Роун ни за что на свете не признался бы никому – даже отцу, с которым у него были отличные отношения, даже себе самому, – что его все больше пугает приближающаяся церемония инициации, в ходе которой выяснится, есть ли у него способности к магии. Страх он предпочитал маскировать бравадой, злостью, равнодушием – чем угодно. И еще – ему все больше нравилось быть в одиночестве или среди тех, кому было все равно, кто он на самом деле. И если бы не понимание, что он ужасно огорчит маму с папой, Роун бы наверняка ушел в далекий поход с группой охотников или разведчиков. Но приходилось терпеть.
Дойдя до перекрестка, он остановился и задумался, куда идти дальше. На улицах почти никого не осталось, только редкие прохожие да стражники. В окнах трактиров горел свет, но в большинстве домов уже спали. К друзьям заходить не хотелось.
Роун вздохнул и опустился на землю прямо там, где стоял. Прислонился к стене, закрыл глаза. Холода он не чувствовал: напитанный огненной магией перстень, полученный от матери, позволял не беспокоиться о таких вещах.
– Вот и все, на что способен принц Вангейта, – проговорил он негромко. – Носить с собой артефакты мамы, но самому не уметь даже спичку зажечь. Да уж, наследник из тебя так себе…
– Шел бы ты домой, маменькин сынок, – раздался вдруг рядом презрительный голос. Роун вздрогнул, обернулся – и встретился взглядом с недавним противником. Тот стоял по ту сторону решетки, скрестив руки на груди, и выглядел так, словно находится в тронном зале дворца. Роун только сейчас понял, что остановился у тюрьмы. А еще – что окно камеры открыто, на улице очень холодно и ветрено, но заключенный, кажется, даже не замечает этого.
– Тебе что, совсем не холодно? – вырвалось у него. Южанин раздражающе усмехнулся:
– Нет. А тебе, маленький принц?
– Не твоего ума дело, – грубо откликнулся Роун и снова прислонился к стене.
Разговаривать с заключенным, пусть даже с позиции победителя, не позволяла задетая гордость; уйти – любопытство. Роун боролся с собой, когда обидчик снова подал голос:
– Правду говорят, что у тебя Дара нет?
Роун пробурчал ругательство. Заключенный только хохотнул и взялся руками за прутья решетки. Роун снова поразился: мороз крепчал, а у парня не было ни перчаток, ни теплой куртки, но холод был ему не страшен. Согревающий артефакт? Так стражники должны были отобрать любой предмет с магической аурой. Значит, надо их проведать и сделать выговор за нарушение порядка.
Однако южанин все не успокаивался:
– И по городу ты бродишь потому, что потерял надежду стать королем?
– Нет! – рявкнул Роун – и тут же пожалел, что не сдержался. Ухмылка южанина была столь пакостной, что Роуну захотелось снова врезать ему. Но не драться же с заключенным? Это было бы ниже достоинства короля… возможного короля.
– Хочешь, чтобы я поверил, что ты не трусишь? – спросил заключенный таким мирным тоном, словно они находились на светском рауте. Роун раздраженно фыркнул, размышляя над ответом. – Тогда предлагаю спор.
– К чему бы мне соглашаться? – ядовито поинтересовался Роун. Южанин быстро и почти добродушно улыбнулся, и эта неожиданная улыбка удивила Роуна:
– Ну, а почему тогда ты полез со мной драться? Разве не доказывая свою правоту?
– Просто захотелось тебе навалять, – буркнул Роун, не глядя на него.
– Причина, достойная драки.
– Ну все, с меня довольно! – зарычал Роун, вскочил на ноги и бросился на поиски стражи. То ли чтобы дать им нагоняй по поводу артефакта у заключенного, то ли чтобы действительно навалять ему.
Странное дело, но стражи он не нашел. Никого у входа в тюрьму, в коридорах или комнатах – словно бы все разом куда-то ушли. Роун шел дальше и хмурился. Куда могли уйти все? Неужели что-то случилось? Нет, вон висит на стене магическая карта, на которой показывается состояние каждого стражника, и судя по ней, все живы и здоровы. Вот только куда-то пропали.
– Странно все это, – проговорил Роун, размышляя, стоит ли послать весточку командованию, или сначала поискать ответы самому. В камерах спали заключенные; кое-кто смотрел на незваного гостя с затаенной злобой и не отвечал на вопросы.
