Теперь же, когда танец живота остался в далеком прошлом, и Лена родила ему двоих детей, казалось, как-будто она подвела какую-то невидимую черту в своей жизни. Зачастую она была просто непримиримой, как моджахеды. Он ловил себя на мысли, что ему приходится обдумывать каждое слово, прежде чем сказать Лене в то время, как раньше она часто слушала его, затаив дыхание. Особенно внимательно надо было относиться к ожидаемым ею ответам и времени на их обдумывание. Иначе, затянувшаяся пауза могла быть расценена, как нежелание вести беседу. Ситуация напоминала ему его прошлую профессиональную деятельность в качестве переводчика, когда десятисекундная пауза в поисках адекватного перевода на переговорах или совещаниях приравнивалась к пенальти в футболе. Нельзя забывать и об интонациях. Интонации его речи приобретали все большее значение в их отношениях, и надо было быть очень осторожным, чтобы нечаянно не обидеть жену фразой, произнесенной не с подобающей интонацией. Собственно об интонациях и их значении в семейных отношениях Михаил впервые узнал только благодаря Лене. Если бы он в свое время осуществил свою мечту молодости и стал бы ученым психологом, то он вполне мог бы накопить достаточно материала для написания диссертации. Тема диссертации могла бы звучать примерно так: «Влияние интонации в речи мужчин на благосклонность женщин». Для Михаила явилось полной неожиданностью, что благосклонность супруги может напрямую зависеть от интонации его голоса.
Раньше он мог предположить, что на благосклонность могут повлиять такие факторы, как: банальная ссора, головная боль супруги, разногласия по вопросам воспитания детей, его отношение к ее маме, беременность, подозрение в измене, сам факт измены, любой неприятный запах из его рта, включая запах алкоголя, другие запахи, исходящие не изо рта, но чтобы интонация. Парадокс заключался в том, что для Михаила интонация голоса жены никак не влияла на ожидаемую им же от нее благосклонность. То есть, он всегда готов был принять от нее благосклонность, и неважно каким голосом она до этого разговаривала с ним. Благосклонность есть благосклонность, а интонации голоса – это всего лишь интонации голоса. Его жена продолжала оставаться для него соблазнительной. Просто из соблазнительной девушки она превратилась в соблазнительную женщину. Об этом он, естественно, не говорил вслух. Он считал, что время что-то говорить уже давно прошло. Одно дело на стадии ухаживания, чтобы убедить девушку в своей любви, но после 15 лет совместной жизни это смахивало бы на подхалимаж подчиненного перед своим начальником.
Михаил припарковал Мерс, как обычно, около сквера, а сам прошел в знакомую старую пятиэтажку, расположенную через дорогу, поднялся на третий этаж и позвонил в дверь квартиры № 38. Дверь сразу же открыли. Скорее всего, его увидели, когда он еще только парковал машину.
– Добрый вечер, – поздоровался Михаил.
– Добрый вечер, Михаил. Проходи, – ответил улыбающийся мужчина. На вид ему было около 40. Редкие волосы на голове и высокий лоб наводили на мысль, что этот человек мог быть преподавателем какого-нибудь вуза, но это был майор КГБ Игорь Александрович Фролов – куратор Михаила Макарова. Еще во время их первой встречи несколько лет назад, тогда когда Михаил отправлялся в загранкомандировку в Эфиопию, Игорь Александрович дал задание Макарову собирать информацию о политических предпочтениях офицеров эфиопской армии. Руководству Советского Союза было важно понять, куда движется эта африканская страна после свержения императора.
