– Что ты? Что ны так тыбе? – совершенно спокойно спросил он. – Балэишь?

– Нет, не болею, – ответила она.

– Клыент быть лыцо, ногти царапать, да? Как так, да? – развёл руками Каракюрт. – Добрий чыловэк обыдыла… Как так? Балэишь – скажи. Плохо тыбе – скажи, ны будышь работать сыводна. А? А ты – клыент ногти царапат…

– Я хотела поговорить с вами.

– Гавары, – милостиво разрешил он.

– Я работала у Мехмеда… танцовщицей. Я не проститутка, – начала Саша.

– Да, я слышал, ты хороший танца…

– И я не проститутка! – повторила она.

– Это у Мыхмэд рысторан, клуб, танца, да? Здэс толко с клыент. Да? Харашо клыент, танца номыр, да? Это лучше стоит. Болши. Так? Денги харашо будышь. Да?

– Но я не хочу так работать. Отпустите меня, пожалуйста, – взмолилась Александра. – Хотите, я на колени встану перед вами? – она коснулась коленями пола, свела руки перед собой, соединив ладонями. Слёзы слышались в голосе девушки. – Разрешите мне уехать домой. Пожалуйста! Помогите мне! Ради всего святого!

– А-а! – только и сказал хозяин. Подошёл к ней совсем близко. Александра сжалась в ожидании удара. – Встан, встан! Что ты, – он помог ей подняться, усадил на кровать. – Ну что – уехат? А? Савсэм плохо тыбе? – спросил он, присаживаясь рядом.

– Я не проститутка, – твердила Саша. – Поймите! Меня заставляли… насильно! Били! И угрожали, что маме сделают плохо… я боялась…

– А-а…

– Отпустите меня!

– Как так? Ны могу. Бызнэс, знаишь, – спокойно, тихим голосом увещевал хозяин. – Я ны богатый чыловэк. Да? У мыня мало бызнэс… Сымья балшой, кушять надо, знаишь? Дочка замуж надо, да? Этот… свадба… подарки… çeyiz[15]… как… прыданый, да…

– Я понимаю. У меня есть немного денег, – с этими словами девушка отвернулась и, не снимая с себя костюма, распорола подкладку в чашечках лифчика, доставая припрятанную валюту.

– Вот, – она расправила слежавшиеся бумажки и разложила перед Каракюртом. Хозяин удивлённо посмотрел на деньги, усмехнулся.

– Нэ-эт, – сказал он, – ты болши стоишь.

– Больше? Но у меня нет… это всё…

– Думай, Алыксандра, – мужчина встал с кровати, направился к выходу. – Как далши работать. Ны совсэм плохо здэс. Думай. И я думаю, – открыл дверь и вышел.

Разноцветные купюры остались лежать на атласном покрывале. Девушка собрала их, вернула в тайник.

«О чём думать? Ну, придёт он завтра, а я ему то же самое скажу, – размышляла Александра, вытирая слёзы. – Попрошу, чтобы порекомендовал меня в тот стриптиз-клуб, где Лолка работает, – пришла ей в голову здравая мысль. – Как же я забыла-то?»

– Сашка, ну как ты тут? Как ночка? Клиент щедрый попался? – с порога засыпала вопросами Галка, заглянув утром к соседке. – О, да у тебя бодренький вид! И выспаться удалось? – засмеялась она.

– Удалось, – хмуро ответила Саша.

– Ну а денег-то хорошо отвалил? – не унималась новая подруга.

– А не было ничего. Я его… ударила, ну и…

– Ну, ты даёшь! Прогнала? А Каракюрт знает уже?

– Да. Был… вчера…

– Ругался?

– Нет. Сказал, чтобы думала.

– Он вообще спокойный. И никого здесь ни к чему не принуждают обычно. Хочешь – работай, не хочешь… не знаю. Но такого ещё не было, чтобы кто-то не хотел. Уличные просто мечтают тут оказаться! А ты…

– Да я же тебе говорю, что я не уличная! И никакая! Почему вы все не поймёте-то! – в отчаянии закричала Александра.

– Вона ка-ак! – невесело засмеялась Галка.

– Галя, ты вчера была такая… как в нормальной человеческой жизни… в прежней. А сегодня снова… вроде бы смеёшься, а сама будто в какой-то маске или в панцире. Ненастоящая, в общем!

– В «прежней жизни», говоришь? – спросила Галя, сбросив с лица улыбку. Серьёзно взглянула в глаза собеседнице. – А что ты знаешь про мою эту… «прежнюю жизнь»? А?

– Ты же не рассказываешь!

