По правде, Уилл не был уверен, что когда-нибудь ещё куда-нибудь поедет один.

Но все эти мысли выветрились, стоило ему познакомиться с Огнегривом — так звали жеребца, хотя грива его была скорее каштановой, чем огненной. Уилл подумал, что имя слишком вычурное и не подходит его коню так же, как драгоценные хансайские чернила не подходили к книге, которую писал Уилл. С другой стороны, какими ещё чернилами писать эпос о Вальенском Коте, и какой ещё лошадью мог утешить и задобрить своего фаворита всесильный граф Риверте? Утешить и задобрить… в этом было что-то настолько неприятное, что Уилл тряхнул головой, отгоняя непрошенное раздражение. Риверте изо всех сил старается поднять ему настроение, и, кстати говоря, дареному коню в зубы не смотрят. Тем более что, сделав пару кругов на этом самом дареном коне, Уилл и впрямь повеселел. И подумал, что как только Риверте вернется, предложит ему прогуляться верхом за воротами вместе.

Приподнятое настроение сохранялось у него до самого вечера, пока не начало темнеть и не стало ясно, что погулять верхом до заката они уже не успеют. Риверте вернулся затемно, но совсем не выглядел уставшим, когда вошел в ярко освещенную гостиную (Уилл теперь всегда требовал много света, хоть Гальяна и ворчал, что этакая расточительность вскоре пустит его хозяина по миру). Граф даже что-то мурлыкал себе под нос, как показалось Уиллу. «Неужели опять новая война? Так скоро?» — подумал он, а вслух сказал:

— Вы как будто нарочно весь день прячетесь от моей благодарности. Она вас смущает?

— Неимоверно, — отозвался Риверте, падая в кресло и вытягивая к огню ноги в заляпанных грязью сапогах. — Тем более что я не сделал ровно ничего, чтобы её заслужить.

— А как же лошадь?

— Какая лошадь? Ах, лошадь… А что лошадь? Вам не понравилась лошадь?

— Почему вы все время беспокоитесь, понравилось мне что-то или нет? — улыбаясь, спросил Уилл. — Только и слышу теперь от вас: «Вам понравилось то? Вам понравилось это?» Но стоит мне сказать «спасибо», как вы начинаете бубнить себе под нос всякие глупости вроде «не за что».

— Вижу, с лошадью угодил, — сказал Риверте с чрезвычайно довольным видом.

— Ещё как угодили. И я бы с радостью продемонстрировал вам, насколько угодили, если бы вы не валандались весь день неизвестно где.

Уилл сказал это совершенно беспечным, невинным тоном, не сразу осознав, как двусмысленно прозвучали его слова. Он понял это, лишь когда Риверте вскинулся и бросил на него взгляд, полный пронзительности и… надежды? Он решил, что Уилл говорит о благодарности через постель. Или хотя бы о поцелуе. Мысль об этом заставила Уилла опять напрячься, однако он удержал улыбку на губах и небрежно проговорил, стремясь сгладить неловкость:

— Где бы вас ни носило, я бы предпочёл носиться вместе с вами, чтобы вы увидели, как хорошо мы поладили с Огнегривом.

— Какое ужасное имя для лошади, — поморщился Риверте. — Кто его только выдумал?

— Мне сказали, что вы. Вы ведь сами его объезжали еще жеребенком. Разве нет? Так сказал Гальяна.

— Правда? Ну, раз Гальяна так сказал… ему лучше знать. Где мне все упомнить, — Риверте провел ладонью по лицу, точно отгоняя сон — или пытаясь скрыть облачко разочарования, быстро налетевшее на его лицо и исчезнувшее без следа. Ничего, подумал Уилл, это ничего. Просто дай мне еще немного времени.

— Простите, что не взял вас с собой, — добавил Риверте. — Возникла необходимость посоветоваться с моими капитанами, и я вызвал их в Джермеш для этой цели.

Джермешем назывался небольшой городок к востоку от замка Бардоне. Уилл нахмурился.

— Почему туда? Разве вы не могли провести совет здесь?

— Вы знаете моих советников не хуже меня, Уильям. Они не приемлют такой аскезы, к которой вы меня приучили. Они всюду таскают за собой полчища слуг, оруженосцев, пажей, собак и женщин. Я решил, что все это сборище вас утомит, а вам все ещё нужен покой.

