Темноволосый дракон из северного клана на фоне экзотического напарника выглядел еще более бледным и мрачным.
— Мастер… — заговорил он и сразу же неловко замолчал.
Я тщился нащупать узел. Хаос! Не зря Марелон долгое время считался лучшим воином клана.
— Понимаю, Сильвер, — добродушно отозвался дядя. — Это твой долг. Но надеюсь, приказ не требует немедленного исполнения? Позволишь чашку чаю дряхлому старику… напоследок?
Сильвер неуверенно кивнул, радуясь отсрочке. Второй каратель нахмурился, но перечить не стал. Молча наблюдал, как седовласый дракон, насвистывая легкомысленный мотивчик, помешивает отвар в котелке, критически пробует его на вкус, причмокивает и удовлетворенно жмурится.
— Присоединитесь? — Марелон протянул бывшему соклановцу чашку, и тот после секундного колебания взял.
— Разумно ли это?! — не выдержал южанин. Судя по выражению лица, он подозревал напарника во внезапном умопомешательстве.
— Твоему другу не хватает хороших манер, Сильвер, — попенял дядя. — Tai-ho, вы оскорбляете мое гостеприимство недоверием.
— Неаркет, пожалуйста, — попросил северянин, втягивая голову в плечи: каратель словно хотел провалиться под землю от стыда. — Я гарантирую, нам нечего опасаться.
Пират скривился, будто только что разжевал половинку лимона, но присоединился к ненормальному чаепитию.
Скрестив ноги, драконы сидели вокруг костра, грея пальцы о глиняные бока кружек. Дрова прогорели, но никто даже не подумал подкинуть хворост из сваленной неподалеку вязанки. Пламя угасло. Косые лучи солнца, пробиваясь сквозь дымку сгущающихся облаков — предвестников грозы, наполняли мир сказочным рыжим светом. Вздрагивали, осыпаясь, листья с опустившей косы до земли березы. Под слоем золы тлели алые угли, напоминая глаза неведомого подземного чудовища.
Марелон улыбался, поглядывая на собеседников. Балаболил, словно болтливый старик, спешащий передать накопленную мудрость шаловливым внукам, пускай пока они и слишком юны, чтобы понять важность прозвучавших слов.
— Есть напитки, которыми наслаждаются один раз в жизни, иначе бы их вкус попросту обесценился. Мало знать рецепт, нужно выбрать подходящее время: слишком рано — и вам не хватит опыта постигнуть всю красоту букета; слишком поздно — и вы рискуете отравиться, ведь даже вино порой превращается в уксус…
Дядя казался совершенно расслабленным. Сильвер нахохлился, точь-в-точь ученик получивший выговор за неправильно выполненное задание. Южанин откровенно скучал.
— Есть вещи, которые происходят с человеком лишь раз в жизни: его рождение, первый успех и неудача, первая любовь, крик его первенца, только что появившегося из утробы матери…
Картина чаепития рисовалась донельзя мирной… и нереальной. Сквозь завесу беспечной беседы прорывалось внутреннее напряжение, тень близящегося рокового будущего ложилась на вечерний лес и лица драконов. Передо мной разворачивалась нелепая и злая пародия на встречу давних знакомых.
— …первая потеря, похороны ушедшего раньше друга… собственная смерть.
Узел никак не поддавался.
— Закон суров, но это закон, как говорится, — веско добавил дядя после длинной паузы. — И мы будем следовать ему. Молодые люди, Риккард, ваше здоровье. Долгих лет, — Марелон высоко поднял чашу, впервые с появления карателей посмотрел в мою сторону.
Я все понял. Рванулся, до крови обдирая кожу о веревки, как бестолковый мальчишка, как птенец, потерял всю выдержку.
— Не надо!
— Риккард, ты должен выжить. Будет трудно, будет больно, но я верю, что ты не сдашься. Считай это последней волей своего глупого наставника. И прости старика: мне следовало раньше заметить, вмешаться.
— Не смей! — я забылся. — Именем эссы северного клана, я приказываю! Слышишь?!
Дракон, улыбаясь, залпом допил остатки.
Выдохнул. И без того тусклые глаза померкли, утратили последний свет. Рука бессильно упала. Пустая чашка покатилась по примятой траве, замерла отколотым краем вверх.
Марелон казался статуей самому себе, спокойный и величественный.
