Астрид подняла на него непонимающий взгляд.

— Это средства борьбы со снайперскими подразделениями, — объяснил майор. — Индикаторы оптических систем и акустические системы для обнаружения огня из стрелкового оружия.

— Я знаю, что это, Медведь. Скажи лучше, каких снайперов ты здесь опасаешься.

— Обычных. Не говори, что ты не заметила, в какое прелестное место мы попали.

Астрид задумалась. Несмотря на постоянную практику в обращении с огнестрельным оружием и на регулярную отработку командной работы, девушке не приходилось воевать с людьми. Во всяком случае, с людьми, не обремененными дополнительными парами конечностей и гнусными клыками. Однако она не могла не обратить внимания на некоторые детали.

Совсем недалеко от места их стоянки покоился остов сгоревшего автобуса. Машину старались усилить дополнительными листами стали, поверх бортов приварили стальную решетку, но это не помогло. Астрид видела место попадания гранатометного выстрела. Видела и черное отверстие в три пальца, через которое кумулятивная струя, должно быть, вошла в транспорт. Многие стены в городе были посечены осколками и пулевыми отверстиями. Здесь явно шли бои. И как знать, не идут ли до сих пор. Аллерсон могла живо представить, как местные жители, чудом найденные шестьдесят лет после войны, встречают новообретенных братьев гранатометным огнем. Картина не казалась слишком уж фантастической.

— Какая дальность действия твоих игрушек? — спросила она.

— До полутора километров. Если кто-то начнет проявлять к нам большой интерес, мы об этом узнаем. Неважно, какой системой он будет пользоваться — телевизионной, лазерной, активной или пассивной.

— Я в этом ничего не понимаю, — мотнула головой девушка. — Доверяюсь тебе.

— Хорошо. Информация поступает ко мне на КПК. Если что-то появится — я сообщу.

— Сообщи. Ты или Актер.

Медведь расплылся в заботливой щербатой улыбке.

— Это был долгий день, Сестренка. Отправляйся отдыхать.

Астрид показалось, что эти слова выбили из нее остатки сил. Ноги вдруг налились вязкой тяжестью, в голове натянулась ниточка пульсирующей боли.

— Отправляйся отдыхать. Тебе нужно набраться сил.

Девушка с признательностью посмотрела на майора.

— Пожалуй, Медведь, я так и сделаю.

Ледяные иглы жгли ей виски.

Она снова была в лесу. В окружении неприятных, вызывающих брезгливость мясистых листьев и мертвых сухих стволов. На этот раз она видела и лианы, пальмы. А еще эпифиты, сельвы и многие другие растения, названия которых до этого момента не знала. Ей было тяжело и душно. Лес искажался в завихрениях тьмы, деревья меняли форму, извивались. «Это не лес, — неожиданно поняла девушка. — Это электроды». Она яростно рванулась, стремясь стряхнуть оцепенение, усталость.

Но было слишком поздно.

Ее коснулась тень чего-то огромного, монументального, чужого. Не тень даже, а самый край тени, сопровождающий ее ветерок. Но этого оказалось достаточно. Девушка застонала во сне. Ее дыхание участилось, майка промокла от внезапно выступившего холодного пота, пальцы судорожно вцепились в одеяло.

Она закричала бы, если бы могла. Но для этого нужны были легкие, язык. У нее не было ничего. Когда-то, возможно, что-то и было, но не теперь. Все органы чувств, каждый нерв и каждая мысль оказались парализованы неописуемым по своей глубине ужасом. Там, в бездне, таилось что-то неимоверное. Что-то первозданное, древнее, как сам космос. Оно извечно и не спеша существовало, и самим своим существованием изменяло реальность вокруг.

Край тени прошел мимо, стал медленно отдаляться. За ним ушел и губительный ветер, грозивший спалить ее сознание, как мотылька огнеметом. Ветер, который нес обрывки знаний. Бесконечных всеобъемлющих знаний. Едва он исчез, Астрид без чувств упала на землю, согнулась в позе эмбриона. Она знала: стоило ей вдохнуть этот ветер, приоткрыть рот, глаза — ее бы не стало. Но лишенная его дыхания, его мимолетного, не длившегося и доли секунды прикосновения, она испытала чудовищное отчаяние. Девушку охватило ощущение полнейшей беспомощности, а тело пронзила резкая тупая боль. Она сконцентрировалась чуть ниже живота и набирала обороты с каждой секундой. Астрид казалось, что от нее оторвали кусок, вырвали из нее какой-то орган.

