Литмир - Электронная Библиотека

Ирина Витковская

Птица Мамыра

Художественное электронное издание

Макет, оформление – Валерий Калныньш

Рисунки – Александра Николаенко

© Ирина Витковская, 2021

© «Время», 2021

Часть первая

– Там, справа, под раундапами[1], – крикнул из кухни Сашка. – Подними всю стопку, и там…

Тая сдвинула тяжеленную горку пособий и, кряхтя, отложила в сторону половину.

Под учебниками обнаружился узкий конверт с красным логотипом РЖД – Российские железные дороги.

«Что это? – подумала Тая. – Карточки с фонемами?»

С каким-то странным холодком она открыла конверт. На стол выпали два жёлтых железнодорожных билета. Один билет был выписан на Сашкино имя, а другой…

– Ну чего ты там? – опять крикнул Сашка. – Нашла?

– Нашла, – с трудом произнесла она, внезапно охрипнув.

– А? Не слышу! – донеслось с кухни.

– Нашла-а-а!.. – собрав все силы, прокричала Тая.

А сама уже была где-то не здесь. То есть, может быть, и здесь, но это уже была не она. В солнечное сплетение вбили кол: она забыла, как дышать, взгляд намертво приклеился к глянцевому прямоугольнику, на котором значилось: «Клубникина Маргарита Николаевна».

Она собрала все силы, чтобы посмотреть пункт назначения – город Сочи и число – двадцать восьмое июня.

Сегодня было двадцатое мая.

Тридцать с лишним дней. На всё про всё. На то, чтобы думать, возвращаться в прошлое, винить себя и замирать от вернувшегося ощущения висящей над головой бетонной плиты, от тяжести и неотвратимости чужой воли, готовой вмешаться в её жизнь и сломать её. Думать и ждать – вот что ей остаётся.

И Тая стала ждать.

…Вечер этого дня прошёл как в тумане: они ужинали вдвоём, Сашка привычно ловко перемещался по тесной кухне, что-то говорил, раскладывал по тарелкам манты с тыквой, заваривал чай, смеялся. Тая водила за ним глазами, со странным вниманием разглядывая знакомую сутуловатую фигуру. Очки, лохмы, тощая спина, красивые длинные пальцы, сыплющие укроп в салат и заварку в чайник.

И было странно знать об этом человеке всё – как он в минуты раздумья ногтем скребёт нос, одновременно прищуривая левый глаз и поджимая нижнюю губу, и сколько раз чихает, и как рычит, потягиваясь по утрам, качается на стуле, проверяя тетради… И не знать ничего.

…Ночью почему-то снились женские губы, вызывающе очерченные красной помадой. Они шевелились, морщились, чуть приоткрывались; сверкала полоска зубов. Потом губам кто-то показал спелую клубнику, они раскрылись ещё больше, выпятив нижнюю, и несколько раз сомкнулись, желая прихватить сочную ягоду.

Перед самым пробуждением, уже на розовеющих изнутри веках, вспыхнула огненная надпись: «Клубникина».

Лучше бы не просыпаться.

– Да.

– Алё… Это я.

– Соня?

– Да-а. А ты где – дома?

– Дома, конечно. Ты же на домашний звонишь, нет?

– Слушай. Э-э-э… У нас ведь двадцать пять в этом году, ты должна помнить.

– Да.

– Тут… определённые круги… считают, что мы должны собраться и…

– Какие круги, Соня, скажи яснее, пожалуйста. Фамилия кругов?

– Э-э-э… Ну Колбасьев фамилия. Колбасьев собирает. Мережкин из Москвы прибудет. Ещё там люди. Из мальчишек. Ты что по этому поводу думаешь?

– А ты что думаешь?

– Я? Ничего. Смотря когда.

– А из девочек кто?

– Да никто так особенно. Только местные. Ты, я, Городецкая, Вострикова. Что ты молчишь?

– Думаю…

Конечно, самый простой способ узнать правду – предъявить билет владельцу и спросить, что сие означает.

Просто для любого, только не для Таи.

За всю свою сорокатрёхлетнюю жизнь безоглядную решительность она проявила всего два раза.

Впервые в семь лет, когда отец, горький пьяница, нашёл в тайничке за гобеленовым ковриком семьдесят шесть копеек в мятом кошелёчке с облезлой пуговичкой и пропил их.

