А у нее уже не было слез, чтобы плакать. Она просто вцепилась в него и ждала, ждала и молила Бога о смерти.

Возможно, именно тогда в Тимуре произошел тот перелом, превративший его из просто воинственного человека, эмира с большой дороги, вождя стаи, в страшного и беспощадного палача. Так случилось само собой, ведь он не верил в избавление. Он ждал смерти. Молил о ней. И он умер. Умер прежний Тимур-бек – веселый и жестокий воин. Практичный наемник, если надо – полководец могулов. Именно в том каменном мешке он возненавидел род человеческий. Тимур и раньше был свиреп и жесток, часто беспощаден, как и положено вождю племени.

Но более жизнь любого из живущих на земле не стоила для него и ломаного гроша.

Их отпустили через шестьдесят два дня. Вытащили из колодца две скорбные тени, неспособные держаться на ногах. Особенно жалкой и страшной была тень его жены – Ульджай Туркан. Она долго щурилась, не понимая, где оказалась. Что-то бормотала. Кожа их покрылась за эти дни язвами от укусов. Лица распухли. Их трудно было узнать. Точно такими же вытащили из другого колодца Хусейна и его жену. Оказывается, узнав, что Али-бек так встретил Тимура, на выручку поспешил Мухаммад-бек, его брат, человек совершенно другого нрава и куда более дальновидный. Увидев измученных пленников, вытянутых на свет божий, он тихо сказал Али-беку, злорадно оглядывающему четыре страшные тени: «Ты совершил великую глупость, мой брат, и она еще аукнется нам!» Их выходили, откормили и с почестями и подарками отправили домой. Все эти дни, находясь в гостях у братьев, Тимур молчал, словно в том колодце потерял дар речи. Да никто и не приставал к нему и его жене с расспросами. Живы – и слава Аллаху.

Выйдя из плена, они с Хусейном разделились. Его товарищ так и не рискнул вернуться домой – он уехал с женой в Гармсир, что на реке Хирманд, на границе с Афганистаном. Дело в том, что родной Хусейну Балх тесно граничил с этой горной и неприветливой страной, куда кочевники-могулы и носа бы не сунули, а вот эмир Хусейн знал все афганские дороги с детства. «Если буду нужен, найдешь меня там», – сказал на прощание Хусейн. А Тимур вернулся в Кеш. Он временно остановился у своей любимой старшей сестры – Кутлук Туркан-аги. Она долго плакала, увидев брата и его жену в таком состоянии, а потом взялась лечить их. Она выхаживала их, как двух маленьких детей. Пока Тимура не было, его положение в Мавераннахре не просто ослабло, а почти сошло на нет. Могулы списали его со счетов. Ходили слухи, что он давно мертв. И тут вдруг появляется слушок, что он выжил и лежит дома, в Шахризабе, без сил. Как не добить раненого льва, если есть возможность? Ильяс Ходжа, правитель Мавераннахра и сын хана Могулистана Туглук-Тимура, послал разыскать его. Когда-то Тимур унизил Ильяса Ходжу – выставил его из Мавераннахра, затем отец помирил их, сделал Тимура военачальником сына, но теперь у Ильяса был новый военачальник, послушный, и от прежнего, свободолюбивого бунтаря, можно и нужно было как можно скорее избавиться. Тимуру донесли, что за ним едут. Он собрался быстро, как воин, поцеловал жену, которая шла на поправку, и сестру, и ночью бежал из Кеша. Он знал, кто и где будет ждать его, – Хусейн на границе с Афганистаном. Туда же отправились и многие их ветераны-бахадуры, которым могулы были не рады.

Хусейн с радостью встретил друга.

– Недолго могулы кормили тебя с ласковой руки! – рассмеялся он.

Он отчасти злорадствовал и не скрывал своих чувств.

– Когда придет срок, я откушу эту руку, – усмехнулся в ответ Тимур. – По локоть или по плечо. А еще лучше – вместе с головой.

– Вот это слова настоящего воина, – довольный, кивнул Хусейн.

Как же внезапно они уравнялись в правах! Опять оказались вне закона – заговорщиками-беглецами. Но как-то нужно было жить вне родины. А кто они – воины! И стало быть, податься им в наемники. Другого пути просто не было. На них оказался большой спрос. Но как же далеко их однажды занесло от родного Мавераннахра! На земли Ирана! Для большого дела их нанял даруга[18] Сеистана: ему нужно было расправиться со своим врагом – эмиром Беккичиком. В письме были такие слова: «Уповаю надежду, что услышите мой крик». Войско наемников в тысячу человек прибыло в Сеистан.