В конце концов Роун дошел до камеры, в которой стоял южанин. Тот заинтересованно приподнял бровь:
– Все-таки решился?
– Куда все подевались? – спросил Роун. Южанин пожал плечами, и в этом движении сквозило равнодушие:
– Понятия не имею. Нет привычки следить за кем-то.
– Голубая кровь, да? – злобно буркнул Роун. – Ты не мог совсем ничего не видеть. Куда все делись?
– Откроешь дверь? – буднично поинтересовался южанин. Роун мотнул головой:
– Еще чего. Так где?..
– Утомительный ты, – разочарованно протянул заключенный и отвернулся к окну. Роун скрипнул зубами. – Сидеть в этой камере мне неохота, но видишь ли – я не могу выбраться без вреда…
– Вижу, и мне это нравится.
– Глупый мальчишка, – с презрительной жалостью сказал южанин. – Ты даже не знаешь, кто я такой.
– Обнаглевший южанин, которому стоит пару-тройку месяцев посидеть тут и успокоиться.
– Жаль, но у меня нет столько времени. У меня его вообще почти нет.
Последние слова заключенный почти прошептал. Роун изо всех сил постарался не выдать любопытства.
– Заключим соглашение, – решительно заявил южанин, делая шаг к решетке и протягивая руку. Взгляд у него был прямой и ясный. – Выпусти меня, и я не стану оскорблять твое королевство.
Роун насмешливо фыркнул:
– А извиняться не собираешься?
– Я никогда и ни у кого не прошу прощения, – отчеканил южанин, лицо которого закаменело. Роун подал плечами:
– Ну, как хочешь. Посиди, подумай над своим поведением, а я пойду.
Он почти дошел до поворота коридора, как донесся негромкий голос заключенного:
– Если я не попаду за реку в течение часа, то Вангейту не поздоровится. И это будет на твоей совести, юный принц.
Роун медленно обернулся, вскипая. Южанин выглядел холодным, но что-то побудило Роуна спросить:
– Что случится, если ты не сможешь?
– Магия выйдет из русла, – почти рассеянным тоном отозвался заключенный. Роун недоверчиво прищурился:
– Какая магия?
– Моя магия, дурень! – вспылил южанин. Он вытянул руку вперед. – Знаешь же, что в этой камере нельзя колдовать? – Роун кивнул. – Ну так смотри!
Над его ладонью вспыхнул огонек, затанцевал, заставив Роуна приоткрыть рот от изумления – и зависти. Потом пришло осознание: южанин запросто пользуется магией там, где ее блокируют стены!
– Что… да кто ты такой? – Роун выхватил кинжал. Южанин погасил огонь, горько рассмеялся:
– Теперь понимаешь? Только Пустошь может погасить этот огонь.
Роун колебался только несколько секунд, прежде чем подойти к двери. Протянул руку:
– Соглашение. Ты уходишь, куда тебе угодно – и не причиняешь вреда городу и королевству.
Южанин пожал протянутую руку. Пальцы у него были горячие и тонкие. Роун только сейчас осознал, что парень одного с ним возраста.
– Мне нужно только перебраться за реку.
– Так чего торчал в трактире? – съязвил Роун, открывая дверь. Южанин помолчал, потом серьезно ответил:
– Великая река не пускает чужаков в Пустошь днем.
Роун кивнул, идя следом за бывшим заключенным к выходу. Потом нахмурился:
– И все-таки – где охрана?
– Странно, что ты, северянин, не чувствуешь, когда Пустошь зовет, – невпопад ответил южанин. Роун недоуменно уставился ему в спину:
– А ты, значит, чувствуешь?
– Она зовет меня, – рассеянно сказал заключенный, выходя на улицу. Ветер тут же швырнул ему в лицо горсть снега, но снежинки сразу растаяли. Южанин нетерпеливо вытер мокрое лицо, посмотрел на Роуна:
– Ты со мной?
– Что? – изумился принц. Мысль о том, чтобы идти в Пустошь с человеком, который, видите ли, «чувствует» Пустошь, оскорбляет Вангейт и управляет магией огня, не приходила ему в голову. Однако потребовалось меньше минуты, чтобы Роун прикинул все плюсы и минус данной затеи. И когда на первый план вышло непобедимое желание доказать всем, что он может стать правителем даже без Дара, Роун не думая выпалил: