том, что любовь…»

Сука. Застряло. Хочет обосноваться и что-то сказать.

А Стах вот не хочет. Не хочет оправдываться ничем — что бы там ни было — к Тиму. Он не собирается об этом думать. Тим вот не хочет о своих одноклассниках, Стах не хочет о своих чувствах. Все честно. Они друг друга стоят…

И ведь главное: как она просто сказала! Подумаешь! Подумаешь, у нее «любовь».

Да Господи, она с ним один раз говорила.

Стах бесится. И цокает. Это не ревность. Это обыкновенная обида. И может, злость. И может, зависть. Что она так запросто, что у нее «любовь», а Стах стискивает зубы и вдалбливает себе в голову: «Что бы там ни было».

Да пошла она к черту. Зачем вообще влезать в чужой разговор?..

Кранты.

V

После физики Соколов наблюдает Стаха заранее виновато и просит:

— Лофицкий, задержись на пять минут. Я в курсе, что у тебя своих головняков хватает, но мне, честно, надо только пять минут.

Стах валится обратно на стул. Сползает вниз, прячет руки в карманы брюк.

Соколов дожидается, когда все выйдут, особенно самые любопытные и самые влюбленные. Поднимается и плотно закрывает дверь, приглушая хор голосов из коридора. Возвращается к себе. Садится и… как бы все. Он пялится на Стаха и молчит.

Стах не может удержать усмешки, хотя вообще не весело.

— Мне скоро на урок. Вам бы поторопиться.

— Да. Точно. Да… — теперь и Соколов усмехается.

Усмехнуться ему проще, чем продолжить.

Тим, походу, заразный.

— Андрей Васильевич, — просит Стах.

— Вы не увидитесь? В выходные или?.. не знаю… Я вот сейчас подумал, что гулять тебя, наверное, тоже не особо пускают.

Стах торопит события:

— Хотите что-то передать?

— Да. Вообще — да, — соглашается. Потом опять сходит с темы: — У Лаксина отец бывает дома?

— Я не слежу.

— Это ясно… Я к чему затеял? Все пытаюсь его вызвонить, но всякий раз, как пытаюсь, похоже, трубку берет Лаксин младший. Он в жизни-то не разговорчивый, а тут… сначала трубки бросал, потом просто молчал. То ли из интереса, то ли издевается… черт разберет. Но это ладно, это к делу не относится. Ты не знаешь, чем Лаксин старший занимается?