– Как только мой враг будет устранен, драгоценностей и шелков дам вам столько, бахадуры, сколько нужно будет ради благодарности, и, пока жив, буду служить вам, – льстиво пообещал даруга.

Тимур и Хусейн встретили врага в поле и разбили его, но обещанные великие дары не получили. Лишь жалкую толику их. Двух командиров просто использовали. Сам даруга даже не вышел к ним.

– Нас поимели, как грязных девок, – долго рычал Хусейн, когда они покидали пределы своего нанимателя.

Воевать с даругой, сидевшим в мощной крепости, они не могли, и отомстить ему тоже. Он был подданным иранского шаха. Не воевать же им со всем Ираном?

Но это было только начало их приключений в далекой и чужой стране. Они потеряли немало людей, многие были ранены. Когда выехали из крепости и оказались в пустыне, их уже поджидали люди вероломного даруги. Сеистанцы нагло потребовали вернуть полученное добро. Это был вызов. Отдать даже то немногое, что они получили такой дорогой ценой, значило бы оскорбить себя. Они ответили: нет. И тогда сеистанцы набросились на них, желая перебить наемников и вернуть добро. Собрав все оставшиеся силы, рассвирепевшие воины Тимура и Хусейна дали врагу отпор. Воины-бродяги сражались как звери и тем напугали предателей. Сеистанцы, потеряв многих убитыми, получили сполна и были рассеяны. Тимура нигде не оказалось. Его нашли под горой трупов. Он один сражался с двумя десятками сеистанцев, многих положил, но и его потрепало. Хусейн встал перед ним на колени, когда увидел поверженного товарища. Лицо его было залито кровью, шлем прорублен. Правая рука изувечена – разрублено плечо и, что еще хуже, вражеский меч отсек Тимуру два пальца на правой руке. Колено правой ноги было насквозь пробито стрелой. Его перевязали, чтобы не истек кровью, удалили из колена стрелу, напоили вином, чтобы потушить боль, и, плохо соображавшего, что с ним случилось, привязали к лошади. С поля боя они уходили быстро, прекрасно понимая, что преследователи скоро опомнятся и бросятся за ними в погоню.

Из тысячи их осталось не более сотни.

Они прошли большое расстояние, когда узнали, что их и впрямь преследуют. С ними решили покончить. В юрте бека Тумана, отстоявшей от основной дороги, Хусейн оставил Тимура на волю божью, его нельзя было дальше тащить по пескам, а сам с отрядом ушел в сторону Баглана. Но не сеистанцы преследовали их. За ними по пятам шел бек Аджуни, младший брат Беккичика, которого они, Тимур и Хусейн, разбили по приказу даруги Сеистана. Воистину, это был злой рок! У Баглана преследователи настигли беглецов. И вновь произошла битва. Из сотни у Хусейна осталось десять человек, с ними он и бежал с поля боя – куда глаза глядят.

Прямиком в пустыню. Лишь бы от смерти.

Хусейн скитался по пескам. Тимур приходил в себя от тяжелого ранения. Когда он очнулся, то обнаружил свою недвижимую правую руку крепко перебинтованной. Что-то было не так! Он сорвал левой рукой бинты, и сердце его остановилось. Не было двух пальцев – мизинца и безымянного. А ведь этой рукой он держал меч! Рядом не было никого – ни детей, ни женщин. Не перед кем было проявлять мужественность. Тимур первый раз в жизни заплакал. Ему было жаль своей руки! Он давился слезами, как ребенок. Как теперь он будет держать меч, сражаться? Но очень скоро он захрипел от гнева. А еще его терзала боль в ноге. Она стала словно деревянной. Колено переполнилось болью. Эту боль едва можно было терпеть. Он еще не знал, что его нога никогда не будет сгибаться, что его изувеченное колено будет ныть днем и ночью всю оставшуюся жизнь. И что на всю эту долгую жизнь он останется хромым, отчего весь мир, который будет вздрагивать при одном его имени, прозовет его Аксак Тимуром, или Тимурленгом – Железным Хромцом.