— Мертв, — констатировал южанин, бесцеремонно изучив тело. Пнул собственную полную кружку, расплескав содержимое. От прикосновения алого старый дракон утратил неподвижность, сполз, опрокинулся назад.
Бастион пал. Марелон тиа Исланд, Белый Тигр и Копье Борея, мастер северного клана, любитель чайных церемоний, шахмат и пустых разговоров, был мертв.
Осознание страшной истины медленно прокрадывалось внутрь, лишая воли, расползаясь оцепенением. За минувшие годы мне не раз приходилось провожать за край Небес товарищей и самому топтаться на пороге, я видел слепую старуху вблизи, играл с ней, был «на ты». Но Марелон… опытный наставник и друг, заменивший вспыльчивому птенцу отца, Марелон оставался последним, кто не бросил меня в отвернувшемся враждебном мире. И сейчас он был мертв.
Одиночество дохнуло в лицо стылым ветром безнадежности, безумия.
— Ты что делаешь?
Неаркет недоуменно обернулся к напарнику. Сильвер вылил последние капли ритуального напитка на недовольно зашипевшие угли и теперь примеривался к старому вязу.
— Собираюсь похоронить, как того заслуживает дракон. Помоги мне.
— Предателя? — скептически прищурился южанин.
— Мастера моего клана. Он был мастером и оставался им до конца.
Меня словно не существовало для карателей. А их не существовало для меня. Я неотрывно смотрел в умиротворенное лицо уснувшего навсегда друга. Замечал детали, на которые раньше не обращал внимания: высушенную как пергамент кожу, глубокие морщины в уголках глаз. По блеклым улыбающимся губам полз муравей.
Грохот рухнувшего дерева вывел из оцепенения. Неаркет, поминая Хаос и блажь упрямого напарника, волок мимо тяжелую раскидистую ветвь.
— Позвольте и мне присоединиться!
Дракон даже не обернулся.
— Хаос! Освободите, твари!
Каратели, занятые сооружением погребального костра, «не слышали» просьб. Я бессильно наблюдал, как быстро увеличивалась куча хвороста в центре поляны, как драконы бережно укладывали тело на ложе из дров. Стискивал зубы от очередного унижения — невозможности оказать последние почести моему родственнику, наставнику и другу.
Запылало вновь раздутое пламя, частично питаясь дровами, частично — магией. Искры устремились к почерневшему ночному небу, унося душу в Последний Предел, к зовущим в бесконечности звездам. Кружился, оседая на землю, пепел. Огонь дышал в лицо жаром. Черной зыбкой фигурой плавилось среди света тело Марелона, превращаясь в золу.
Сильвер затянул старую, как вечность, песнь.
— E’shron nih adel’e Mar’elon tia Island, relikt ali-v’uina tel’ Is…[1]
Я присоединился. Мы продолжили вместе.
— Nih adel’e Mar’elon, niha sei-rit, niha sei-ri, niha idmi’a Mar’elon. Yu sel’er’e-n’e-rohta oilrand-sel’. Yu wingai’e-rohta sky oil-chrono, yu wingai’e-rohta Dargon, greta fata. Yui wingai sar e kalmat. E nih… Nih ver’e yui liabrity. Nih simen’e aler’e niha tel’, nih simen’e sel’e olga itron-rohta, sel’e loshorta-oilrand. Nih simen’e yui e yu sitk’e nih!..[2]
Долгое время тишину нарушал лишь треск прогорающих веток, звон припозднившихся комаров да унылое уханье совы.
Наконец каратели повернулись ко мне, словно впервые заметили.
— Что будем делать? — поинтересовался южанин.
— Он чист, — качнул головой Сильвер.
— Надолго ли? — смуглый ухмыльнулся, подкинул вверх нож, поймал за рукоять. — Рано или поздно он снова возьмет в руки меч, и тогда проблем не оберешься. Не лучше ли воспользоваться шансом? Несусветная глупость — отпустить Демона льда на свободу, тебе не кажется? Совет поблагодарит нас за исправление его ошибки.
Острая сталь ласково, любовно коснулась шеи. Из глубины желтых кошачьих глаз, торжествующе потирая потные ладошки, скалилась смерть. Неужели мне суждено погибнуть так: не в бою, не на плахе — в глухом безвестном лесу, связанным, точно свинья! Рок, ответь, почему?! Почему Древние вмешались, подарив эту нелепую, наполненную мучениями и отчаянием отсрочку в несколько недель? Зачем эта бессмысленная агония?!