– Да потому, что ничего хорошего! Когда мама умерла, папка пить стал, собутыльников водил. Мне тогда тринадцать было. Напьётся, бывало, и спать уйдёт к себе, а собутыльники его… меня… того!

– Да ты что!

– Зверьё пьяное! Я из дома пыталась убегать, но… куда бежать-то? На улицу? К знакомым? А чужим людям больно нужны мои проблемы? Накормят, успокоят, да и… отправят обратно домой, к папе. «Он у тебя хороший», – говорят. Я же им не рассказывала, как его друзья со мной…

– А ты говорила, что мачеха…

– Эта стерва позже появилась. Где-то года через два. Папка даже пить перестал, когда с ней познакомился. Я сначала обрадовалась: думала, что кончатся теперь мои мучения. А эта грымза только первое время со мной ласковая была, пока к отцу в доверие втиралась… «Доченька, лапушка», – называла. Фу, гадина! А когда папаша на ней официально женился и прописал в квартире, так она начала уже свои порядки устанавливать. Я стала для неё не «доченька», а «стерва», не «лапушка», а «шлюха малолетняя»! А он… на коротком поводке у неё… как собачонка. Всё делает, как она скажет.

– Галя, а ты в милицию не заявляла на этих… собутыльников?

– Ты с ума сошла? Позориться! В школе я всегда была среди лучших, а тут… Я вообще никому не говорила, и всё равно мачеха откуда-то узнала. Эти… твари… растрепали, наверное…

– Досталось тебе…

– Ой, вот не надо! – перебила Галина. – Не люблю я этих… сю-сю-сю! Жива, здорова, не бедствую. На Босфор вон любуюсь. А кто-то и мечтать об этом не может! Я, когда на улице стояла, каждый день с жизнью прощалась… на всякий случай. Там разное случается… Но Каракюрт в отель взял. Так что, подруга, хочешь жить – успокойся и смирись. Тогда уцелеешь. А там, глядишь, судьба сюрприз преподнесёт, – при этих словах лицо девушки приняло мечтательное выражение, на губах заиграла улыбка, в глазах засияли искорки. – Аллах любит терпеливых!

«Какая же она красивая, эта Галка», – подумала Саша.

…После завтрака в небольшом ресторанчике гуляли по старинным улочкам. Александра любовалась древними постройками.

– Да ты совсем дикая, Сашка! В такой красоте жила три года, а на улицу не выходила!

– Я ведь уже гуляла здесь… или где-то поблизости… с Денизом. Только это было так давно! Целая жизнь прошла, – и она тоже поделилась своей историей.

– Не грусти, подруга! Аллах даст, прорвёмся! – подбодрила Галя. – Только не будь совсем дурой…

– Опять Аллах…

– Хорошо, Господь! – согласилась девушка. – Только Бог всё равно один. Муса так говорит. Какая разница, как его называть?

– Муса? – не поняла Саша.

– Сейчас зайдём в одну книжную лавочку. Мне её хозяин, Муса, даёт книжки почитать. Давно не была у него. Возьмём что-нибудь.

– А на каком языке книжки-то?

– Всякие есть. Знаешь, зимой в Стамбуле бывает так тоскливо! Холодно, сыро… На улицу не тянет. Сижу, читаю…

– А Муса этот… он кто?

– Сам он уже как бы местный. А вот дед его или прадед – из наших эмигрантов. Дочка у него работает в редакции. Муса русский хорошо знает. И дома у него основной разговорный язык – русский! Он этим очень гордится. Считает, что надо помнить свои корни и детей воспитывать на родном языке.

Небольшая книжная лавочка располагалась в полуподвале старого здания. Её хозяин – невысокого роста мужчина в тюбетейке и в стёганой жилетке поверх белоснежной рубашки – вышел навстречу посетительницам с радушной улыбкой и раскинутыми для объятий руками.

– Га-аля! Здравствуй! – радостно поприветствовал он старую знакомую. – Добро пожаловать! Давно не приходила! Ты с подругой?

– Здравствуй, Муса! Это Александра.

– Ах, девушки, девушки! Шестьдесят лет живу, а не перестаю удивляться женской красоте! – сделал комплимент хозяин лавочки.

– Ой, Муса, не смущай Сашку! Она же не знает, что ты так всех посетительниц встречаешь, даже страшных и старых! – засмеялась Галина.

– Как ты можешь! Не говори так, Галина! Женщин страшных не бывает! Все краса-авицы! – лукаво улыбнулся Муса.

В уютном торговом зале под потолком светились три оконца, в глубине помещения горели разноцветные фонарики. На стеллажах ровными рядами выстроились книги, в промежутках красовались картины с морскими видами и портретами писателей.