— С чего вы взяли, будто мне нужен покой? — спросил Уилл, начиная всерьез раздражаться. — Я уже вполне окреп. Рана почти зажила, я прекрасно держусь в седле. И уж точно не упаду в обморок при виде оруженосцев, собак и даже женщин, как ни трудно вам в этом поверить.

— Ну, значит, я проявил чрезмерную осторожность… это лучше, чем проявить недостаточную. Вы не находите?

В голосе Риверте, с виду небрежном, зазвенело едва сдерживаемое напряжение. Уиллу нравилось это все меньше и меньше. Эти две недели Риверте обращался с ним, как с хрустальной вазой, и хотя поначалу Уилл примерно так себя и чувствовал, сейчас он поправился и был уверен, что готов вернуться в большой мир. Почти уверен. А уловки Риверте этой уверенности вовсе не добавляли.

— О чем был совет? — спросил он, чтобы переменить тему.

— О том, как лучше представить королю отчет о проведенном смотре. Мои капитаны рьяно меня убеждали, что если я скажу Рикардо всю правду, как есть, то он попросту отстранит меня от командования. Должен сказать, зерно истины в этом есть. Вальенская армия сейчас далеко не в лучшей форме, и в этом имеется доля моей вины.

— Погодите. Но разве вы ещё не предоставили его величеству отчет? Вы же именно за этим поехали в Сиану?

— Да, — сказал Риверте после паузы неожиданно глухо, отводя от Уилла глаза. — Но, если помните, я туда не доехал.

Повисла тишина. Неприятная, неуютная, и полсотни ярко полыхавших в гостиной свечей ничуть её не смягчали. И верно, подумал Уилл. Первое письмо, которое Уилла заставили написать, должно было настигнуть Риверте в дороге. Разумеется, он тут же повернул назад. Ему следовало давным-давно быть в Сиане, решать насущные государственные вопросы, пикироваться с королем и принимать знаки внимания вьющихся вокруг него придворных прихлебателей. Всё то, от чего Уилл отказался, решив отдохнуть пару недель в глуши — и от забот, и от приключений.

Прекрасно отдохнул, в самом деле.

— Что вы сказали королю? — спросил Уилл. — Как объяснили своё отсутствие?

— Уилл…

— Не надо называть меня «Уилл» таким тоном и кидать на меня такие взгляды. Он ждал вас ещё несколько недель назад. Вы обязаны были отчитаться о задержке. Что вы сказали?

— Это не имеет никакого значения.

— Это имеет значение! — Уилл повысил голос, злясь на себя за нарастающее раздражение. И в то же время он ничего не мог с собой поделать. Риверте слишком оберегал его, слишком заботился о нем, слишком трясся над ним последние недели, и все это было именно тем, что мешало Уиллу окончательно вернуться к нормальной жизни. Окончательно все забыть. Как тут забудешь, когда эти взгляды и виновато-неуверенное «Уилл…» постоянно напоминают ему о произошедшем?! А если Риверте ещё и рассказал об этом Рикардо, то…

И тут Уилл внезапно застыл. пораженный новой мыслью, которая прежде не приходила ему в голову. Нет… невозможно… или возможно? И более того, весьма вероятно?

— Вы сказали, что королю было известно о преступлении Артуро Хименеса. Что он дал личное позволение провести казнь. Это так?

— Да, — осторожно сказал Риверте. — А что?

— Значит, он понимал, что Гильемо Хименес возненавидит вас, что захочет отомстить. Отнять у вас самого близкого человека, как вы отняли у него.

— К чему вы клоните?

— Вы сами понимаете, к чему я клоню. Вы создали себе врага, который скорее всего выбрал бы своей мишенью именно меня. И сделали это при помощи Рикардо. Он знал об этом. И вполне мог быть тем, кто подбросил барону идею свершить месть, которая…

— Уилл! — Риверте рывком поднялся на ноги. После поездки он вернулся оживленным и посвежевшим, но сейчас его лицо потемнело, а в глазах заплясали опасные огоньки. — Подумай, что ты говоришь. Хорошенько подумай.

— Сам подумай, — огрызнулся Уилл. — Рикардо меня ненавидит не меньше, чем Хименес тебя, и ты отлично об этом знаешь! Ну… может, и меньше, но суть в том, что он был бы счастлив от меня избавиться. Да еще чужими руками.

— Это неправда.

— Откуда тебе знать?! Вы что, обсуждали это после того, как ты помогал ему поправить его подвязки?