Она жутко пронзительно закричала.

И ее начали успокаивать. Холодные руки трогали лоб, проверяли пульс. Ей давали воду, убеждали улечься обратно на желтоватые, пахнущие дешевым порошком подушки. Она ревела, не помня себя, дергалась в их руках. Кричала, угрожала.

— Астрид!

Он был здесь. Взволнованный даже больше, чем обычно, взлохмаченный. Роберт пытался войти в палату, но его не пускали врачи.

— Астрид!

Девушка снова поплыла. Под животом чертовски болело, кружилась голова. С операции прошло, наверное, всего несколько часов. Она еще чувствовала пульсирующие в организме медикаменты. Снотворное и анестезию. Чувствовала холод между ляжек. И боль.

— Астрид!

Палаты не было. Был лес. Койка, врачи, Роберт — все стояло посреди леса. Тень снова надвигалась.

— Астрид! Сестренка!

Она нахмурилась. Роберт никогда не называл ее сестренкой. Тогда, много лет назад, ее никто так не называл.

Тень была уже близко. Она мягко коснулась врачей, акушеров. Люди гасли, как свечки. В считанные мгновения они старились, превращались в мумии и истлевали. На землю падал уже прах. Астрид попыталась встать, но не смогла. Она еще была слишком слаба после операции, слишком…

«Какого черта?! Это было давно! В другой жизни! В другом мире!»

Тень надвигалась. Она толкнула Роберта, повалила его на землю. Но прежде, чем его бледное лицо превратилось в мертвую маску, он успел крикнуть:

— Астрид!

Она проснулась, вырванная из своей палаты посреди леса, из узкой койки. Проснулась, тяжело дыша, покрытая липким вонючим потом, не в силах понять, что происходит и где она оказалась. Рядом мелькали какие-то тени, кто-то говорил на повышенных тонах, в лицо бил слабый свет.

— Сестренка! Да проснись ты, черт подери!

Она ошалело посмотрела на мужчину, трясущего ее за плечи. «Меррик, — вспомнила она. — Актер».

Она все вспомнила. Поняла, что стальная коробка вокруг нее — борта вездехода, «Гериона». Что переборка в ногах отгораживает ее от следующей навесной кровати. Что она в зоне карантина. Что это не сон. Что что-то случилось.

— В чем дело? — хрипло спросила она. — Все живы? Говори же!

— Все живы, успокойся, — парень выглядел озабочено. — Поднимайся, только не шуми. Каравценко сказал никого пока не будить.

— Что произошло?

— Увидишь.

Не тратя время, девушка натянула рабочий комбинезон, спорхнула с верхней полки, не потревожив сонно сопящую ярусом ниже Хикс. В кают-компании уже собрались все надзиратели и Екатеринбуржцы. Каравценко сидел, казалось, в той же позе, что и три часа назад, когда Астрид отправилась на боковую. Усы шевроном шевелились вслед за кривящимися губами. Рядом, скрестив руки на груди, стоял профессор Орлов.

— В чем дело, полковник?

Надзиратель молча кивнул на монитор командирского пульта. Едва взглянув, Астрид ахнула.

— Как давно это началось?

Каравценко промолчал. Вместо него отозвался Орлов. Его голос был еще более глухим от переливающегося в нем недовольства.

— Это началось минут двадцать назад. Точнее сказать я не могу, потому что не имел возможности проверить записи. Я поспешил разбудить вас.

— Правильно сделали, — медленно произнесла Астрид. Она, как и Орлов, смотрела на Каравценко. — Полковник? Вы ведь вызвались дежурить ночью. Почему об этом не сообщили?

— Думаю, госпожа Аллерсон, — снова заговорил Орлов, — ответ очевиден.

Ответ и правда был очевиден. С первой встречи с надзирателем, Астрид прекрасно понимала, что в предстоящей работе он не станет для нее опорой. Однако впервые столкнулась с прямым вредительством. Нет, полковник не сделал ничего плохого. Но его внезапное бездействие могло дорого им обойтись.