Его распирало рассказать всё Майке, но… нельзя! Рано. «Ей расскажу обо всём в Венеции. Сюрпризец на Новый год!» – думал Лев. Он ещё не знал, что новая волна (и ещё большая!) эмоций от неожиданных подарков Судьбы накроет его вечером. Вот тебе и подарки волхвов Младенцу Христу! Ведь Праздник Рождества! Рождественские дни!

Вечером того же дня Ирин выходил из своих «Аллей» и «Аркад» и раздумывал: пойти ли ему в свою уютную гостиницу на тихой средневековой улочке в историческом центре города или отправиться побродить по парку с красивым названием «Сады Маргариты»? Покопаться в Интернете по следам Винченцо или отдохнуть? Он ещё в университете отправил Майе запрос по поводу аутентичности «почерка» на тех фотографиях, что он переснял с бумаг Марко. Она, умница, непременно быстро «поднимет» их обширные связи и ответ даст завтра до обеда. И расспрашивать не станет – обычная работа. «В Интернет я загляну перед сном, а сейчас… сейчас я пойду в парк и буду представлять себя всемогущим помолодевшим Фаустом, соблазняющим юную Маргариту!»

Однако со сладостными намерениями придётся повременить, дорогой Лев Антонович! К тебе пришли «волхвы»!

«Волхвов» на самом деле было немного. Один. В образе очень пожилого человека благородной наружности, но с каким-то благодушным, даже плаксивым выражением лица. Что делать – старичок. Представился:

– Пасхин Вольдемар Генрихович, немец русского происхождения, барон, проживаю сейчас в Дрездене, по роду занятий (в прошлом, конечно же) – театральный деятель. А вы – Ирин Лев, ловкий, опытный и удачливый… поисковик.

Обменялись приветствиями и рукопожатиями. Рука барона худая, жилистая, вялая, вся в коричневых пятнах возраста. Бесцветные холодные глаза, веки и щёки очень морщинистые, испещрённые венозной сеточкой-паутинкой. «Лексикончик… “Поисковик”. Хм…» – чуть раздражилась амбиция археолога-антиквара-коллекционера.

– Вам, молодой человек, вряд ли доподлинно известно о тех некоторых «шалостях», которые допускали великие князья и даже императоры в отношениях со своими фрейлинами.

– Почему же? …Допускаю… – Спесь и гонор ещё не «отпускали» Ирина.

– Нет-нет! Большая часть – наговоры и сплетни! Но… но я – живой отголосок одной такой пикантной истории, случившейся между императором Николаем Первым и его фрейлиной Варварой Аркадьевной Нелидовой. – Барон приосанился. На дряблых щеках проступила печать помазанничества.

Они пошли несколько метров. Было очевидно, что богоизбраннику трудно идти – его трость с тяжёлым круглым набалдашником не может стабилизировать всего дисбаланса в стариковских уставших суставах.

– Давайте присядем. Выпьем по рюмочке лимончелло или кофе – предложил Вольдемар Генрихович.

Они присели в кафешке неподалёку от церкви Святого Джакомо. От взгляда Льва не укрылся факт, как ловко Пасхин придвинул массивный стул, как легко маневрирует тяжёлой тростью. «Руки, однако, крепкие. Вон, не трясутся ничуть! Руку пожал мне вяло, обозначая, видимо, разницу в сословиях. Чего он хочет?» – подумал Ирин и решил сам позадавать наводящие вопросы, опасаясь возможного пространного монолога, свойственного любителям старины.

– Варвара Аркадьевна Нелидова… э-э… – та самая «тишайшая фрейлина»… э-э… «таинственная Нелидова?»

– Нет-нет, мой друг! Не совсем. Вы смешали… «Таинственная Нелидова» – это Екатерина Ивановна Нелидова. О! Мистическая натура и влиятельная подруга Павла Первого! – Барон, причмокивая, отпил рюмочку, в глазах его закачались волны аквамарина. – Да-с! Отец Варвары Аркадьевны – младший брат Екатерины Ивановны, т.е. Варвара «тишайшая» – одна из племянниц Екатерины. Небезынтересно для дальнейших ваших следственных потуг… – Он, отставив мизинец, направил брускетту в рот, – …помнить, что любимой-то племянницей, да ещё и воспитанницей была княгиня Трубецкая.

– Простите, всё это очень увлекательно, но почему «моих», почему «следственных потуг»?

– Ах я – старый олух! Извините, Лев Антонович! Забыл уточнить в самом начале, что мой предок – Алексей Андреевич Пасхин, тоже барон, внебрачный сын Варвары и Николая Первого.

