– Мужики! Вы всё? – заглянула в избу Людмила. – Есть пошли. Уже три раза всё остыло.

– И то, правда, – отозвался Егор. – Жрать хочетсяяя!

Мужчины встали и вышли.

3.

В бане было тепло и пахло едой и вениками. В нескольких половицах зияли дыры, прогрызенные крысами. На пологе расстелили белый мешок из-под сахара и устроили целую поляну: соленья, пироги и пельмени. Три скамейки расставили по бане так, чтобы каждый мог подойти к яствам. Дети уже наелись и играли на полу.

– Марин, а дай бутылочку. Ты же прятала. Знаю, где-то в бане лежит, – Егор жалобно посмотрел на жену. Она встала, достала из-за печи бутылку самогона и подала мужу.

– Смотри, только в честь праздника.

Самогон налили в литровый ковш, которым Марина обычно черпала кипяток.

– Ну, за успешный исход дела! – сказал Егор, отхлебнул и передал свою чашу Сергею. Сергей зачем-то левой рукой перекрестил самогон, отхлебнул и передал Людмиле.

– Закусывай, закусывай! – торопила Марина. Все дружно навалились на еду, повеселели, глаза стали добрые и посоловевшие. Через пять минут в бане зазвучал «Интернационал».

– Вставай, проклятьем заклеймённый,

Весь мир голодных и рабов! – пел Егор. К его баритону подключился бас Сергея.

– Кипит наш разум возмущённый

И в смертный бой вести готов.

Дальше уже и женщины не стерпели и продолжали вместе с мужьями:

– Весь мир насилья мы разрушим

До основанья, а затем

Мы наш, мы новый мир построим,

Кто был ничем, тот станет всем! – дружно пели собравшиеся.

– Вот, Егор, хорошо вам, – прервался Сергей, – сидите в деревне не видите, что в стране творится. Вот это вот – «кто был никем, тот станет всем» – задолбался смотреть! Всякий третий безмозглый урод, двоечник, новым русским становится, «Жигуль» покупает.

– А тебе-то что, Серёг, завидно? – откусывая огурец, подзадорил гостя Расторгуев. Сергей отхлебнул из ковша, занюхал рукавом и сквозь слёзы продолжил.

– Я, Егор, честный работяга. Ты знаешь. Двадцать лет на одном заводе, пока его эти суки не распродали. Мне за державу обидно, Родину дербанят! – женщины переглянулись и, точно по команде, затянули:

– С чего начинается Родина?

С картинки в твоём букваре.

С хороших и верных товарищей,

Живущих в соседнем дворе…, – мужчины тоже подключились и дружно подвывали. Не всегда к месту, но всегда старательно. На колени залезли дети и тоже запели. Каждый из этого кружка чувствовал себя подпольщиком, надеясь, что однажды коммунизм победит и всё, что с ними происходило, приобретёт особый смысл. Под потолком качалась паутина. В печке трещали дрова. Из тёмных углов выглядывали длинноногие поганки, которым в бане было и тепло, и влажно.

декабрь 2017 г.

1.

Максим не отрывал глаз от дороги. Каждый шаг давался с трудом. Прошлогодняя трава спутывала ноги, а грязь скользила и хлюпала. Это летом здесь сухо и можно рассматривать синие и туманные дали. В мае путь до Велесова хутора осилит лишь тот, кому это действительно нужно. Максиму – четырнадцать. И ему нужно. Их корова пропала два дня назад. После безрезультатных поисков родители решили, что найти её может только колдун с болот. В одиночку на хутор не пройдёшь: нужно знать заповедные тропы. Вот и Максима отправили с тёткой Агрофеной. Эта красивая сорокалетняя вдова часто бывала у Петра Ивановича. То погадать сходит, то по доброте душевной продуктов ему отнесёт. Говорили, что упрашивала старика передать ей дар, только он баб в ученицы не брал. Дескать, тяжесть его знаний достойно вынесет только мужчина.

Ветер шумел клейкой молодой листвой. Щебетали иволга и певчий дрозд, а в чаще леса между молодых берёз перекликались зяблики. Под старой коренастой сосной тётка Агрофена предложила отдохнуть. Максим заметил, что это место не однажды использовали для привала: к осиновым пням была приколочена ива, образуя что-то вроде скамейки. В траве под берёзой он увидел скомканную пачку из-под «Беломора» и битые бутылки.

