- Я нашла убийцу. Это Виталий Николаевич, с нашей кафедры. Он торговал нашими протоколами, попался Анне Семеновне и Танечке, за что их и убил. Почти все сходится , - Тошкин на меня не реагировал, он смотрел в окно и любовался каплей которая рисовала безумно грязный узор на стекле. - Дима! Это Виталий Николаевич с нашей кафедры, - я попыталась медленно и толково объяснить следователю свою версию. - Она поймала его на горячем...
- Я понял, - Дмитрий Савельевич соизволили на меня поглядеть и немного хмыкнули. Еще бы. мои волосики, не без участия дождя были достойны только принца Унылио, а в самом крайнем случае могли украсить только то, что осталось от бедного Йорика. - Я понял. Но, согласись, играть в вузовскую рулетку и убивать людей - это немного разные вещи. Бомбу он тоже подложил? И блокнот украл? И оставшийся инсулин из коробки? Кстати, ты его не брала? Нет, я ничего не имею в виду. На экспертизу, там, не брала? Верни может?
Тошкин заболел. Простудился и утратил нюх. Теперь вот активно бредит.
- Дима, ты температуру не мерил? Какой инсулин?
- Вот именно: он не брал. Он мог подменить ампулу прямо на работе В сумку подложить! Может, правда, так и было. Но зачем из дому тащить? Заметать следы? Глупо! И никаким аффектом не объяснишь! Если бы не пропал инсулин, то можно было бы считать самоубийством, понимаешь? Да что вообще за разговоры, Надя! А кирпич.
- Это женихи, - скромно потупившись, попыталась похвастаться я. Страдают.
- Ты впала в детство. Какие женихи, - он махнул на меня рукой, чем невероятно обидел.
- Знаешь Тошкин... Я просто хотела тебе помочь, - покорно сказала я, зная, что такое поведение вызывает у моего прокурора реакцию по типу "солдат ребенка не ударит". - А теперь я помогу твоему начальству, - я скромненько повернулась, поправила мокрую облепившую меня юбку и направилась на выход.
- Надя, - застонал Дмитрий Савельевич, наверное сильно соскучившийся по моим женским прелестям. - Не надо, прошу тебя... Ты можешь снова наделать большие глупости. И очень - очень опасные. Давай я тебя лучше арестую, а?
Если бы он сказал "поцелую", я могла бы даже согласиться. Но теперь меня уже ничто не остановит. Я обвела прокурорскую шкуру долгим презрительным взглядом и решила больше никогда не встречать его на своем пути. Я отчаянно бросилась в распахнутую дверь и натолкнулась на что-то мягкое и круглое, ушиблась лбом, плечом и коленкой и услышала:
- Дмитрий Савельевич, давайте разговаривать. Считайте, что я пришел с повинной. Мне нужно будет ваше содействие.
Оставалось только не верить своим глазам. На стул громоздился Наум Чаплинский, от которого лично я такой подлости не ожидала.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
- А посторонние с чистой совестью могут покинуть помещение, - хитро прищурившись сообщил Дмитрий Савельевич. Моя нога, приподнявшись для шага вверх по прокурорской лестнице дернулась. Через секунду она должна была подкоситься и уронить наше тело под ноги главному убийце всех времен и народов.
- Пусть остается, - хрипло выдавил Чаплинский, возвращая моей конечности чуть было не утраченное здоровье. - Пусть остается. Теперь уже нет секрета, есть только скандал для прессы. И разве старый еврей когда-нибудь оставался в долгу у советской журналистики?
Я с угрозой посмотрела на Тошкина: не станет же он устраивать семейную сцену "нет, пусть она уходит", когда решается вопрос жизни или смерти? Средний прокурорский чин с трудом совладал с желанием свернуть мне шею и злобно выдохнул : "работайте!"