Лицо бастарда теперь казалось не старческим, а… каменным ликом аскета, паломника, пилигрима. Глаза этого «странствующего богомольца» театрально воздалось к небу, в них заиграли блики лунного камня.

Ирин не на шутку «напрягся». Опять «небывальщина»?! Подарок его Величества Случая?! Второй за один этот необычный день! Судьбоносный день… Такие дни одарённые натуры чуют. Чуял и он!

– Вы, я вижу, немного удивлены сиим обстоятельством. Да-с. Я всё смогу доказать. Позже. Пока послушайте… Ах да: почему «следственных»… Ну так вы же «искатель»! Я… я по-русски редко разговариваю – может, чего неверно трактую, по старинке… Да и пьесы я ставил старых русских: Чехова, Островского… О деле, о деле… Николай любил свою жену Александру Фёдоровну и тайно (потому у историков и нет точных свидетельств) отправил Варвару и маленького сыночка Алексея пожить в Германию, в Дрезден. Да, много, много воды утекло, илу нанесло… Варвара Аркадьевна, ни на что не надеясь, посвятила Николаю Павловичу всю жизнь… ни богатств, ни почестей. Тишайшая. Красива и умна, скромна и полна достоинства! Есть ли у вас в России сейчас такие женщины? Нет! Такого служения нет!

Лев заметил, что безобидного Вольдемара сразу привела в брезгливое раздражение сама мысль о современной России. Жаль! Но вот снова выражение лица умилительно-идиотское.

– Хе-хе! Но умела… умела моя прапрабабка управлять суровым Николашей! Всё тактично, всё покорно… её чуть нагнёшь – она и прогибается… хе-хе! Прогнётся, голубушка, и подберёт… подарочки… Деньги были, немалые! И сейчас есть! – Его глаза с красноватыми веками, слезящиеся, стали «востренькими». – И документы мои, что вас непременнейшим образом заинтересуют, дороги! Ох, дороги!

– Да что за документики-то? – Нетерпение от уставшей к вечеру нервной системы Льва неприятно проявилось.

– Секундочку! Ишь! Я могу что-нибудь забыть… упустить. Да, вот. Тёща отца, Аркадия Ивановича, – внебрачная дочь Григория Орлова и Екатерины Второй. Это также важно. Вот-вот! Умирая, Екатерина Нелидова отдала бумаги свои Елизавете Трубецкой. Я уже говорил: любила её. А её, Катерину, душевно и духовно любил и ценил Павел. Доверялся ей. Более чем другим. Ну, по крайней мере до появления в его жизни Анны Лопухиной. Павел Петрович знал о заговоре, предчувствовал переворот и свою смерть. Я не смогу точно передать все перипетии жизни Алексея Андреевича и как бумаги из тайника Павла и его бабки Елизаветы Петровны (не все – часть малая!) попали к Екатерине Нелидовой, затем к Елизавете Трубецкой, и потом… потом… Мне их отдал мой отец!

– Это же великолепно! Это – Находка! Ну и продайте бумаги в Россию! – Лев Антонович выразительно перемешал удивление, восторг, мнимое простодушие и осторожность. А в душе бил колокол: «Тайник! Тайник! Тайна!»

– Накося! – Барон посуровел, костяшки пальцев побелели. – Во-первых, ваши историки и ваши власти не хотят вернуть оболганного Павла России, не хотят дщери Петра поставить достойного памятника; во-вторых, кровь лилась и лилась, и кого интересуют настоящие… портреты Распутина, Столыпина и тысяч других; в-третьих, эта ваша советская лживая мифология – и тогдашняя, и сегодняшняя, подукрашенная «фальшивой демократизацией»! Бросьте!

Льву очень не понравились такие нападки со стороны иностранца. Стороннего! Не пережившего изнутри! Не понимающего всей глубины, противоречивости советского периода. «Вот отец, скончавшийся год назад, как и миллионы других, видел в советских мифах стремление к идеалам, силу свежего ветра, свет далёких звёзд… Но… чертовская несовместимость целей и средств… Да и вообще…»

– У вас всё? – зло спросил Ирин.

– Бросьте! Бросьте обижаться! Вы же умный человек. Они пытаются «надуть» сейчас весь белый свет! Выкуси! И вы…? – Вольдемар Генрихович вдруг осёкся и внимательно посмотрел на собеседника. – Вы что? Если вы с моей помощью найдёте тайник – отдадите его властям? За здорово живёшь? За гроши? Сглупа? Не идиот же вы!