Как позднее понял Михаил, советские спецслужбы не зря были озабочены настроениями среди офицерского корпуса эфиопской армии. Из всей информации, которую удалось получить Михаилу из разных источников, становилось ясным, что многие из офицеров не только не поддерживали новую власть и политику подполковника Менгисту Хайле Мариама, захватившего власть в стране, но и состояли в тайных организациях, ставящих целью смену режима и даже отделение провинции Эритрея в самостоятельное государство. Офицеры тщательно скрывали свои политические взгляды. Их цвет кожи не позволял Михаилу определить, краснеют они или нет, когда он ненароком задавал, казалось бы, безобидный вопрос. Позже Михаил пришел к выводу, что лучше не ставить офицеров в неудобное положение, задавая всякие вопросы, касающиеся их отношения к новой власти, а просить рассказать, где они получили военное образование, в какой стране, и посмотреть на то, как они будут вспоминать о своей жизни до захвата власти в стране командиром стройбата подполковником Менгисту. Если их глаза мечтательно устремлялись куда-то вдаль, вспоминая прошлое, учебу в военных учебных заведения США, Израиля и других стран, достойную и почетную службу императору Хайле Селассие, то можно было смело делать вывод, что этот полковник только ждет сигнала и готов выступить против существующего режима. Михаилу было откровенно жаль некоторых из них – особенно полковников и генералов, которые вынуждены подчиняться какому-то выскочке из стройбата. Ситуация чем-то напоминала русскую историю времен февральской революции и октябрьского захвата власти большевиками. Все те настроения офицеров, о которых Михаил узнавал, он передавал своему куратору Игорю Александровичу по специальным каналам.
Интересно, чем сейчас мог быть полезен Михаил своим кураторам?
Игорь Александрович не переставал улыбаться. Надо отдать должное – умение расположить к себе собеседника, пожалуй, было одной из его сильных сторон.
– Ну, присаживайся, – предложил Игорь Александрович.
Михаил устроился в одно из кресел.
– Как дела? – продолжил Игорь Александрович, пытаясь придерживаться известного этикета.
– Спасибо. Все нормально.
– Как там на Кипре? Часто летаешь?
– Приходится. Доверять никому нельзя. Так и смотри, чтобы не обвели вокруг пальца.
– Кто? – не понял Игорь Александрович, продолжая улыбаться.
– Та все. Что наши, что греки. Всем подавай только наличку. Пилоты и те не прочь параллельно вести свою игру.
– У нас все привыкли жить здесь и сейчас, – прокомментировал Игорь Александрович. – Никто не уверен, что нас ждет завтра.
Михаил в ответ только закивал.
– Я вот зачем тебя вызвал, – продолжил Игорь Александрович, видимо переходя ближе к делу. – В вашем чартере на Кипр вместе с пассажирами улетают огромные капиталы из страны. Нам удается кое-что прослеживать, но все равно это капля в море. Тебе необходимо поближе познакомиться со своими пассажирами.
– А что вас конкретно интересует?
– Лица, открывающие банковские счета, регистрирующие оффшорные компании.
– Я сомневаюсь, что местные банкиры нарушат банковскую тайну.
Игорь Александрович продолжал улыбаться.
– Ну что ты. Я не об этом. Я понимаю, что это трудно. Но наверняка наши сограждане захотят купить недвижимость. Ведь это нетрудно узнать, кто является хозяином виллы.
– Я понял.
– Тот, кто купил виллу или даже хорошую квартиру с видом на море, наверняка сделал это не на последние средства, ты согласен?
– Согласен.
– Ну, вот и отлично, – сказал Игорь Александрович, вставая. – Это твое новое задание. А дальше видно будет.
Михаил шел на стоянку к своему Мерсу со стопроцентной уверенностью, что из окна за ним наблюдают. Он буквально чувствовал этот взгляд, как будто кто-то смотрит на его спину через оптический прицел. Его не покидала мысль, что Игорь Александрович сейчас возможно давал задание уже не как представитель грозной государственной силовой структуры. Люди из силовых структур все больше погружались в коммерческие структуры, зачастую связанные с криминальными. Такая информация в корне отличалась от задания выяснить политические настроения среди офицерского состава эфиопской армии. Речь шла об огромных капиталах, вывозимых из страны. К кому попадет потом добытая им информация?
“Smells fishy”, – как сказали бы наши друзья британцы, то бишь, «Что-то тут нечисто», – подумал Михаил.