Молчание, воцарившееся в кабинете, явно требовало моего вербального участия. Но лишенная следовательских полномочий, я просто не знала, что сказать. Для связки дружеской беседы не хватало водочки, песни о бронепоезде и телепрограммы об аэробике, которая очень сближает все слои населения. И я сказала: "Хорошая погода, не правда ли?" Мужчины дружно взглянули в окно, залитое непрозрачным мутным дождем и цинично фыркнули... Вторая козырная тема была посвящена проблеме "все мужчины сволочи", и в этом кабинете почему-то не казалась такой актуальной. Еще - можно было поговорить о животных, о детях, о налогах и предстоящих в следующем тысячелетии выборах, о размножении белых слонов путем клонирования коровьего стада. В принципе - о чем угодно, но молчание сгущалось уже искусственно и видимо было одним из приемов психологического давления, успешно опробированного в практике Дмитрия Савельевича. Сразу стало понятно, что женщины - убийцы попадали в этот кабинет редко. Нашего брата многозначительным молчанием можно довести до такого белого каления, что проделки Освальда покажутся сладким сном в летную недушную ночь. Когда мои мужья молчали, я лично всегда практиковалась в игре в дартс, используя вместо дротиков кухонные ножи, а вместо мишени - удивленную физиономию любимого...
- Будем говорить под протокол? - наконец осведомился Тошкин.
- Если можно, то повременим, - Чаплинский поправил несуществующие волосы и одобрительно кивнул головой.
- Вы нуждаетесь в нашем содействии, если я вас правильно понял, Дмитрий Савельевич лениво глянул в мою сторону и убедившись в том, что сказать мне нечего, продолжил. - Что означает ваша явка с повинной? Видите ли, дело приняло слишком серьезный оборот... Есть смысл приглашать представителя вашего посольства.
- Нет, и зачем эти официальные глупости, - Наум Леонидович широко и виновато улыбнулся. - Я приехал сюда за сыном. Сначала это были только мои трудности, теперь они стали нашими общими.
Если бы подбородок Димочки Тошкина был чуть помассивнее, то у него во - первых было бы меньше проблем с женщинами, а во-вторых , нижняя челюсть уже минуты две покоилась бы на крышке стола. Впрочем, и с наличиствующими физиогномическими данными он выглядел довольно глупо. А я была просто в шоке. Неужели меня этот странный Нема выбрал в качестве будущей матери своего ребенка?
Кстати, надо было спросить и мое собственное мнение - я лично предпочитаю девочек, то бишь - дочек. Но причем здесь Тошкин - он же мне не муж, и просить у него разрешения, а тем более содействия для нашего соития - это что-то слишком цивилизованное для моих отсталых провинциальных мозгов.
- Вопросы усыновления решаются органами социального обеспечения и здравоохранения, мы не имеем к этому никакого отношения, - Тошкин расстался с гримасой идиота и приготовился к нападению. Его, бездетного, трудно было расслабить розовой сказочкой о любви к младенцам. - Давайте лучше поговорим о вашем алиби на момент покушения...
- Я приехал за реально существующим сыном. Взрослым, умным и красивым. - Наум приосанился и гордо поглядел в мою сторону. Все было как в том анекдоте: "У Рабиновичей родился ребенок: большой умница, просто гений, а ещё музыкант, красавец и полиглот. Жалко, что мертвенький". Неужели у Танечка - лаборантка сделала операцию по смене пола? Хорошо все-таки, что я дала обет молчания, сейчас бы напорола такой чуши, что бедный Тошкин задохнулся бы от икоты...
- Я очень болен. Точнее - я смертельно болен. Там, дома у меня есть Галит, но нет детей. Разводиться с ней всегда было бессмысленно - брак по любви и по расчету, мы во всем устраивали друг друга. Здесь у меня есть сын. От самой большой любви, которая бывает только в юности. Танечка родила его, когда я сидел в тюрьме. Забирать его в эмиграцию под колпаком КГБ... я не видел в этом смысла. Потом - карьера, деньги, другая жизнь. А теперь я умираю и хочу оставить мальчику то, что имею. Галит не возражает. Рак дает пропуск для многих безумств.
Всплакнуть что ли? С Тошкиным на брудершафт? Или сионизм не признает слез, пролитых всуе? Что-то жалко нам Чаплинского, но статья получится закачаешься. Особенно, если дать её с продолжением, фотографиями и интимными художественными подробностями.
- Поздравляю, - сухо бросил Тошкин и потянулся за ручкой. - Давайте все-таки определимся с вашим алиби, а тогда и поговорим по - душам.
