Выступление Ларисы Семеновны явилось реакцией на высказывания крупных польских политиков, свидетельствующие о стремлении последних исказить и принизить роль СССР в войне, чтобы таким образом ослабить позиции России в современном мире. «Одно из направлений исторической политики в Польше, – подчеркнула докладчик, – связано с историей Второй мировой войны. Проводится политика определенной направленности. Ее цель утвердить в сознании поляков представление о Второй мировой войне как о столкновении двух держав, решающих свои геополитические задачи. Жертвой же этого решения стала Польша. Внедряется посыл, что Красная армия принесла не свободу от фашизма, а новую оккупацию и последовавший после войны период зависимости Польши от Советского Союза». Лыкошина с горечью констатировала «узаконенный характер» развязанной сегодня войны с памятниками благодарности советским воинам-освободителям на территории Польши, применение в этой войне «символического насилия», когда власть навязывает решение об избавлении от этих символов вопреки воле большинства граждан страны.

В свою последнюю командировку в Польшу Лариса Семеновна отправилась за материалами для подготовки статьи «Роман Дмовский и проблема современного польского национализма». Как всегда, историк Лыкошина взялась за изучение глубинных общественных процессов, поэтому объектом ее исследования стал главный идеолог польского национализма, политик, государственный деятель, публицист Роман Дмовский (1864–1939), чьи идеи находят распространение и поддержку в польском обществе по сей день. Она с волнением обосновывала выбор болезненной для поляков, немцев и граждан России темы, подчеркивая ее актуальность в настоящее время в связи с событиями на Украине и сложной историей польско-украинских отношений.

Литературу по избранной теме Лариса Семеновна выявляла и основательно изучала в варшавской Национальной библиотеке, в фондах библиотеки Института политических исследований. Тщательные конспекты, записи, сотни страниц ксерокопий обещали стать основой будущего интересного и актуального исследования… Конечно же, не могли остаться вне поля зрения новые материалы по «исторической политике» и политическому развитию современной Польши. И, как водится, хождение по книжным магазинам и приобретение изданий, недоступных в Москве.

Лариса Семеновна, несмотря на усиливавшееся с каждым днем недомогание, успела опубликовать аналитический обзор «Радикальный национализм в современной Польше в свете идейного наследия Романа Дмовского», а также несколько статей, посвященных кризису на Украине и отношениям Польши и России («Украинский кризис и проблемы европейской безопасности в польском политическом дискурсе», «Польша и украинский кризис», «Польша и поляки в российском общественном дискурсе»).

Увлеченная, решительная, приветливая, женственная, всегда открытая для общения и естественная, будь то в аудитории университета в Великом Новгороде, в кулуарах научной конференции в РГГУ или на открытии фестиваля польских фильмов в московском Доме кино, на ярмарке кустарных изделий в Угличе, в храмах Суздаля и Владимира. Она никогда не позировала, не стремилась специально попасть в объектив, но от общего снимка с коллегами не отказывалась. Только однажды попросила меня снять ее отдельно. Это было в Воронеже, в историческом центре города, на проспекте Революции, по старому дореволюционному названию – на Большой Дворянской улице. Здесь, в доме № 3, родился будущий лауреат Нобелевской премии по литературе Иван Алексеевич Бунин. Вот у дверей этого дома с мемориальной доской и было сделано фото по желанию.

Недавно я вспомнил об этом и задался вопросом: «А почему Бунин?» Не вдаваясь в подробности своих изысканий, я, мне кажется, нашел близкое к ответу суждение на этот счет. Хотя бы для себя. Литературоведы, изучающие творчество Бунина, почти солидарно отмечают, что основу многих его произведений составляет «поток памяти», что в его прозе и поэзии особую роль играют именно память и воспоминания, существовать без которых равносильно трагедии. Встретилось даже такое суждение: «Только закрепленное памятью прошлое составляет для Бунина предмет высокого искусства». Может быть, в этом и надо искать связь? Ведь во многих своих трудах Лариса Семеновна близкую ей тему «исторической политики» всегда объединяла с исторической памятью. Не так ли? Теперь не спросишь. Читать же ее работы и сейчас интересно, как было увлекательно слушать ее лекции, выступления, а кому повезло – следить за ходом дискуссий с ее участием.

Последняя встреча. Уютная благодаря гостеприимству хозяев 821-я комнатка в Институте славяноведения. Лариса Семеновна угощает пирожками и уговаривает: «Ну, съешьте еще!» Мы обсуждаем возможность проведения очередного выездного «круглого стола» историков-полонистов в Калуге. Знаем о нездоровье Ларисы Семеновны. Еще больше о своей мучительной боли знает она сама: каждый шаг дается с трудом. Но она поддерживает разговор, хочет быть со всеми нами.

С нами она и осталась. Теперь в нашей памяти. Как у ее любимого Бунина в коротком стихотворении «Памяти»: «Теперь ты мысль. Ты вечен».

Валерий Петрович Мастеров

Геннадий Филиппович Матвеев

Одним из неоднозначных последствий Первой мировой войны стало создание системы международной защиты национальных меньшинств, но не всеобъемлющей, а распространявшейся лишь на вновь образованные и расширившие территорию государства Восточной Европы. Но возникла эта система не в результате целенаправленной и долгосрочной деятельности задававших тон в мировой политике держав, а как следствие признания ими права самоопределения за некоторыми нациями из числа проигравших войну Центральных государств[1]. Несмотря на то, что после окончания Великой войны прошло столетие, российская историография все еще не может похвалиться существенными достижениями в изучении этой проблемы[2]. И это при том, что принятые державами Антанты и США на рубеже 1910-1920-х годов решения в этой области ощутимо повлияли на состояние и характер межгосударственных и межнациональных отношений в межвоенной Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европе и сыграли не последнюю роль в дестабилизации и разрушении Версальской системы, опиравшейся на принцип нерушимости территориального status quo и Лигу Наций[3].

Теоретически у вопроса о судьбе национальных меньшинств, который объективно давал о себе знать давно, особенно начиная с XIX в., изначально было два решения: или предоставление им возможности полного самоопределения, или обеспечение им реального равенства с титульными нациями в составе многонациональных государств, в том числе и дополненного контролем извне, т. е. международным.

Первой в европейских международных отношениях утвердилась процедура внешней защиты «меньшинств», под которыми долгое время понимали граждан государства, отличающихся исповедуемой религией. Защита религиозных меньшинств была введена в европейскую практику после окончания Тридцатилетней войны. Сформулированный в Мюнстере и Оснабрюке принцип cuius regio, eius religio не применялся в случаях изменения государственной принадлежности территории: в текстах договоров появились гарантии для лиц, принадлежавших к иной конфессии, чем властелин государства, получающий данную территорию.

Договорная система защиты религиозных меньшинств с этого момента развивалась в двух направлениях: между христианскими и между христианскими и нехристианскими странами. В числе договоров первой группы можно назвать, в частности, договор 1660 г. в Оливе между шведским королем Карлом XI, польским королем Яном-Казимиром и бранденбургским великим курфюрстом Фридрихом-Вильгельмом; Нимвегенский мирный договор 1679 г. между Францией и Голландией; Рисвикский мирный договор 1697 г. между Францией и участниками Аугсбургской лиги; Бреславский мирный договор 1742 г. между Австрией и Пруссией; Варшавский договор 1773 г.; некоторые решения Венского конгресса 1815 г.