Тая копила на маленького пупсика из мертвенно-белой пластмассы и прилагающийся к нему манежик из отдела игрушек в местном «Детском мире». Сберегала по десять копеек, которые мама давала на мороженое, вместо бутерброда с колбасой в школьном буфете покупала булку с кабачковой икрой… Оставалось доложить совсем чуть-чуть, гривенник, – и желаемая куколка была бы у неё в руках.

И вот наконец недостающая монетка готова отправиться к накопленному. Но кошелёк пуст, а отец стоит на пороге кухни, пьяно пошатываясь.

Тихонькая, как мышка, первоклассница, да ещё росточком с пятилетнюю, подпрыгнув, с рычанием повисла на длиннющем мужике, цепляясь за него зубами, руками, ногами, карабкалась вверх, упираясь локтями и коленками. В отчаянии ей хотелось как можно скорее добраться до лица и лупить кулаками по лбу, щекам – куда попало. От лёгкой, как пёрышко, Таи едва стоящая нетрезвая фигура даже не пошатнулась, но гневное безумие было так велико, что мама долго не могла разжать маленькие скрюченные пальчики, вцепившиеся в рубаху. Дочка бесконечно выскальзывала, выворачивалась из взрослых рук и под материно встревоженное «Тася, Тася…» опять лезла, царапалась, кусалась.

Сворованные у ребёнка семьдесят шесть копеек положили конец терпению даже её безропотной мамы – она отправилась к директору кирпичного завода, по месту работы Таиного отца, и выплакала давно обещанную двухкомнатную квартиру, где они двое и прожили все последующие годы. В хрущёвском доме, «доме посреди горы», как его называли жители микрорайона, возведённого на довольно крутом холме. По сравнению с другими окружающими его строениями дом выглядел самым нелепым, как бы перекошенным: из-за уклона рельефа правый угол торцевого фундамента был почти в два раза выше левого.

Птица Мамыра - i_001.jpg

В другой раз отчаянное безумие охватило Таю, когда на них с Серёжкой набросилась собака. Тая везла пятилетнего сына на санках из детского сада. Кульком закутанный в плед, даже не пикнув, ребёнок с ужасом смотрел, как овчарка, выдернув поводок из рук зазевавшейся девушки, с леденящим душу лаем несётся прямо на него.

Дальнейшее не поддавалось внятному объяснению – Тая сама превратилась в рычащего пса. И нападала она, именно она, – с оскаленными зубами, с рычанием, выставив вперёд локоть в цигейковой шубе; и совала локоть прямо прыгающей собаке в пасть, грубо, резко, одновременно отталкивая, оттесняя её от санок.

Огорошенная собака отступала, припадая на задние лапы, отбегала прочь с громким лаем, делала круг и опять неслась на них…

Три раза овчарка атаковала и все три не выдерживала, уходила на круг. С каждым разом Тая каким-то образом наполняла себя до краёв нервной, судорожной энергией. Накачанная отчаянием и страхом, она сама словно становилась зверем; перед последним броском уже была готова встать на четвереньки, встретиться с псиной лицом к лицу (или мордой к морде?) и вцепиться в эти жёлтые шальные глаза – чем угодно – ногтями, зубами!

Четвёртого круга не последовало. С каким-то жалобным брёхом собака разорвала привычную дугу и странной иноходью, подтягивая к животу задние лапы, умчалась в ближайший двор, сопровождаемая хлопаньем поводка и визгом перепуганной хозяйки.

Тая победила.

Она почему-то не сомневалась, что победит, и благодарила небо лишь за то, что, сражаясь с собакой, стояла к сыну спиной: он не видел ни её оскала, ни звериного взгляда, ни тягучей слюны, заливавшей подбородок.

Вот и всё. Больше, к счастью или к сожалению, судьба на подобные отчаянные поступки не провоцировала. Вся остальная жизнь была прожита как-то… на цыпочках – тихо, с оглядкой. Сперва с мамой, потом с Сашкой.

Те события прошлого, которые было невозможно осмыслить и принять, она просто заперла в тёмный чулан памяти и редко-редко заходила проведать: как там они?

вернуться

1

От «Round up» (англ.) – название учебного пособия по английскому языку.

1
{"b":"718972","o":1}