Путники сели и поставили в ногах корзинки с подарками.

– А, расскажи мне про колдуна? – начал Максим. – Какой он?

– Какой…, – Агрофена задумалась. – Он другой. Таких людей давно не стало. – Максим пожал плечами.

– Ну, представь, что на землю нашу напал враг. Что ты сделаешь?

– Чё думать-то? Возьму автомат и пойду воевать, – Агрофена улыбнулась.

– Вот. А Пётр Иванович такие слова знает, которые могут страх нагнать на любого врага и оружие не потребуется. И не то что воевать, они к нашим границам даже не приблизятся, – женщина подняла лицо к солнцу и от удовольствия прикрыла глаза. Ветер обдувал пряди волос, выпавшие из-под платка. По фуфайке ползла божья коровка.

– Что-то сказки какие-то…, – Максим недоверчиво посмотрел на Агрофену. Она открыла глаза и с раздражением в голосе спросила.

– Вот видишь. Ты не веришь. А раньше в этом никто не сомневался, и потому это работало.

– Ну, допустим. А как он видит про людей всё?

– Это совсем просто. Сам поймёшь. А, если не поймёшь, я тебе на обратной дороге расскажу. Только смотри за ним внимательнее, – Максим вошёл в азарт.

– И что, он всё знает?

– Всё.

– И обмануть его нельзя?

– Ещё никому это не удавалось.

Агрофена вынула из корзинки банку с водой, отпила. Предложила Максиму, но он отказался. Очень ему захотелось колдуна провести. Быть такого не может, чтобы старик всё про всех знал. Под предлогом, что ему надо отлить, Максим забежал за сосну и во мху под корягой спрятал десяток яиц. Он решил, что для старого колдуна много двадцать штук, и на обратной дороге он их прихватит. Если же Пётр Иванович каким-то волшебным образом про это прознает – в чём Максим сильно сомневался – то не такой уж это и грех.

Остаток дороги тётка Агрофена с жаром рассказывала про чудеса лесного колдуна, и Максим уже не сомневался: каждое её слово – чистый вымысел.

2.

Дом Петра Ивановича возник внезапно, точно выскочил из-под земли. Всё ёлки, да берёзы, берёзы, да ёлки. И вдруг на пригорке за плотной стеной деревьев появилась поляна с лесной избёнкой. У неё, как в сказке, даже курьи ножки имелись: жилые ярусы находились на семиметровых металлических сваях. Назначение конструкции для Максима осталось тайной: то ли весной вода заливала поляну, то ли от грызунов. Колдун перед избой сидел на солнцепёке и рубанком сглаживал бока новенькой лодки. Это был коренастый мужик лет шестидесяти. Выглядел он совершенно заурядно, если не считать густой седой бороды и разноцветных глаз – один серый, а другой зелёный. Из-под фуфайки торчала клетчатая рубаха. Рабочие тёмно-синие брюки, какие носили мужики с фермы, и обычные резиновые сапоги. В них, уткнувшись носом, спала молодая красивая лайка. Она попыталась вскочить и принять гостей, как это у собак положено, но дед прикрикнул на неё. Псина послушно положила голову на лапы и хитро сощурила глаза, как бы намекая, что следит за пришедшими и расслабляться нельзя.

«Интересно, – подумал Максим, – куда ему лодка? Здесь же до реки километров пять. Или есть другая река? Ладно, потом спрошу». Старик даже не взглянул на Максима. Недолго обсудили с Агрофеной деревенские новости, потом ушли в избу.

– Подожди здесь, – сказал колдун. – Мы недолго.

Максим обошёл всю поляну. За избой он нашёл кострище, выложенное камнями и черепа животных, на кольях. Похоже, что коровьи, поскольку торчали рога солидной длинны. На берегу маленького пруда лежали белые кости, напоминающие человеческие. Всё было странным, но не пугающим. Максим сел на скамейку под ракитовым кустом и стал слушать птиц. Слева, в лесу, точно суетливая баба, причитала кукушка. Справа, с болота, слышался нервный стук чёрного дятла. Шелестели сухие травы. По ним перелетали бабочки-крапивницы. Очень скоро парень погрузился в сон, но минут через двадцать его разбудили шаги тётки Агрофены.